А когда король Карл приказал герцогу пристроиться к своему кортежу, он тем самым дал ему дополнительное время на обдумывание и сам направил к выполнению плана.

Дорога, по которой передвигался королевский кортеж, была со всех сторон оцеплена солдатами. Часовые стояли по два человека через каждые двадцать шагов по обе стороны и смотрели в стороны противоположные. Простых зрителей и участников турнира, не франков, стражники направляли на другие дороги, чтобы была возможность Карлу проехать в ставку спокойно и безопасно. Это все заранее продумал монсеньор Бернар, и воля королевского дяди наводила порядок там, где к порядку, казалось, не привыкли. Однако уже совсем недалеко от Песенного холма Карл, возглавляющий кавалькаду, вдруг свернул в сторону. Кроме него самого, да, разве что, герцога Трафальбрасса, никто не понял, зачем королю потребовалось выехать на многолюдную соседнюю дорогу и последние две сотни шагов добираться до своей ставки вместе с толпой. Трафальбрасс, ожидая этого поворота, удовлетворенно коротко улыбнулся. Все шло так, как он и предполагал.

Новая дорога оказалась полнолюдной. Толпа, однако, расступалась, пропуская короля. Пусть саксы и поддерживали в меле противников франков, но сам праздник пришелся им так по душе, что в большинстве своем люди приветствовали Карла радостными криками, некоторые снимали шапки и кланялись. Впрочем, королю показалось, что саксы и славяне кланяются не столько ему, сколько своим эделин-гам и князю Бравлину, которые ехали позади монарха. Однако он был достаточно умен, чтобы не заострять на этом внимание.

Перед последним поворотом, там, где была развилка двух дорог — к Песенному холму и к холму армейского лагеря, Карл остановился возле могучего вяза, на большой поперечной ветке которого висели трупы четверых данов. Никто не потрудился снять с них даже криво сидящие на головах рогатые шлемы. Одежда и внешний вид достаточно точно указывали на национальность.

— Герцог Трафальбрасс! — не слишком громко, но твердо позвал король.

Сигурд замыкал кавалькаду и, естественно, не услышал бы, не передай придворные его имя по цепочке. И он тут же дал коню шпоры, чтобы догнать Каролиига.

— Вот они, ваши люди… — хладнокровно показал Карл на повешенных. — Всех разбойников в моей земле ожидает такое же наказание. И именно такое слово я давал, приглашая жителей окрестных земель на турнир. Я обещал не преследовать никого из своих врагов, если они не совершат преступления во время праздника. Ваши люди, с вашего ведома или без оного, преступление совершили. И за это справедливо наказаны.

Герцог Трафальбрасс чуть толкнул пятками бока коня, выезжая вперед, и потянулся, чтобы плетью развернуть один из трупов и поправить на его голове шлем так, чтобы можно было рассмотреть лицо.

— Это не мои люди, Ваше Величество, — сказал он с улыбкой, повернувшись к королю.

— Как? — удивился Карл. — Но вы же сказали…

— Я сказал, что у меня пропало четыре человека. Но я не сказал, что именно их повесили. Я повторяю — это не мои люди. Это даже, возможно, и не даны, насколько я могу понять.

— Почему вы так думаете? — Карл явно растерялся.

— Потому что я узнал одного из них, — показал Сигурд плетью на того, которого рассматривал вблизи. — Этот человек норвег, находящийся на службе моего брата князя

Годослава. Остальные, вероятно, тоже, но я не знаю остальных, и потому не буду утверждать.

Последнюю фразу Сигурд хорошо обдумал. Сначала он хотел сказать, что знает всех как норвегов князя Годослава. Но потом сообразил, что Карл может в такое и не поверить. А герцог отлично знал человеческую психологию. Прямое обвинение обычно заставляет верить только наполовину, а косвенное порождает фантазии, и начинается интуитивный поиск доказательств. Вот тогда половинчатые подозрения становятся более весомыми, чем откровенные обвинения.

— Вы уверены в этом?

— Я не берусь утверждать с полной ответственностью. Но мне так кажется… Мне кажется, что я видел этого человека при дворе Годослава буквально на днях, когда приезжал туда вместе с посольством моего короля.

— Пусть так… Пусть так… Если мне будет известно что-то о ваших людях, я непременно сообщу вам, герцог. Хотя о каких-то иных происшествиях мне не докладывали. Кстати, вы живете в палаточном лагере… Что там слышно о появлении рыцаря-бретера?

