– Так ты же калмык! – удивился Трушин. – Неужто не умеешь? Разве не пас в табуне лошадей?
– Верно, – слегка улыбнулся Батаев, – калмык. Но лошадей никогда не пас: родился и жил в Элисте, там же учился, закончил педагогический институт. До войны работал учителем в школе, преподавал математику и физику…
– Тьфу ты! – сплюнул Трушин. – И тут не везет! А так хорошо все придумал…
Батаев задумчиво посмотрел на остров, а затем предложил:
– Можно добраться на плоту. Сделаем небольшой, на одного человека. Переплывем потихоньку, обвяжем веревку вокруг головы или ног и перетянем на наш берег…
– А он не утонет? – с сомнением произнес Трушин. – Вдруг на дно пойдет?
– Нет, – уверенно произнес Батаев, – у лосей шерсть – как поплавок. Между волосинок – воздух, чтобы держаться в воде. Я в книге одной читал… Лоси, кстати, очень любят воду, часто плавают, в реках и озерах от гнуса и мошкары спасаются. Так что утонуть он никак не может…
– Я ему утону! – мрачно произнес Мешков. – Пусть только попробует! Сам за рога вытащу и во взвод приволоку. Чтобы столько мяса – и пропало? Не дам!
На том и порешили – строить плот: лес вокруг, ребята мигом сделают. Лишь бы выдержал одного бойца… Трушин вызвался сделать веревку – свить из брезентовых полос. Раз уж взялся за дело. И жрать очень хочется, а тут – столько дармового мяса…
Для подстраховки взяли с собой еще двух человек – Истомина и Борисова. Оба – сильные, здоровые парни, пригодятся тушу тащить. Сами напросились на дело – перспектива добыть лося их очень вдохновила…
Приготовили веревку, сделали плот – небольшой, как раз на одного человека. Связали несколько березок, положили сверху жердей и сухих веток, получилось вроде ничего. По идее, должен выдержать. Если боец не слишком тяжелый…
В качестве главного добытчика назначили Батаева – он же небольшого роста и совсем худенький. Ляжет на плоту и потихоньку переправится на остров. Там привяжет веревку к сохатому и подаст сигнал: тяните, парни! А они с этого берега перетащат лосиную тушу к себе. Лишь бы веревка выдержала, не лопнула…
На дело отправились в темноте, чтобы немцы не заметили. Ночь, к счастью, была сырой, с моросящим дождем и низкими облаками, в общем, то, что надо. Для вылазки – в самый раз. Гитлеровцы периодически постреливали и пускали вверх осветительные ракеты, которые с противным шипением взлетали вверх и зависали над болотом. А затем с тихим шелестом гасли одна за другой…
По лесу пробежали мелкой рысью, огибая убитых и разбитую технику, проваливаясь в воронки, форсируя с ходу лужи. Ватники, штаны, валенки – всё мгновенно стало мокрым, но к этому уже привыкли. Вечная сырость уже не вызывала никаких эмоций, кроме обычной, усталой досады. Опять на костре сушить! А одежда и так во многих местах уже с дырками – от огня и искр… Сколько ни зашивай – все равно появляются.
Главное – успеть бы добраться до лося, пока его другие красноармейцы не заметили и не уволокли. А то много желающих найдется! Голодные бойцы шастали по окрестностям, выискивая, чем бы поживиться. Увидят сохатого – и тут же захотят оприходовать. И доказывай, что твой… Кто смел, тот и съел! По поводу же гитлеровцев можно было не беспокоиться – те за лосем не полезут, не будут рисковать. Зачем? Им жратвы и так хватает, кормят сытно. А вот наши с голодухи могут пойти на любой риск…
Добрались до края болота, легли на траву, поползли. Двигались осторожно, с большой опаской, часто останавливаясь и прислушиваясь – не шевелятся ли фрицы? Услышат шум в роще и откроют стрельбу, закидают минами. Но те пока молчали. То ли спали, то ли просто прятались от дождя…
Вот, наконец, и протока. Кажется, все нормально: лось – на месте, на островке, чужих никого не видно, можно приступать. Николай Батаев скинул тяжелый, промокший ватник, снял штаны и валенки – чтобы плыть легче, если что. Винтовку тоже оставил на берегу – неудобно с ней на плоту, мешает. Лег на живот, взял в зубы конец веревки, оттолкнулся от берега и поплыл, загребая воду руками.
