— Хорошо, — пообещал я.

Мистер Хиллер написал что-то на листке бумаги и передал мне. Я посмотрел. Имя: Эли Хэмси, и телефонный номер. Я знал это имя. Эли Хэмси был крупнейшим дельцом в швейной промышленности, у него были проблемы с профсоюзами, связи с мафией. Но он был также одним из светочей общества в городе. Покупатель политиков, столп опоры благотворительности и т. п. Если он был такой большой шишкой, почему ему пришлось обратиться ко мне? Я спросил об этом мистера Хиллера.

— Потому, что он умен, — ответил мистер Хиллер. — Он еврей сефард. Это умнейшие из евреев. В них есть итальянская, испанская и арабская кровь, и эта смесь делает из них настоящих убийц, а кроме того, они умны. Он не хочет отдавать своего сына в заложники какому-нибудь политику, который может попросить его о большой услуге. Обратиться к вам для него намного дешевле и гораздо менее опасно. И кроме того, я рассказал ему, какой вы прекрасный человек. Говоря абсолютно откровенно, сейчас вы единственный, кто может помочь ему. Эти большие воротилы не могут связываться с чем-то подобным призыву. Это слишком чувствительная тема. Политики ее до смерти боятся.

Я вспомнил конгрессмена, пришедшего ко мне в офис. В таком случае, он был не трус. Или, возможно, его политическая карьера кончалась, и ему было все равно. Мистер Хиллер внимательно наблюдал за мной.

— Не поймите меня превратно, — проговорил он. — Я сам еврей. Но с сефардами нужно быть осторожным, не то они вас перехитрят. Поэтому, когда отправитесь на встречу с ним, не теряйте головы. — Он сделал паузу и спросил с беспокойством в голосе: — А вы не еврей?

— Не знаю, — сказал я. И подумал тогда, что все сироты — уроды. Не зная своих родителей, мы никогда не думали о евреях, о неграх или о чем-то таком еще.

На следующий день я позвонил мистеру Эли Хэмси в офис. Подобно женатым мужчинам, пустившимся в приключения, отцы моих клиентов давали мне только служебные телефоны. Но им нужен был мой домашний телефон на случай, если потребуется немедленно со мной связаться. У меня уже было много телефонных разговоров, повергавших Валли в изумление. Я ей говорил, что звонили в связи с тотализатором или с журнальной работой.

Мистер Хэмси попросил меня подойти к нему в офис во время моего обеденного перерыва, и я пошел. Это было одно из зданий центра одежды на Седьмой авеню, всего в десяти минутах ходьбы от моей работы. Приятная маленькая прогулка по весеннему воздуху. Я уворачивался от парней, толкавших ручные тележки, груженные корзинами с одеждой, и с некоторым самодовольством размышлял, как тяжко им приходится трудиться за жалкую зарплату в то время, как я получал сотни за небольшую бумажную работу. Большинство из них были негры. Если бы у них было необходимое образование, они могли бы приворовывать, подобно мне, а не гонять тележки.

В здании курьер повел меня через залы, где демонстрировались модели одежды на предстоящие сезоны. Затем через небольшую неприбранную комнату меня провели в приемную мистера Хэмси. Я поразился ее шикарности при том, что все остальное здание выглядело неопрятно. Курьер перепоручил меня секретарше мистера Хэмси, женщине средних лет со строгими манерами, безупречно одетой, и она провела меня в святая святых.

Мистер Хэмси был огромным парнем, и походил бы на казака, если бы не отлично сшитый костюм, шикарная белая рубашка и темно-красный галстук. У него было энергичное скуластое лицо с меланхолическим выражением. Он выглядел почти благородным и безусловно порядочным. Поднявшись из-за стола и обеими руками схватив мои руки в знак приветствия, он заглянул мне глубоко в глаза. Хэмси стоял ко мне настолько близко, что я мог разглядеть его густые липкие седые волосы. Он мрачно сказал:

— Мой друг был прав, у вас доброе сердце. Я знаю, что вы мне поможете.

— Но я действительно не могу вам помочь. Хотел бы, но не могу, — возразил я. И я объяснил ему всю систему призыва, как объяснял до этого мистеру Хиллеру. Я говорил холоднее, чем собирался. Мне не нравятся люди, заглядывающие в глаза.

Он сидел и мрачно кивал. Потом, как будто не расслышав ни слова, продолжал, и в голосе его слышалась подлинная меланхолия.

