Правда, самому ему не довелось увидеть победный штурм. Одна из мин взорвалась прямо у лейтенанта под ногами. Первушин резко остановился и с недоумением посмотрел на свой живот – тот был вспорот крупным осколком. Из рваной, кровавой раны на землю стали вываливаться скользкие, сизые кишки… Лейтенант сначала попытался засунуть их обратно, схватился обеими руками за живот, но потом громко застонал и повалился на черную пашню. Задергался, судорожно засучил ногами, забился, и через несколько минут затих. Не смог перехитрить судьбу, не дожил до победы… А жаль!

Красноармейцы, несмотря на потерю своего командира, продолжили атаку. Тут и там разгорались рукопашные схватки – за каждый дом, амбар, сарай. Экипаж броневика, как мог, помогал: гасил огневые точки, уничтожал гитлеровские пулеметы, подавлял сопротивление…

А навстречу им уже рвалась 59-я стрелковая бригада. Полковник Глазунов, собрав вокруг себя остатки первого батальона, лично повел бойцов в атаку. Два удара, с севера и юга, достигли цели – немцы бросились бежать…

Они не ожидали столь жесткого и яростного напора, тем более с бронетехникой. Им же говорили, что у русских нет ни танков, ни бронемашин, а тут на тебе! Целый броневик, да еще с пулеметом и какой-то пушкой! И стреляет, и колесами давит, и снарядами засыпает. И поразить его ничем нельзя – пули от брони отскакивают. Против такого драться бесполезно!

В результате красноармейцы не только очистили все село от фашистов, но и захватили немалые трофеи – четыре немецких миномета с солидным запасом мин, несколько пулеметов, в том числе три станковых, много винтовок, ящики с патронами и гранатами… Все это немедленно пустили в дело – пусть теперь служат нам! Как говорится, бей врага его же оружием!

После боя бронеэкипаж расположился на отдых в одной из уцелевших изб. Загнали машину во двор, чтобы не светилась, замаскировали старым брезентом и ветками, сами же расположились в доме.

В нем, судя по всему, раньше находился немецкий склад: вдоль стен стояли ящики с гранатами и коробки с патронами, в углу – аккуратные стопочки противопехотных мин. Правильно, за толстыми кирпичными стенами они могут лежать спокойно, вполне безопасно. На дощатом столе осталась еда – открытые консервные банки, нарезанная кружочками колбаса, куски хлеба. Не дали немцам спокойно пообедать, выкинули из села…

Иван Мешков покосился на еду (с утра хлебной крошки во рту не было), но сдержался – надо сначала закончить дело, а потом уже думать о желудке. Потерпим пока что… Надо осмотреться, вдруг еще что-нибудь интересное и полезное найдем?

И точно, нашли – еще запасы провизии. И немалые! Иван с радостным удивлением доставал из кладовки ящики консервированной ветчины, круги домашней колбасы, бруски шпика, плитки шоколада, пачки галет… Славная прибавка к скудному армейскому рациону! На целый батальон хватит, а то и больше…

В самом низу, под ящиками, Мешков обнаружил несколько странных картонных коробок. Открыл, а внутри – какие-то черные, увесистые «кирпичи», плотно завернутые в прозрачную пленку. По шесть штук в каждой. Что это такое? Может, взрывчатка? Но почему тогда лежит вместе с продуктами?

– Это немецкий консервированный хлеб, – пояснил подошедший Леонид Лепс, – видишь, как его упаковали? Плотно обернули в целлофан – и в специальную коробку. Так он может храниться долго, лет десять и даже более…

– А есть-то его потом можно? – с сомнением спросил Мешков. – В смысле – пригоден? Я понимаю – наши ржаные сухари, им ничего не сделается, хоть сто лет храни. Размочил потом в чае и грызи в свое удовольствие. А тут – какие-то буханки…

– Есть можно, – уверенно произнес Леонид Лепс, – только сначала надо их тоже слегка размочить, а затем – разогреть. Скажем, на костре или в печи… И жуй себе на здоровье, будет почти как свежий хлеб! Не сомневайся – вполне съедобно, я уже пробовал однажды…

– Надо же, чего только гитлеровцы не придумают, – удивленно протянул Мешков, – значит, заранее готовились к войне, запасались продуктами…

