— А откуда ты знаешь, что он кого-то ищет?

— А что ему еще здесь делать? Да еще переодевшись. В этом углу эсты живут, никудышные пьяницы. Не умеют пить, совсем не пьянеют, потому что тупые, и думают сильно медленно, не понимая, что уже много выпили… А тогда зачем вообще пить и деньги переводить…

— Про эстов ты мне еще вчера говорил. А сегодня…

— А сегодня ярл Райнульд ищет, должно, того эста, который его сына и племянника захватил… Того рыжебородого викинга…

Ставр усмехнулся.

— Это я и сам знаю. А почему он переоделся?

— Потому, должно, что не желает показать, кого он ищет. Не гоже ярлу лично рабов покупать. А скажет, что это племянник, так ему такую цену заломят, что о-го-го…

Ставр думал недолго, перебирая узловатыми пальцами привязанные к посоху обереги.

— Должно быть, ты частично прав.

— Почему только частично? — оскорбился Барабаш. — Во всем я прав…

— Потому что переоделся ярл Райнульд, думаю, по иной причине. Денег ему не жалко, и он не самый нищий человек в своей стране. Каждую весну по восемь — десять драк-каров в поход снаряжает. Он просто не желает, чтобы кто-то еще начал отыскивать маленького Олафа. А желающих найдется немало. Герцог Трафальбрасс и турнир бы забросил, и подлости всем другим перестал бы чинить, только чтобы принца заполучить. Молодец ты у меня, Барабаш, что вчера вечером поторопился и купил мальчика с братом и воспитателем!

— Я!? — удивился стрелец.

— Ну, не я же… Откуда у меня такие деньги… Князь Годослав не забудет твоей услуги! Отойдем-ка в сторонку — с чужих глаз долой. Они возвращаются.

Барабаш и сам уже увидел, что ярл Райнульд Трюгвас-сен возвращается вместе с рыжебородым эстом-викингом.

И, даже не слыша характерного звона, почему-то остался уверен, что серебро из карманов одного перекочевало в карманы другого, потому что эст заметно спешил, хотя и шествовал важно, уверенной поступью вечного моряка, презирающего землю под своими ногами только за то, что она не качается, как палуба на корме драккара[37].

Ставр, памятуя свою приметную внешность, согнулся, присев за углом с показным желанием отдохнуть от бродячей жизни, чтобы не привлечь внимание эста. Барабаш же вспомнил, что на него викинг внимания вчера почти не обращал, и не слишком боялся, что его узнают. На берфруа эст тоже не попал, потому что приплыл после окончания состязаний стрельцов. Но на всякий случай встал к прохожим спиной, словно разговаривал с сидящим на корточках Ставром.

— Теперь вот следить за ними… — Барабаш все же не обошелся без вздоха, предчувствуя дело, которым им предстоит заняться. — Бегай в поте лица…

— Нет, следить мы не будем.

— Потеряются. Я эстам не верю… Они глупые, пить не умеют…

Не вникнув в стрельцовскую логику, Ставр позволил себе не согласиться.

— Никуда они не денутся. Они сейчас наверняка пошли к дому грека-работорговца. А мы туда подойдем чуть позже, чтобы убедиться в своей правоте.

— И ничего не узнаем, — прокомментировал Барабаш.

— Все узнаем. А издали да через забор наблюдать за разговором я тоже смысла не вижу. Важнее другое. Грек был на состязании — потому сразу и потребовал с тебя приз.

И теперь обязательно расскажет Райнульду, кто купил его сына и племянника. Да и меня вслед за эстом подробно обрисует. Не подвел бы вот слуга…

— А ты думаешь, у Райнульда денег нет, чтобы со мной расплатиться? Ты же говорил вроде…

— Денег у него хватит, чтобы с тобой десять раз расплатиться. Только он захочет сына и племянника получить прямо сейчас, сразу. И не от князя Годослава, а от нас.

— Ну и что? Чем это плохо? Он будет нам благодарен.

— Благодарность Райнульда Трюгвассена для меня и для тебя — осенний прошлогодний туман. Как дым улетучится, а толку от нее не будет. Частный вопрос, запомни, всегда есть не больше, чем частный вопрос. А если эта благодарность будет адресована князю Годославу, вопрос из частного перерастает в государственный. Пойдем… Надолго и нам не след от них отставать.

