— Правильно… Но посоветуйтесь с Алкуином. Он опытен в делах политики и, как правило, мыслит в нужном направлении…

Ночью король видел дурные сны. Его рыцари один за другим бесславно выбывали из турнира, и побеждал их конечно же злобный, хохочущий почему-то окровавленным ртом, потрясающий окровавленными же рогами своего шлема Сигурд. Это уже походило на кошмар, хотя вчера вечером во время разговора ни один из зачинщиков с королевской стороны не усомнился в своих возможностях стать победителем и ни один не принимал всерьез герцога Трафальбрасса. Больше подсмеивались друг над другом, обещая один другому кучу сюрпризов, чем беспокоились о возможности одолеть знатного дана. И тем скорее обеспокоили Карла, чем успокоили, хотя явно стремились к последнему.

— В седле он сидит, как большая бочка в винном подвале, такого копьем выбить трудно, — единственный кто оценил противника Жофруа Анжуйский, самый сильный, опытный и надежный из зачинщиков, к тому же лучший специалист именно по копейному бою. — Чтобы выбить такого из седла, ему следует попасть в голову, но голову он хорошо прикрывает щитом. Значит, следует приложить немало искусства, дабы стать победителем. А вот мечом,> как я сегодня заметил, Сигурд владеет слабовато. Сильно бьет, всем весом, как кузнец в кузнице по наковальне или скорее как мясник на бойне… Но совершенно не оттягивает клинок и потому проваливается после удара вперед. Так можно не с равным рыцарем биться, а только пехоту с коня рубить. Да и то если сам из седла от собственного удара не вывалиться умудришься. Главное, не дать ему в первых трех схватках добиться успеха. Тогда Трафальбрасс проиграл!…

Первые три схватки, как и полагается, копейные. За меч берутся, если эти три схватки не выявили победителя. Но даже выбитый из седла воин, допускают правила, имеет право драться мечом и пеший. Если может…

А ночью королю привиделось, что ни один из его рыцарей не может…

И потому, интуитивно желая прервать наваждение, он проснулся среди ночи, обеспокоенный тем, как будет проходить главный турнирный день. Лежа в постели, Карл вспоминал вчерашний разговор, и тревога его нарастала. Зря рыцари так беспечно относятся к силе ударов герцога Трафальбрасса. Зря…

Король лежал, не поднимаясь, то проваливался в небытие, то на мгновения возвращался в явь, а сны снова окутывали его своим туманным покрывалом, не давая полностью возвратиться в ясный разум. И единственное светлое пятно забрезжило уже перед полным пробуждением, когда первый солнечный луч готов был заглянуть за откинутый полог — королю привиделся готовящийся к схватке где-то в отдалении сияющий рыцарь на белом коне… Необыкновенно высокий и сильный рыцарь, приехавший издалека. И даже под доспехами, даже под глухим шлемом, король, как показалось, начал узнавать племянника…

Считая, что такой конец вполне его устраивает, и опасаясь опять увидеть неприятные грезы, Карл сел, знаком отослал трех девушек, традиционно согревавших его в постели, и позвонил в колокольчик, требуя подать воду для умывания. С этого звона обычно начинался его день.

Дабы, по возможности, избавить тяжело вооруженных рыцарей от небывалой для этого времени года дневной жары, решено было начало турнира перенести на более ранний час. Об этом накануне объявили народу герольды.

Король уже готовился отправиться в свою ложу и приказал подать коня, когда в палатку зашел майордом дю Ратье.

— Извините, Ваше Величество, у меня нежданная весть. У нас сегодня предвидятся гости, и я не посмел составить дневной регламент, не посоветовавшись с вами.

— Кто-то приехал на турнир? — резко поднял глаза Карл. Перед ним, как призрак, сразу возник образ сияющего рыцаря на белом коне.

— Нет, Ваше Величество, не на турнир. Брат короля Норвегии ярл Райнульд Трюгвассен находится в наших землях с частным визитом, но тем не менее просит его принять неофициально. Я самостоятельно не взял на себя ответственность за назначение времени аудиенции. Все-таки, норвежская корона является союзной Дании, и мне трудно сформулировать ваше отношение к королевскому брату.