– Да, верно, – подтвердил капитан Лепс, – задолго готовились. Если судить по штампу на коробке, то эти буханки выпечены еще в 1937 году. Все немцы рассчитали, все приготовили… Впрочем, это у них в крови – порядок. Орднунг! Ладно, неси буханки нашим бойцам, пусть пользуются. А то они нормального хлеба давно не видели, одними сухарями питаются… Но не забудь сказать, чтобы сначала слегка размочили, а потом на огне разогрели. А то начнут грызть, как простые сухари, все зубы себе сломают. Будет еще одна проблема…

Иван кивнул – хорошо, а затем уточнил: «А как быть с остальными продуктами? Много же всего…» Капитан Лепс подумал и разделил их на две неравные части: одну, поменьше, оставил для себя, для экипажа бронемобиля (нам тоже есть надо, не одним же гороховым концентратом питаться!), а вторую, побольше, велел отнести красноармейцам, штурмовавшим село. Это было справедливо – парни отлично дрались, смело громили фрицев, значит, заслужили. Трофейное же оружие, патроны и гранаты он приказал отдать капитану Шепухину – пусть берет, пригодится…

– После взятия Спасской Полисти, – генерал Власов обвел красным карандашом населенный пункт на карте, – перед нами встала другая задача: надо форсировать речку Полисть и соединиться с частями 59-й армии. Конкретно – с 372-й стрелковой дивизией, идущей нам навстречу. Точнее, пробивающейся, причем с большим трудом. Она, как известно, подошла к реке и остановилась. У полковника Сорокина не получается пока с переправой, закопался совсем, застрял… Впрочем, его можно понять: немцы зарылись основательно, да и берег у них высокий, с крутыми обрывами, так просто не влезешь. А еще у них хорошие артиллерийские и минометные позиции, пристрелялись по месту и топят все наши лодки и плоты… И речка-то вроде небольшая – всего двадцать метров, и не бурная вовсе, а поди ж ты, никак через нее не переправиться… Надо бы помочь Дмитрию Самсоновичу, завершить начатое дело. Для этого предлагаю направить 59-ю стрелковую бригаду к деревне Остров. Это ключевой пункт гитлеровской обороны, захватим и разрежем 61-ю пехотную дивизию на две части. Вряд ли генерал Вандель захочет сидеть в окружении, наверняка прикажет отступить. Отойдет к Чудово, и тогда мы получим широкий, надежный коридор у Мясного Бора. И немцы уже не смогут нам угрожать…

Командующий показал на карте, где следует нанести удар.

– Но сможет ли полковник Глазунов взять Остров? – с сомнением произнес начальник штаба Виноградов. – Хватит ли сил? После таких-то боев? Ведь только что Спасскую Полисть с великим трудом отбили… И потери у него немалые, и техники почти не осталось.

– Не в одиночку Иван Федорович будет наступать, – возразил Андрей Власов, – направим на Остров еще 4-ю гвардейскую дивизию генерала Андреева. Вместе брали Спасскую Полисть, пусть вместе идут и дальше. Ну, а мы, конечно, поможем, подкинем что-нибудь из резервов… Так ведь, Павел Семенович?

Начштаба армии вздохнул: конечно, поможем! Но вот только чем конкретно? Почти все резервы уже брошены на Спасскую Полисть, в тылу почти ничего не осталось. И так уже снимаем стрелковые батальоны с других участков фронта, а это очень опасно – немцы ведь не дураки, если пронюхают, что где-то образовалась брешь, ударят сразу. Сомнут хилую оборону, ворвутся на наши позиции, закрепятся надолго. И фиг их потом оттуда выбьешь…

– Посмотрим, что можно сделать, – дипломатично ответил полковник Виноградов, – как говорится, поскребем по сусекам…

Совещание проходило поздно вечером в штабе Второй Ударной. Генерал Власов не скрывал своей радости: Спасская Полисть взята, немцы разбиты. Значит, операция удалась, можно смело докладывать в штаб Ленинградского фронта. Там донесению будут только рады: пусть маленькая, но победа.

А хорошие новости с передовой сейчас очень нужны – долгожданный успех после долгих неудач, отступления и тяжелых потерь. На других фронтах пока обстановка весьма сложная, порадовать людей нечем… Ставка, конечно, отметит успех Второй Ударной, похвалит полководческий талант и организаторские способности ее командующего: только возглавил армию, и уже есть чем гордиться. Победа под Спасской Полистью, несомненно, поднимет боевой дух бойцов и командиров Второй Ударной и, надо думать, не только ее одной…