— Но ведь революции без крови не бывает! — пылко возразил Егор.

— Не бывает, — согласился я. — Но не стоит ее множить. Революция — она как громадный камень на вершине горы, рано или поздно он стронется и покатится вниз, увлекая за собой другие камни. А мы можем только слегка подправить его движение, чтобы лавина раздавила не всю деревню в долине, а только хижину пастуха.

— Но это тоже чья-то смерть!

— Ну да, мы всегда будем мучатся выбором, его моральностью, всеми этими слезинками ребенка.

— И как выбирать?

— Знаешь, был такой вероучитель в Индии, Будда Шакьямуни, — решил я закамуфлировать свои сентенции под восточную притчу, — так он считал, что в этически неразрешимых ситуациях нужно выбирать наиболее логичное решение, а в логически неразрешимых — наиболее этичное.

— Это как?

— Упрощая — между смертью десяти человек и одного надо выбирать смерть одного. Между смертью ребенка и мужчины надо выбирать смерть мужчины.

Хм, — Медведник задумался, что-то посчитал и вдруг ернически спросил, — а если надо выбрать между смертью десяти мужчин и других десяти мужчин?

— А вот за такие вопросы Будда Шакьямуни просто давал ученику затрещину, — мы посмеялись и я скомандовал, — Иди, собирайся, завтра придут инструкции, куда и как нам ехать.

Утром на центральной почте Лиона я получил телеграмму до востребования “предъявителю банкноты в пять франков с номером 927D619” с указаниями о встрече в Гамбурге. Еще была телеграмма мне лично, в которой отправитель просил заехать “к нашему французскому другу в Баден, живущему по тому же адресу”. В дорогу мы двинулись разными путями — Егор через Париж и Брюссель, я же вдоль Рейна и далее на Бремен.

Баден покамест не имел двойного наименования и при необходимости отличить его от прочих Баденов добавляли “который в Бадене”, имея в виду одноименное герцогство. Курортный городок невдалеке от Рейна, за которым лежал оттяпаный у французов Эльзас, населения на глаз тысяч двадцать, обстоятельная германская архитектура, павильоны термальных источников, пансионаты и санатории на любой вкус и частные виллы самых богатых курортников. И очень много, по сравнению с другими городами, русских — чем-то это место нашей элите и писателям полюбилось, ездить сюда считалось престижно. От вокзала до главной почты буквально под стенами Нового замка (ну как нового… лет пятьсот ему было точно) я добрался после неспешной часовой прогулки, предъявил всю ту же пятифранковую купюру, удостоился не слишком приветливого взгляда и явно дежурной улыбки почтового служащего — видимо, французов тут не жаловали — и получил письмо и телеграмму.

Савинков просил наведаться в один из санаториев и забрать там для перевозки в Гамбург небольшую посылку.

Хм. Вообще-то мы старались как можно реже использовать личные контакты, тем более было неправильно поручать такое дело жившему легальной жизнью человеку, а посылку можно было отправить и по почте, но в телеграмме присутствовал код “непременно” и я двинулся по улочкам Бадена искать санаторий доктора Штакеншнейдера.

По указанному адресу за невысоким каменным заборчиком в пол человеческих роста, кое-где увитого лозой, быстро нашлась солидное здание с просторной застекленной верандой. Вокруг, в ухоженном саду с оранжерей гуляли, сидели в шезлонгах или передвигались на колясках в сопровождении санитаров или родственников пациенты. Я прошел в дом и передал фройляйн в униформе медсестры просьбу увидеть семейство Желябужских (вот будет номер, если это Мария Андреева, Желябужская по мужу) вместе с нашей “опознавательной” визиткой. Пока ждал, поставил саквояж на подоконник, разглядывал сад и соображал, можно ли каким-то образом усилить защиту таких карточек — они были на разные фамилии, но непременно вроде Кузнецов, Смит, Коваль, Эрреро, Голдшмидт и тому подобные, в адресе обязательно должны быть некая улица с цветочным мотивом и цифра “5”. Пользовался им только ограниченный круг надежных и неоднократно проверенных лиц, но все равно набор признаков приходилось время от времени менять, вот я и думал, что еще можно воткнуть на такую карточку, на нынешних-то пока и телефонов не было, а многие вообще ограничивались только именем и фамилией.

