К плечу. Пфиттт!

К другому. Пфиттт!

Аминь.

По кафелю текла кровь. Запах пороховой гари заглушал вонь от унитаза. В ушах у Сола пульсировала кровь. Рубашка пропиталась потом.

«Перед финишем Северянин вырвался вперед на голову, Путешественник и Голубое Пламя Хилари идут вровень. Северянин, Путешественник, Голубое Пламя Хилари. Северянин впереди. Голубое Пламя Хилари почти поравнялась с ним, Путешественник тоже. Северянин, Голубое Пламя Хилари, Путешественник. Северянин, Голубое Пламя Хилари, Путешественник отстает. У финиша Северянин, Голубое Пламя Хилари и Путешественник. Северянин, Голубое Пламя Хилари и Путешественник... Вот и все, леди и джентльмены. Северянин, Голубое Пламя Хилари и Путешественник».

—Черт возьми, Сол. Говорил тебе, нужно поставить на эту лошадь.

– Заткнись!

В голове у Сола будто стучал молот. Он решал, оставить ли и на старике знак креста. Но никак не мог отогнать мысль о Тоцци, этот проклятый гад предупредил Джуси и Бартоло о его возможном появлении. Откуда Тоцци мог это знать? Он что, научился читать мысли? Так или иначе, этот гад вечно переходит ему дорогу. Как ему стало известно, черт возьми, что Сол планирует? От Чарльза? Не может быть. Если бы Чарльз работал на ФБР, то не помог бы убить Бартоло. Они не позволяют своим людям таких вещей. По крайней мере, не позволяли до сих пор.

– Сол, Сол, нам нужно сматываться. Сейчас кого-нибудь принесет.

Сол потер лоб, напряженно размышляя, потом сунул пистолет обратно за пояс. Ствол был еще горячим.

– Взял пистолет Бартоло?

– У меня в кармане.

– Возьми и стариковский.

– Зачем?

– Чтобы сбить с толку полицейских. Они всегда хотят заполучить орудие убийства.

Сол пошел к двери.

Чарльз вынул старый револьвер из мертвой руки старика, сунул за пояс и прикрыл рукоятку майкой.

Сол оглянулся на тело Бартоло и лежащие рядом гильзы, потом толкнул дверь костяшками пальцев, чтобы не оставлять отпечатков, и вышел. Чарльз последовал за ним.

На площади опять стала собираться толпа, счастливчики получали выигрыши, остальные покупали еду, кое-кто направился в туалет. Сол и Чарльз пошли прямо к эскалаторам. Иммордино беспокоился, как бы кто не заметил, что его рубашка насквозь пропиталась потом и на пиджаке выступили влажные пятна. На середине эскалатора они услышали суматоху, вопли, потом гвалт любопытных. Сол решил, что там сейчас очень людно, все протискиваются, проталкиваются, чтобы взглянуть на трупы старого негра и уродливого лысого толстяка со спущенными штанами. Полицейские появятся через считанные минуты, но потребуется немало времени, чтобы очистить помещение и выяснить, что случилось. Они уже будут ехать к югу.

Сойдя с эскалатора, Сол не оглянулся. Он больше не думал о Бартоло. С этим покончено. Он думал о Тоцци и о том, с каким удовольствием «благословил» бы этого сукина сына. Думал и об охотящемся за ним убийце, о том, смог бы он заставить Бартоло назвать его имя. Бартоло явно знал, кто это, но ни за что бы не раскололся.

Подойдя к автомобильной стоянке, Сол сказал себе, что теперь это не имеет значения. Как только они покончат с Джуси, вопрос отпадет сам собой. Распоряжение об убийстве потеряет силу, как только человек, отдавший его, будет мертв, а Джуси осталось недолго жить.

Но все же Соду очень хотелось узнать, кто этот сукин сын. Уж не Тоцци ли? На подходе к машине Чарльза у Сола от этой мысли даже закружилась голова.

Чарльз отпер водительскую дверцу и сел. Сол, держась за ручку своей дверцы, ждал, когда негритос откроет ее.

Тоцци? Нет. Не может быть.

А вдруг?

– Что с тобой, Сол? Садись! Быстрее!

Вдалеке завыли сирены. Машины с мигалками на крышах понеслись к входу на ипподром.

Сол сел и захлопнул дверцу:

– Поехали.