— Что за частный визит у ярла?

— У него какие-то серьезные проблемы в семье. Мне кажется, он не в состоянии сам справиться с ними и хочет попросить вашей помощи.

Карл кивнул. Он всегда был сердобольным человеком, если ему позволяли обстоятельства быть таким, и не отказывал в помощи, если помочь это в его силах.

— Королевские семьи должны по возможности иметь добрые отношения друг с другом, даже если государства и не дружат. Но у нас расписан весь день. Как быть?

— Как вы прикажете, Ваше Величество.

— Вот что… Пригласи Трюгвассена в мою ложу на турнир.

— Простите, Ваше Величество, но мне показалось, что ярлу не очень хочется, чтобы его присутствие в вашей ставке стало публичным. Именно потому он и просит о неофициальной встрече. Я думаю, дело здесь снова в герцоге Тра-фальбрассе. Трюгвассен не хочет, чтобы Сигурд доложил своему королю о вашей беседе.

Карл на секунду задумался и при упоминании о Сигур-де помрачнел.

— Я оставляю свое приглашение в силе. Если оно не устраивает ярла, это уже его личные проблемы. Другого времени я ему выделить не смогу. Он правильно заметил, что встреча должна быть неофициальной. Если бы он приехал в составе посольства конкретно ко мне, разговор был бы иным. Итак, решено… Если ему это необходимо, пусть принимает мои условия. Жду его в ложе на берфруа. Так и передай!

Шевалье поклонился.

— Заодно задай ему ничего не значащий вопрос… — добавил Карл. — Как себя чувствуют норвеги, состоящие на службе в ближайшем окружении Годослава.

Шевалье поклонился еще раз. Он вопрос хорошо понял.

Королевская кавалькада выехала привычным маршрутом по дороге, оцепленной франкскими пехотинцами, и не сворачивая на соседнюю, чтобы полюбоваться виселицей. Теперь в свите Карла не было ни его рыцарей-зачинщиков, чувствующих свою значимость, ни зачинщиков со стороны саксов, славян и сарацин, желающих её доказать, и от этого кавалькада выглядела менее пышной и торжественной. На освободившиеся места в королевской ложе претендовали другие придворные, но Карл всегда был разборчив в ближайшем своем окружении и не всех допускал на короткую дистанцию. По правую руку от него ехал граф Оливье, демонстративно не украсивший свой шлем новыми перьями после того, как проиграл старые королю, по левую — дядя, монсе-ньор Бернар. Оливье хмурился. Графу не нравилось его нынешнее положение маршала. Графа слишком сильно раздражал Сигурд, которому уделялось столько внимания, хотя, даже при самом беспристрастном взгляде на вещи, его стоило просто посадить в «рекомендованные» рыцари, чтобы наблюдал турнир не с лошади, а с ослиного седла, укрепленного на бревне, и чтобы на него указывали пальцем. Графу хотелось принять в турнире личное участие, что, впрочем, казалось невозможным, когда в ристалище такие блестящие бойцы, как Жофруа Анжуйский.

Бернар, пристроившийся по другую сторону от короля, по привычке ворчал. Даже не на кого-то и не для кого-то, а для удовлетворения собственной потребности в этом скромном невинном занятии. За неимением более подходящего, выбран был объект традиционный — погода, по прихоти которой начинать турнир пришлось на два часа раньше. Карл в разговоры не вступал, был задумчив и время от времени поднимал голову, озираясь по сторонам. Не видя на дороге незнакомого рыцаря, он искал хотя бы белого коня. Но взгляд его постоянно падал на вороных и гнедых, которых, как известно, в лошадином царстве большинство, и даже высокий каурый жеребец под высоким же всадником, что проскакал не к ристалищу, а в сторону города, заставил короля вздрогнуть. Присмотревшись, Карл узнал волхва Ставра, имя которого часто приходилось слышать в связи с драматическими событиями вокруг турнира. Очевидно, у бодрича были какие-то более важные дела, нежели наблюдение за схватками.

Берфруа приветствовали короля криками, хотя невозможно было понять, кричат от радости и восторга или от желания пошуметь, выказывая монарху таким образом свое одобрение или, наоборот, неодобрение.