— Добрый день, чему обязаны? — раздался за спиной женский голос, от которого у меня пошли мурашки по всему телу. И я обернулся, уже зная, кого увижу.

Наташа вспыхнула и отстраненно выставила было вперед ладонь, но прервала жест на середине, а у меня в горле застряли слова пароля. В опустевшей вмиг голове крутилось только негодование в адрес Савинкова — вот же черт заботливый, устроил встречу!

Так мы и стояли несколько секунд, пока я не шагнул вперед и не взял ее за руки.

— Здравствуй, Наташа.

— Зачем… зачем вы…

— Здесь красивая местность, — произнес я слова пароля, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Ее голубые глаза раскрылись еще шире и после паузы она выдохнула отзыв…

— Господи, Михаил Дмитриевич, вы от Крамера…

Я чуть было не распустил павлиний хвост и не брякнул “Нет, это Крамер от меня”, но вовремя прикусил язык и просто кивнул.

Да, за лето Гермиона сильно изменилась. Из девчонки восемнадцати лет Наташа расцвела в роскошную молодую женщину с ярко-голубыми глазами, пухлыми губами и умопомрачительной фигурой — готов биться об заклад, что она, как и многие протофеменистки, не носит корсет.

Стоп, стоп, нельзя, не думать, не думать о ней в нижнем белье, сносит крышу, думай о чем угодно, хоть о белой обезьяне, но только не об этом!

Мы прогуливались в парке около термальных источников и Наташа рассказывала, что произошло с момента нашего столь неожиданного расставания. Поначалу родители упекли ее в имение, но после нескольких скандалов с ее стороны и видя, что я веду себя вполне подобающим образом, начали думать, а не отправить ли проблемное чадо на учебу куда подальше и для начала перевезли Наташу в северную столицу. Там она встретилась с Сергеем Желябужским, студентом Технологического института. Сергей обладал рядом весьма полезных в той ситуации достоинств — происходил из старинной дворянской семьи, был обеспечен, участвовал в подпольном кружке и, что было частым делом в сыром Питере, болел туберкулезом, который собирался лечить на немецких курортах. Идеальная кандидатура для фиктивного брака, ведь незамужнюю девицу без сопровождения родителей выпустить за границу никак невозможно. Венчались молодые люди не то чтобы тайно, но родителей поставили перед фактом и тем не оставалось иного, как отпустить их в самостоятельное плавание. Пункт назначения определился сам собой — Сергей пациентом в Баден, Наташа вольнослушательницей в Гейдельберг, на факультет медицины и биологии, всего в ста верстах. При работающих с немецкой педантичностью железных дорогах всего два часа пути, которые можно с пользой потратить на чтение учебной литературы. Так она и каталась на занятия и обратно, тем временем герцог Баденский разрешил обучение женщин в университетах. И студентка медицинского факультета уже с полным правом помогала усилиям врачей в санатории выходить Сергея, но лечение явно не удавалось.

О моих легальных делах она более-менее знала, я добавил лишь некоторые детали. Например, чтобы развеять сомнения о том, сможет ли она работать в России по специальности, рассказал о знакомстве с доктором медицины Верой Гедройц — она рулила больничкой Мальцовского цементного завода под Калугой, где фирма Бари должна была строить цех и куда несколько раз пришлось мотаться на обмеры и привязки.

Разговором и вообще возможностью побыть наедине (редкие гуляющие в парке не в счет) мы увлеклись настолько, что даже не обратили внимания на быстро потемневшее небо. Внезапно налетевший дождь застал нас врасплох, вдали от беседок и павильонов, куда попряталась публика, оставив нас совсем одних.

Мы пытались было укрыться под Наташиным зонтиком, но стремительному летнему ливню это была не помеха и пришлось бежать до ближайшего большого дерева.