Диадные идеализации, которые становятся связанными с образом аналитика, когда преодолеваются диадно детерминированные защиты пациента, неизменно представляют идеализации нового эволюционного объекта, которые не были возможны ранее. Выше уже подчеркивалось важное значение уважения и терпимости к этим идеализациям как мотивирующим важное структурообразование.

Помимо этих новых диадных идеализации, впервые становящихся возможными для пациента, аналитик, лечащий невротического пациента, как правило, становится носителем уже установившихся диадных идеализации пациента, существующих наряду с его триадными идеализа-циями, вследствие отсутствия интеграции различных идеализации, которое характеризует невротическую патологию. До того как родительские ценности будут поставлены под сомнение в период отрочества с сопутствующим установлением личных идеалов, образы диадных идеальных объектов являются главными носителями системы ценностей растущего индивида во время его эдипальной стадии и латентного периода. Пациент надеется в своем индивидуальном диад-ном переносе на аналитика, что последний разделяет эти ценности идеальных объектов пациента. Эти идеи и идеалы могут включать в себя огромное разнообразие родительско-дериватных и семейно-центрированных идеологических взглядов, включая политические и религиозные доктрины и точки зрения. В особенности на ранних стадиях анализа пациент может захотеть сравнить такую систему ценностей с системой ценностей аналитика, настаивая, чтобы аналитик открыл ее пациенту. Так как диадно полученные ценности и идеалы пациента регулярно связаны с его триадно обусловленным интроектом суперэго, который представляет родительскую власть в вопросах, что правильно и что неправильно, пациент может испытывать опасения, позволительно ли ему работать с аналитиком, если последний не разделяет «правильные» нормы и ценности.

Помимо того факта, что вышеназванная ситуация лишь редко становится серьезным препятствием для продолжения невротическим пациентом лечения с данным аналитиком, она имеет отношение к той сфере в аналитических взаимодействиях, где соблюдение аналитического воздержания специфически означает, что аналитик последовательно воздерживается от раскрытия своих субъективных ценностей и личной философии жизни пациенту. В особенности на более поздних стадиях лечения диадная преданность пациента аналитику может порождать искушения для нарциссических контрпереносных потенциальных возможностей аналитика все в большей мере знакомить пациента с частными идеями и оценками аналитика. И опять главная опасность, по-видимому, присутствует в тренинговых анализах с психоаналитическими кандидатами.

Важно иметь в виду, что следствием патологии невротического пациента является то, что его нормы и идеалы большей частью не его интернализованные личные нормы и идеалы, но все еще правила и предрассудки, связанные с триадным суперэго и с образами диадных идеальных родителей. Для пациента они все еще являются эмпирически нормами и идеалами внешних или интроецированных значимых других объектов, которым он хочет доставить удовольствие или бросить вызов. В своих диадных и триадных переносах пациент предлагает аналитику роли эволюционного образца для подражания и морального судьи, чему аналитику трудно сопротивляться вследствие контрпереносных, а также на вид обусловленных реальностью причин. Однако при условии, что мы видим цель психоаналитического лечения в помощи пациенту достичь индвидуальной автономии и стать в достаточной мере эмансипированным как от своих первичных, так и вторичных эволюционных объектов, нам нельзя забывать о том, что такая автономия решающим образом зависит от окончательной идеал-формации индивида, являющейся его личным синтезом. Тщательно отслеживаемое воздержание в области ценностей и идеалов также является нашим лучшим ответом на нападки критиков, обвиняющих аналитиков в комплексе Пигмалиона, а также во внушении принципов и манипулировании своими пациентами.

Диадные и триадные переносы будут одновременно развиваться во время аналитического лечения невротического пациента, требуя по отношению к себе фазово-специ-фического корректного понимания и обращения. Однако это не обязательно ведет к какому-либо изменению ролей со стороны аналитика. Его функция остается той же самой: пытаться понимать как можно точнее субъективный способ переживания пациента, максимально используя свои информативные отклики, а также передавая это понимание пациенту. Соответствующая природа понимания аналитика будет определять, вовлечена ли и адресуется ли его коммуникация в данный момент диадно или триадно активированным уровням переживания в пациенте.

Хотя невротические пациенты достигли индивидуальной идентичности, они далеки от психологической автономии до тех пор, пока родительские интроекты продолжают определять их объектные выборы и диктовать им, что правильно и что неправильно, как подобает и как не подобает поступать. Для освобождения невротического пациента от его внутреннего статус-кво необходимо, чтобы ему постепенно помогли освободиться от его эволюционных объектов, как первоначальных исторически обусловленных, так и от аналитика как нового эволюционного объекта. Такой отказ от эволюционных объектов будет происходить во взаимоотношениях пациента с аналитиком, который во время аналитического лечения будет представлять для пациента как первоначальные эволюционные объекты, так и новый эволюционный объект в их функциональной и индивидуальной, диадной и триадной формах манифестации.

Утраченные аспекты эволюционного объекта будут заменяться новыми структурными достижениями главным образом через идентификации, соответствующие уровню и природе рассматриваемого объектного переживания, а также посредством новых интеграции репрезентационного мира, которые знаменуют установление относительной автономии и эмансипации от эволюционных объектов.

Как говорилось ранее, существенно важным как в подростковом кризисе, так и в анализе переноса является длительное сравнение реактивированных эдипальных интро-ектов субъекта с их текущими репрезентациями. Этот процесс сопровождается усиливающейся фрустрацией, яростью и восстанием, за которыми следует постепенная утрата иллюзий, декатексис и финальный отказ от эдипальных объектов как идеалов для взаимоотношений между людьми. Это будет приводить к тому, что образы эдипальных объектов будут становиться воспоминаниями, принадлежащими прошлому, в то время как отобранные аспекты их идеализированных репрезентаций будут интегрированы в новые личностные идеалы Собственного Я и объекта. Однако подростковый кризис по существу является восстанием сексуального Собственного Я против родительских ограничений. Не только нормы эдипального супе-рэго, но также ценности, представленные диадными эдипальными объектами, будут поставлены под сомнение, против них начнется борьба, и они будут, по крайней мере временно, декатектированы. Однако когда завершены юношеские интернализации и реинтеграции, важные аспекты ди-адных идеальных объектов, как правило, включаются во вновь установленные индивидом личностные самостные и объектные идеалы.

После разрешения диадных и триадных конфликтов пациента, а также после различных фазово-специфичес-ких идентификаций, которые были в достаточной мере завершены и интегрированы, можно ожидать относительную эмансипацию пациента от своих эволюционных объектов. Наиболее надежно это будет проявляться в установлении им интернализованных личностных идеалов как для себя, так и для своего объекта любви, которые более не скроены по образцам бессознательных родительских моделей или их экстернализованных представителей.

Важно осознавать, что отказ от идеализированных эволюционных объектов редко, если вообще когда-либо, является полным, он также не свободен от регрессии в стрессовых ситуациях. Это представляется особенно справедливым относительно взаимоотношений некоторых пациентов мужского пола со своими матерями. В отличие от дочери, на протяжении всех эволюционных лет мать будет в большинстве случаев продолжать оставаться главным объектом любви сына; мать часто разнообразными путями отвечает взаимностью на эту преданность. Особая привязанность, существующая между матерью и сыном, как правило, несмотря на успешно разрешенный сыном подростковый кризис, более легко возрождается через регрессию, которая, по-видимому, в меньшей степени происходит с женщинами вообще. Умирающие солдаты зовут своих матерей, в то время как аналогичные призывы к первому поставщику любви и безопасности, по-видимому, менее часто встречаются среди женщин в соответствующих критических обстоятельствах.