— Эти сказки ходят при открытии каждого турнира, Ваше Величество. В прошлом году на турнире в Швеции, где я стал победителем, тоже ходили такие же слухи. Но если бретер и был, никто не смог опознать его.

— Вот как, вы думаете, что это сказки?

— Не сомневаюсь, Ваше Величество. Сам я ни разу бретера не видел. Если он кого-то и убивает, то убивает в равной борьбе. И потому его невозможно вычислить. Впрочем, именно из-за равной борьбы я и не вижу целесообразности в таком определении.

— Но он же берет за убийство деньги!

— Это уже дело чести, которое по плечу лишь королевской юриспруденции, но не воинскому пониманию. И все же я не верю ни в каких бретеров. Хотя, если говорить по правде, — последнюю фразу герцог придумал на ходу, чтобы некоторой прозвучавшей в ней доверительностью показать свою малую обеспокоенность свиданием с повешенными, и тем, косвенно, доказать свою правоту, — сам я весьма не хотел бы оказаться тем рыцарем, за смерть которого бретер взял деньги…

— Будем надеяться, что это в самом деле сказки…

Карл задумчиво повернул коня и, не пригласив Трафальбрасса следовать за собой, направился в сторону своего холма. Герцог же, пропустив мимо всю королевскую кавалькаду, следующую за монархом, скривился, еще раз подъехал к повешенным, внимательно всматриваясь в их искаженные удушьем лица, потом развернулся, зло стеганул коня и, едва не сшибая встречных людей, поскакал по обочине дороги к лагерю рыцарей около ристалища.

— Я приглашаю всех присутствующих разделить сегодня со мной скромный обед, — сказал король. — Но перед этим я попрошу аббата Алкуина и эделинга Аббио посетить меня для приватной беседы.

Карл зашел в свою палатку.

Через минуту дю Ратье откинул полог и позвал Аббио с Алкуином, разговаривавших друг с другом сразу за порогом. Король задумчиво сидел в кресле, вытянув ноги и постукивая плеткой по отворотам высоких сапог. Вошедших, казалось, и не заметил. Они тоже не поспешили напомнить о своем присутствии, не решаясь прервать ход королевской мысли. Наконец Карл поднял голову.

— Что вы, господа, обо всем этом думаете?

— О чем, Ваше Величество? — переспросил Алкуин.

— Я говорю о герцоге Трафальбрассе и об истории, которую он рассказал. Мне она кажется весьма правдоподобной. По крайней мере имеющей право на существование точно так же, как версия, предложенная мессиром Аббио.

— Простите, Ваше Величество, — сказал сам Аббио. — Я был слишком далеко, имел возможность наблюдать, как Сигурд что-то объясняет вашему величеству и показывает на своих людей. Но не имел возможности слышать, что он говорит.

— Надо было подъехать ближе, раз разговор этот напрямую касался тебя.

— Я так и хотел сделать, — поклонился Аббио. — Но упрямый эделинг Кнесслер побоялся, что я могу сорваться и устроить ссору в присутствии вашего величества, на что вы можете посмотреть неодобрительно. Он просто вцепился в повод моего коня, не пуская. В итоге я чуть было не поссорился с самим Кнесслером, хотя в душе осознаю, насколько он был прав. Я просто рвался вперед, чтобы сказать несколько слов Трафальбрассу, сопроводив эти слова хорошей оплеухой.

Карл только усмехнулся, но достаточно невесело, и пересказал, какие объяснения дал Сигурд.

— Что скажешь на это?

— Ничего не скажу, Ваше Величество, потому что просто не имею доказательств того или обратного. Я знаю по слухам, что много норвегов живет на острове Руян, который бодричи зовут Буяном. Есть несколько норвегов, если мне не изменяет память, в дружине князя-воеводы Дражко. Мы сталкивались с Дражко по одному спорному вопросу, и эти норвеги принимали участие в небольшом сражении, уровня сегодняшнего меле. Но в окружении Годослава норвегов я не видел, хотя не могу не заметить, что с Годославом я встречался слишком редко. Кроме того, мои люди, как говорят, издали ранее видели именно этих, повешенных, в окружении Зигфрида. Но вполне допускаю, что рогатые шлемы могли ввести их в заблуждение.