Стэси, обхватив ладонями локти, примостилась на краешке стула. Комната была меблирована множеством складных стульев и длинным столом, в ней было сумрачно и знобко, воздух был слишком переохлажден кондиционером. Стэси села в углу возле задней стены, пытаясь избегнуть сквозняка из отверстия воздуховода в потолке. От здешней атмосферы по коже у нее бегали мурашки. Она жалела, что приехала сюда с Тоцци. Да, ей хотелось быть с ним, но не в психиатрической больнице штата.

Сквозь заменяющее стену зеркало, прозрачное с ее стороны, Стэси разглядывала находящуюся за ним палату. Из комнаты, где она сейчас находилась, врачи наблюдали за пациентами, разглядывали их, как рыбок в аквариуме. Мужчины в пижамах и халатах бесцельно расхаживали по палате. Другие, в мятых джинсах и белых теннисках, курили и таращились в пространство. Один потирал промежность и раскачивался взад-вперед, то и дело затягиваясь сигаретой. Толстый охранник в серой форме сидел у двери на складном стуле, откинувшись назад, и читал газету. Тоцци, привалясь к столу, раздраженно постукивал по полу тростью. Он ждал того самого Сола Иммордино, о котором столько ей рассказывал.

Было тихо, слышалось только гудение телевизора, укрепленного высоко на стене палаты. Стэси силилась разглядеть изображение на экране, но он находился слишком далеко. Видимо, передавали какой-то старый черно-белый фильм. Через динамик, висящий над зеркалом, до нее доносилось, что говорят в палате, и она только что услышала, как охранник сказал Тоцци, мол, Сола Иммордино повели в лазарет, но он должен скоро вернуться. Тоцци не терпелось поговорить с ним. И ей, несмотря на удручающую атмосферу психушки, хотелось увидеть того мафиози, о котором Майк столько говорил.

На треножнике стояла объективом к зеркалу видеокамера. Тоцци установил ее в надежде, что сможет заставить Иммордино сказать или сделать что-нибудь, доказывающее, что он в здравом уме. Мигал красный огонек, показывая, что идет запись. Тоцци велел Стэси не трогать камеру. Но пульсирующий в тишине свет раздражал ее. Вызывал озноб.

Она пристально вгляделась в лицо ждущего Тоцци. Лоб его был наморщен, губы плотно сжаты. Он напоминал орла на краю утеса, готового камнем упасть на добычу. Майк попросил ее привезти его сюда, больная нога не позволяла ему управлять машиной. Обратиться к Гиббонсу он не мог, потому что официальный доступ сюда им закрыт. Тоцци что-то говорил о жалобах доктора Каммингс начальнику, мистеру Иверсу, на их обращение с Иммордино, когда они приезжали сюда прошлый раз, и Иверс строго предупредил их. Но Тоцци не подчинился. Сказал, что не находится при исполнении служебных обязанностей, поэтому его разговор с Иммордино будет не официальным допросом, а обыкновенным посещением.

Стэси не могла сдержать улыбки. Вот эта черта в нем ей нравилась. Тоцци не слушал всякой ерунды. Он знал, что нужно делать, шел напролом и добивался успеха. По крайней мере, в большинстве случаев.

Растерев обнаженные руки, она вздохнула. Ей хотелось от Тоцци большей определенности. Отношения у них какие-то странные. Что касается дел и всего остального, он четко знает, чего хочет, но с ней... Она просто не могла его понять. С одной стороны, Тоцци к ней тянется. Звонит, они отправляются куда-нибудь, и поначалу все шло хорошо, а потом становилось... да, странным. Он всегда говорит комплименты, и, похоже, она нравится ему, однако они застряли на стадии объятий и поцелуев, что кажется весьма нелепым для мужчины его возраста. Они ведут себя, как подростки, дальше он не идет и сам прекращает эту игру. Стэси ничего не могла понять. Что его сдерживает? Он говорил, что не религиозен. Может, подцепил СПИД и боится заразить ее? Но уж этого он не стал бы скрывать. По крайней мере, в это ей не верилось. Она не знала, что и думать.

Однако Тоцци ей нравился по-настоящему и хотелось, чтобы он перестал вести себя так неопределенно.

Он единственный, кто не попытался затащить ее в постель при первой же встрече. В тот вечер в баре «Гилхули» он, казалось, совсем не заинтересовался ею. Жаль. Может, если б увивался вокруг нее и нес всякую чушь, как большинство мужчин, то не угодил бы под пулю.