— Нет. Не слышал. Где, вы говорите, это?

— Это далеко на востоке. Когда ваш король совсем лишит нас возможности жить своей жизнью, мы переселимся туда.

— А там тоже много славянских племен? — искренне удивился Оливье.

— В несколько раз больше, чем в известной вам Европе. Но если в Европе мы враждуем друг с другом, и потому не можем дать совместный отпор вашему королю, то Бравлин Первый около века назад объединил всех славян от Балтики на севере до Червоного моря на юге, изгнав с исконных славянских земель и хозар и греков. К сожалению, государство это существовало только при жизни Бравлина. Потомки разделили его на множество мелких и, опять же, порой враждующих друг с другом.

— А кто мешает вам объединиться с соседями? Бравлин вздохнул откровенно и натурально.

— Амбиции. Мои мешают мне признать старшинство, скажем, того же Годослава. Я считаю себя, признаюсь честно и не без оснований, более способным к управлению и более опытным, нежели он. Его амбиции, как потомка династии бодричских князей, не позволяют ему признать мое старшинство, потому что когда-то мое княжество входило в большой и сильный союз бодричей и предки Годослава правили моими предками. Приобретая общее, каждый боится потерять личное. И так будет до тех пор, пока не появится личность достаточно великая, чтобы удовлетворить или усмирить всех. Как для германских племен — Карл Каролинг.

— Ну а почему бы вам не заключить союз хотя бы с Карлом? — простодушно спросил граф.

— А кто мешает вам принять веру в наших богов и жить по нашим законам? — в ответ спросил князь с улыбкой.

Оливье только рассмеялся над собственной бестактностью.

— Курице нравится насест, а утке болото… — добавил Бравлин.

— Я, признаюсь, удивлен, встретив в лице князя-правителя, князя-воина, весьма грамотного человека. Вы так много знаете, так рассказываете не только о своей истории, но даже об истории Греции… Я просто в растерянности…

— Граф, я слышал, что король Карл тоже отличается любовью к книгам. Вы этому не удивляетесь? Разница только в том, что я читаю сам, а ему читают другие…

Оливье не нашел, что ответить. Он не рискнул сказать, что считает своего монарха просвещенным человеком, как и все королевство франков, хотя сам не прочитал в своей жизни ни одной книги. А отношение к представителям соседних стран, к саксам или к славянам у всех франков было традиционно пренебрежительное, как к полудикарям. И вот, оказывается, эти полудикари гораздо грамотнее франкских графов! Они даже разговаривают по-гречески с сарацином. Но высказать открыто свои чувства — значит оскорбить князя…

Между тем они уже спустились с Песенного холма. Эделинги и сарацин остановились и оглянулись, поджидая отставших. До лагеря напрямую осталось пройти меньше тысячи шагов. Там, перед лагерем посторонних участников турнира, уже не было большого костра, освещающего окрестности, как большой костер освещал почти всю королевскую ставку, однако у палаток горело множество костров малых, и заблудиться было невозможно.

Местоположение шатра герцога Трафальбрасса они уже знали. Более того, посыльный рассказал Кнесслеру, что гер цог пользуется в нижнем лагере великой популярностью и чувствует себя там ничуть не хуже, чем король Карл среди своих подданных.

В самом деле, подойдя к громадному шатру, по площади занимающему место четырех обычных палаток, рыцари увидели множество воинов вокруг костра. Сам Трафальбрасс, большой и шумный, что-то громко говорил, размахивая руками, в каждой из которых держал по кожаной кружке с вином, и, громко хохоча над собственными словами, прихлебывая то из одной, то из другой кружки поочередно. Вся обстановка здесь напоминала обыкновенный бивуак идущей походом армии. Там не бывает места для церемоний, там рыцари своим поведением ничуть не отличались от обыкновенных солдат-простолюдинов.

— Добрый вечер, герцог, — первым поздоровался Кнесслер. — Мы пришли к вам с интересным предложением. Не могли бы вы уделить нам несколько минут.