Город, как и день назад, мешал передвигаться в нужном направлении. Беспорядочность движения толпы создавала на узких кривых улочках человеческие водовороты. Стоило попасть в любой из них, и он обязательно выносил тебя куда-нибудь к постоялому двору, к трактиру или просто к стоящим на улице бочкам с пивом или вином. Барабаш несколько раз пытался затормозить возле подобных мест, куда их раз за разом выносило. Но тут же замечал, что Ставр уже далеко, и стремительно удаляется, и старался догнать волхва, не успев утолить жажду. Несмотря на высокий рост, потерять человека в такой толкотне — пара пустяков.

На этот раз Ставр повел стрельца другой дорогой, более, длинной, хотя город сам по себе был настолько невелик, что более длинная дорога все равно не могла бы быть длинной по-настоящему, если бы не приходилось преодолевать столпотворение. К городской стене они вышли в противоположной стороне, двинулись вдоль нее и остановились так, чтобы просматривались ворота двора работорговца. Стали ждать здесь, под навесом, рядом с маленьким трактирчиком, среди людей, рассевшихся за длинными столами с вместительными кружками. Конечно, не пустыми…

— В жизни такого вина не пивал! — сказал давно не умывавшийся смерд, чмокая беззубым ртом. — Потому, я думаю, и живут богатые богато, что такое вино каждый день пьют…

Барабаш, не задумываясь, сел за стол, и тут же трактирный слуга, парнишка с сизым от природы или от работы носом, поставил перед ним глиняную кружку.

— Я не просил… — не понял стрелец ситуацию.

— Брат Феофан всех угощает, — оскалился слуга. — Это его приз за победу в турнире, как лучшего рыцаря дубинки.

Объемный образ брата Феофана живо всплыл в воображении Барабаша.

— А где он сам?

— В трактире. Отдыхать от изнурительного поста изволит.

Барабаш переглянулся со Ставром, который за стол не сел, и потому ему кружку не поднесли, и опорожнил свою посудину. Вино стрельцу понравилось, и он решил поблагодарить монаха за душевную щедрость. Благо, что немного был с ним знаком со встречи в доме Олексы. К тому же один из победителей турнира может подойти к другому без ложного стеснения. Тем более что именно благодаря появлению пьяного монаха победа Барабаша получилась такой эффектной.

Он прошел к двери, заглянул за нее, но тучной фигуры в полумраке не различил.

— Так где здесь брат Феофан? — поинтересовался стрелец у того же слуги.

— А вон он, — ответил парнишка, показав под стол. — Я же говорю, после поста отдыхать изволит…

Под одним из столов лежала не шевелясь какая-то расплывчатая масса. И стоило большого труда догадаться, что

это и есть победитель турнира, лучший рыцарь дубинки, как окрестили брата Феофана в простонародье.

— Давно отдыхает? — поинтересовался Барабаш.

— А как сразу после турнира засел здесь: то встанет, то ляжет, то встанет, то ляжет… А сегодня уже не встает, ему кружки под стол носят.

— А кто ж народ угощает?

— Народ попросил благочестивого победителя праздник устроить, он и велел угостить.

— Давно?

— Давно. Вчера еще. С тех пор мы и не закрываемся. Ноги уже не бегают, а люди все идут да идут. Слава Вотану[38], вино кончается…

— Щедрый монах… — чуть не с завистью сказал Барабаш. Он не догадался подобным образом распорядиться своим призом, и от этого испытывал некоторое неудобство. Будто в жадности его кто обвинил.

— Барабаш! — позвал волхв.

Стрелец подумал было, из последних золотых монет, которые не поместились в отданный работорговцу рог, тоже поставить угощение для простых людей. Но ему пришлось, вздохнув то ли огорченно, то ли облегченно, поспешить за своим командиром. Вздох славянина, видимо, произвел на слугу приятное впечатление. И тот долго еще смотрел вслед человеку, который умеет так красноречиво вздыхать. Он же сам умел только шмыгать сизым носом и оттого часто чувствовал себя несчастным и бесталанным.

вернуться

37

Даже самые крупные драккары викингов не имели полного палубного покрытия. Мелкие драккары вообще обходились без палубы, на кораблях покрупнее небольшое покрытие трюма делалось на носу и на корме.

вернуться

38

Германское произношение имени Одина.