И при свете редких, мерцающих ракет постепенно приблизился к острову. Немцы не мешали, лишь изредка давали короткие очереди – для острастки. Но их стрельба была не опасна, пули в основном летели выше.
Наконец догреб до острова, сполз в высокую осоку, затаился. Хотел сразу двигаться к лосю, но тут немцы забеспокоились – что-то, видимо, все же услышали или заметили. Верх взмыли сразу три осветительные ракеты. А он на островке – как на ладони…
Но не растерялся, рванул изо всех сил и успел укрыться за тушей. Лег под самое лосиное брюхо и растянулся на земле. Вовремя – по острову гулко ударил пулемет, пули густо запели в воздухе. Несколько штук угодили в сохатого. Тому, понятное дело, было все равно – давно мертвый, зато спас Николая. Лосиная туша стала для него надежным прикрытием.
Батаев переждал тревогу, отсиделся, а затем осторожно выглянул из-за лося. И то, что он увидел, совсем не понравилось: к острову с немецкой стороны медленно приближалась лодка. Гитлеровцы!
То ли фрицы решили проверить на всякий случай остров, то ли тоже захотели полакомиться свежей лосятиной… Каша с тушенкой и салом – это, конечно, хорошо, сытно, но все же со временем приедается. А тут – лось, свежее мясо. Даже охотиться на него не надо – вот он, готовый, лежит всего в двухстах метрах от передовой на крошечном клочке суши.
Фрицам, видимо, пришла в голову та же идея, что и нашим бойцам: взять некое плавсредство и доставить сохатого к себе. Нашли где-то лодку – очевидно, изъяли у местных жителей, сели и поплыли. И сейчас медленно приближались к острову. Четыре человека, с винтовками. А против них – один Батаев, к тому же безоружный. Даже ножа с собой нет…
«Что же делать? – лихорадочно соображал Николай. – Плыть обратно? А как же лось? Товарищи ни за что ему не простят, что оставил фрицам столько мяса. И не просто оставил, а фактически сам отдал. Да за такое его злыми насмешками замучают, спасенья не будет. Голодные же они… Начнут дразнить: «Что, струсил, Батаев, сдрейфил, обделался, в штаны со страху наложил?» А он никогда трусом не был, никого не боялся, даже более сильных ребят – первым лез в драку и всегда отвечал обидчикам…
И Николай решился: «Эх, была не была, рискнем!» Быстро обвязал веревку вокруг лосиной ноги, затянул петлю потуже и крякнул три раза, подавая условный сигнал. Утки в здешних местах – не редкость, крик подозрения у немцев не вызовет…
Веревка зашевелилась – на том берегу услышали и стали тянуть к себе. Николай скользнул к воде, лег на плотик, посильнее оттолкнулся от берега и поплыл. Сзади послышалось шуршание – это двигался по мокрой траве сохатый. Медленно, но верно сползал в протоку. Вскоре туша полностью оказалась в воде и, слегка покачиваясь, поплыла к нашему берегу – как тяжелая, груженная доверху баржа…
В это время на остров вылезли фрицы. Батаев слышал их удивленные голоса – они недоумевали, где же лось? Только что был тут, и вот… Не мог же встать и уйти?
Наконец один из фрицев заметил плывущую по протоке тушу и замахал руками, показывая на воду. Гитлеровцы сообразили, что сохатого тащат к себе наши бойцы, и, естественно, пришли в негодование – добыча уплывает! Причем в буквальном смысле слова.
Послышалась резкая, отрывистая команда, и по нашему берегу ударили винтовочные выстрелы: не отдадим! Если даже не попадем, то хоть напугаем – уходите! А мы лося достанем и себе возьмем…
Гитлеровцы палили часто, патронов не жалели – им было обидно, что лося утаскивают прямо из-под носа. Пули засвистели над Николаем, он сполз с плота в воду – так больше шансов уцелеть. Ледяной холод тут же обжег его, перехватило дыхание. Но утонуть Батаев не боялся – во-первых, он неплохо плавал, а во-вторых, рядом покачивалась лосиная туша, за которую можно было держаться. Как за спасательный круг.
Лось действительно не тонул, и Николай, уцепившись за него, стал потихоньку грести к берегу. Лишь бы немцы не дали прицельной очереди…