— Какой вечер… Какой вечер… Уже давно ночь вокруг! — шумно поприветствовал их Сигурд. — Хотя я не могу сказать, что она не добрая. В такой-то компании добро повеселиться не грех. В такой компании любая ночь покажется доброй…

Он поставил на камень свои вместительные кружки.

— Прошу, господа рыцари, в мои временные апартаменты, если вы не желаете говорить здесь. Это, конечно, не мой дом, и тем не менее я имею право вас здесь приветствовать на правах хозяина.

И он оглядел пришедших цепким, холодным и недобрым, как сразу заметил Оливье, взглядом, хотя только еще несколько секунд назад глаза его улыбались и светились, старательно показывая удалую радость. И граф сразу подумал, что в прославленном датчанине лицедейства больше, чем рыцарства. От таких людей можно ждать удара в спину. Более того, они потом сумеют вывернуться, преподнести этот удар, как собственное геройство, и посмеяться над жертвой своего предательства, •— Чем могу быть полезен вам, милостивые государи? Или вы пришли занимать очередь на поединок со мной?

— Это мы успеем сделать в последний день турнира, — спокойно ответил разумный Кнесслер, тогда как Аббио, не отличающийся выдержкой, весь вспыхнул лицом. — Речь пойдет о втором дне, когда против сотни франкских воинов и двадцати рыцарей должны выступить сотня сакских и славянских воинов и двадцать посторонних рыцарей. Десять рыцарей привел с собой князь Бравлин, — поклон в сторону князя. — Остальных надо искать. Кроме того, всему отряду требуется предводитель.

— А вы сами не желаете участвовать в общей свалке?

— По условиям турнира, зачинщики не могут участвовать в меле, чтобы не пришлось кого-нибудь из них срочно заменять в последний день. Поэтому мы нуждаемся в вашей помощи.

— Ну что же, — герцог сделался пьяно-удовлетворенным и чуть высокомерным. — Я с удовольствием выполню эту миссию. В общей драке я собирался участвовать так и так, чтобы проучить этих франков…

— За что? — коротко и сухо спросил Оливье.

— А вы кто такой? Почему я не знаю вас? — спросил Сигурд.

— Это граф Оливье, тот рыцарь, по поводу возвращения из плена которого и устраивается этот турнир.

— Ах, вот как… Извините, граф. Я рад познакомиться с вами, — но руку для рукопожатия герцог не протянул, ожидая, видимо, вполне справедливо, что Оливье сам откажется от рукопожатия, поскольку, как только вошел в палатку, сразу убрал руки за спину, чтобы ни к чему не прикасаться. Тогда неминуема была бы ссора, а ссориться с маршалом турнира Сигурд раньше времени не хотел. — Если вы здесь, я скажу вам то, что с удовольствием высказал бы вашему королю, имей он терпение меня выслушать. Я — представитель датского королевского дома Скьелдунгов. Не самый последний, кстати, представитель. И король Карл обошелся со мной, как с грязным мальчишкой-побирушкой, которым брезгуют. Неужели он думает, что я поверил всем тем надуманным доводам, что он привел, чтобы не допустить меня в состав зачинщиков? Не поверил… Правильно я сделал? — напрямую обратился герцог к графу.

— Правильно, — предельно сухо и твердо подтвердил Оливье. — Вы не понравились королю, впрочем, как и мне тоже. Карл посчитал, что вы не тот человек, который должен стоять под его знаменем. Это право короля! Право же этих господ, — Оливье поклонился в сторону рыцарей, которые привели его в палатку Сигурда, — предложить вам выступать на их стороне против Карла и франкского войска. Вот меле и покажет, на что вы способны.

— Ах, вот, значит, как… И вам я, стало быть, не понравился… Понятно, что франкам не может нравиться датский воин, способный объяснить на простом примере расстановку сил в Европе. И я объясню, обещаю вам. Я буду драться только боевым оружием, и пусть Карл знает, что многих рыцарей он лишится только потому, что я ему не понравился. И вам тоже…

Сигурд захохотал.

— Турнир большой, — сказал Оливье. — Перед вами обширный выбор противников. И ни к чему бахвалиться до того, как вы покажете себя в деле.