— Моя жена, бедная женщина, у нее очень плохое здоровье. Если она сейчас потеряет сына, это ее убьет. Он — единственное, ради чего она живет. Она умрет, если он уйдет на два года. Мистер Мерлин, вы должны помочь мне. Если вы это сделаете для меня, я осчастливлю вас до конца вашей жизни.

Не то, чтобы он меня убедил. Не то, чтобы я поверил хоть одному его слову. Но последняя фраза отозвалась во мне. Только короли и императоры могут сказать человеку: «Я осчастливлю тебя до конца твоей жизни». Насколько же он уверен в своих силах! Но потом я, конечно, вспомнил, что речь идет о деньгах.

— Позвольте мне подумать, — сказал я. — Возможно, мне что-нибудь и придет в голову.

Мистер Хэмси очень мрачно кивал головой.

— Я знаю, что вы придумаете. Я знаю, что у вас хорошая голова и доброе сердце, — сказал он. — У вас есть дети?

— Да, — отвечал я. — Спросил меня, сколько их и какого они возраста и пола. Он спросил про жену, и сколько ей лет. Он вел себя, как дядюшка. Потом он спросил мой домашний адрес и номер телефона, чтобы при необходимости связаться со мной.

Когда я уходил, он лично сам проводил меня до лифта. Я счел, что отработал свое. У меня не было никаких идей, как снять его сына с крючка. И мистер Хэмси был прав, у меня было доброе сердце. Достаточно доброе, чтобы не пытаться утолить его беспокойство и беспокойство его жены, а потом не выполнить своих обещаний. И у меня была достаточно хорошая голова, чтобы не путаться с жертвой призыва. Мальчик получил повестку и через месяц уже будет в регулярной армии. Его матери придется пожить без него.

На следующий день мне на работу позвонила Валли. У нее был очень возбужденный голос. Она сообщила, что только что получила специальную посылку с пятью коробками одежды. Одежда для всех детей на зиму и на весну, и очень красивая. Была также коробка с одеждой для нее. Все слишком дорогое, чтобы мы могли когда-нибудь себе такое позволить.

— Тут визитная карточка, — сказала она. — Мистер Хэмси. Кто это такой? Мерлин, все очень красивое. Почему он тебе это прислал?

— Я написал несколько брошюр про его бизнес, — сказал я. — Дело многого не стоило, но он обещал что-нибудь прислать детям. Но я думал, что это будут какие-нибудь пустяки.

В голосе Валли слышалось удовольствие. — Он, должно быть, чудный человек. Здесь, наверно, больше, чем на тысячу долларов.

— Прекрасно, — сказал я. — Поговорим об этом вечером.

Повесив трубку, я рассказал Фрэнку о происшедшем и о мистере Хиллере, торговце кадиллаками.

Фрэнк скосился на меня.

— Ты на крючке, — сказал он. — Этот парень будет теперь ждать, чтобы ты что-нибудь для него сделал. Как ты собираешься выпутываться?

— Черт, — сказал я. — Не понимаю, зачем я вообще согласился с ним встречаться?

— Из-за кадиллаков, которые ты увидел на стоянке Хиллера, — сказал Фрэнк. — Ты как эти цветные. Они готовы возвратиться в свои африканские халупы, если им дадут поездить на Кадиллаке.

Я заметил в его речи небольшую заминку. Он почти сказал «ниггеры», но переключился на «цветные». Я не понял, постыдился ли он сказать грубое слово или побоялся меня задеть. Что до того, что парни из Гарлема любят Кадиллаки, то меня всегда поражало, почему люди негодуют на это. Потому что те не могут себе их позволить? Потому что им не следует залезать в долги из-за бесполезной вещи? Но он был прав, что я попался с этими Кадиллаками на крючок. Вот почему я согласился встретиться с Хэмси и оказать любезность Хиллеру. Где-то в глубине сознания я рассчитывал на место в одной из этих шикарных блестящих машин.

В этот вечер, когда я пришел домой, Валли устроила показ мод. Она сказала о пяти коробках, но не упомянула об их величине. Они были огромны, и Валли с детьми получили по десять обновок. Валли была сильно возбуждена. Дети были довольны, но в этом возрасте не слишком интересовались одеждами, даже дочь. У меня промелькнула мысль, что, может быть, мне повезет, и я найду производителя игрушек с сыном призывного возраста.