Но потом Валли дала понять, что ей еще нужно купить новые туфли, чтобы носить с этими обновками. Я попросил ее потерпеть некоторое время и мысленно задался целью положить глаз на сына производителя обуви.

Любопытно, каковы были бы мои чувства к мистеру Хэмси, если бы одежда была обычного качества. Тогда выглядело бы, что бедный получает от богатого подачку. Но его вещи были высшего качества, и я никогда не смог бы позволить их себе независимо от размера взяток. Тысяч на пять баксов, а не на тысячу. Я взглянул на приложенную карточку. На ней были имя Хэмси, должность директора, название фирмы, ее адрес и телефон. Ничего не было приписано. Никакого послания. Мистер Хэмси действовал как надо. Не было прямых свидетельств, что он что-то прислал, и ему ничего нельзя было инкриминировать.

В конторе я думал, что, возможно, смогу отправить вещи обратно мистеру Хэмси. Но, увидев счастье Валли, отказался от этой мысли. Я не спал до трех часов ночи, обдумывая, как бы помочь сыну мистера Хэмси избежать призыва.

На следующий день по дороге в контору я принял решение. Я не буду писать на бумаге ничего, что позволило бы выследить меня годом или двумя позже. Все должно быть хитроумно продумано. Одно дело — брать деньги за то, чтобы записать парня в начало списка и совсем другое — освободить его от призыва после того, как он получил повестку.

Первое, что я сделал, это позвонил в отдел призыва. И попал на одного из клерков, такого же, как я сам. Я представился и рассказал ему сочиненную мной историю. Я сказал, что Пол Хэмси был в моем списке на шестимесячную программу, и что я собирался записать его две недели назад, но направил письмо не туда. Что это полностью моя вина, и я ее полностью признаю, и что, возможно, у меня на работе будут неприятности, если семья мальчика начнет выступать. Спросил, не может ли отдел призыва отменить повестку, чтобы я смог записать его. Потом я направлю в отдел призыва обычную официальную форму, что Пол Хэмси участвует программе армейского резерва, и они могут исключить его из призывных списков. По-моему, я сохранял нужный тон, не слишком озабоченный. Просто хороший парень, пытающийся исправить свою оплошность. По ходу разговора я намекнул, что если мой собеседник в отделе призыва окажет мне такую услугу, я помог бы записать какого-нибудь его друга на шестимесячную программу.

Последнюю уловку я изобрел во время ночного бодрствования. Предположил, что клерки в отделе призыва, возможно, контактировали с ребятами на последнем вздохе, которых вот-вот призовут, и что у них должно было быть много предложений. Я также предположил, что если клерк отдела призыва сможет зачислить клиента в шестимесячную программу, это могло бы стоить тысячу баксов.

Но парень в отделе призыва слушал небрежно и благосклонно. Я даже не думаю, что он осознал мое предложение. Он сказал, что, конечно, отзовет повестку, никаких проблем, и я внезапно почувствовал, что те, кто поумнее меня, уже тянули за эту ниточку. На следующий день, получив из отдела призыва необходимое письмо, я позвонил мистеру Хэмси и сказал, чтобы он присылал сына ко мне в контору для записи.

Все шло без помех. Пол Хэмси оказался приятным мальчиком с тихим голосом, очень робким, очень смущенным, или мне так показалось. Я снял с него присягу, подготовил бумаги, и он получил свои приказы на активную службу. Лично поставил его на довольствие, и когда он отправился на шестимесячную службу, никто даже не видел его в форме. Я сделал его привидением.

Но теперь я понял, что все эти дела становятся очень опасными и затрагивают влиятельных людей. Но я же не зря был волшебником Мерлином. Я надел свой усеянный звездами колпак и начал все это обдумывать. Когда-нибудь это взорвется. Я хорошо замаскировался, если не считать денег, спрятанных в доме. Это была первая вещь. А потом необходимо будет найти другой источник дохода, чтобы иметь возможность тратить деньги открыто.

Я мог укрыть деньги у Калли в Лас-Вегасе. Но что если Калли пропадет или его убьют? Что до легализации денег, то я получал предложения писать книжные рецензии и сотрудничать с журналами, но всегда их отвергал. Я был чистый рассказчик, беллетрист. Для меня и моего искусства казалось унизительным писать что-либо иное. Но какого черта, я стал мошенником, теперь ничто не может быть ниже моего достоинства.

Фрэнк пригласил меня позавтракать, и я согласился. Фрэнк был в прекрасной форме. Счастлив и удачлив, на вершине мира. Он на прошлой неделе выиграл на тотализаторе, и деньги сыпались из него. Не чувствуя, что готовит ему будущее, он верил, что и дальше будет выигрывать, и все это взяточничество будет длиться вечно. Даже не считая себя волшебником, он верил в волшебное слово.

Почти двумя неделями позже мой агент устроил мне встречу с главным редактором «Эвридей Мэгэзин». Это была группа изданий, заваливавших американскую публику информацией, псевдоинформацией, сексом и псевдосексом, культурой и поверхностной философией. Журналы о кино, приключенческие журналы для синих воротничков, спортивный ежемясячник, охота и рыболовство, комиксы. Их «классовый» лидер, передовой журнал был ориентирован на легкомысленных холостяков со вкусом к литературе и авангардному кино.

Каждый день требовались внештатные писатели, так как им надо было публиковать полмиллиона слов в месяц. Мой агент сказал, что главный редактор знаком с моим братом Арти и что тот звонил ему, чтобы подготовить почву.

В «Эвридей Мэгэзин» все люди, казалось, были не на месте. Казалось, никто не делал того, что должен. И тем не менее, они выдавали прибыльные журналы. Забавно, что на федеральной службе мы все как бы подходили к своим постам, все были довольны и, тем не менее, работали гнусно.

Главный редактор Эдди Лансер учился с Арти в университете в Миссури, и мой брат первым предложил эту работу моему агенту. Конечно, после первых двух минут разговора Лансер убедился, что я совершенно не квалифицирован. Я тоже в этом убедился. Черт, я даже не знал, что в журнале называется «задним двором». Но для Лансера это был плюс. Ему было наплевать на опыт. Лансер искал парней с налетом шизофрении. И позже он сказал, что в этом смысле у меня достаточно квалификации.

Эдди Лансер тоже был романистом, он написал грандиозную книгу, которая год назад мне очень понравилась. Он знал о моем романе, похвалил его, и это серьезно повлияло на получение работы. На журнальном столике у него лежал большой газетный заголовок, вырезанный из утренней «Таймс»: С УОЛЛ-СТРИТ ПЛОХО БЫЛО ВИДНО АТОМНУЮ БОМБУ.

Заметив, что я уставился на вырезку, и спросил:

— Вы могли бы написать небольшой рассказ о парне, который этим озабочен?

— Конечно, — ответил я. И так и сделал. Я написал рассказ о молодом служащем, беспокоящемся за свои акции, которые могут упасть в цене после атомной бомбардировки. Я не стал издеваться над порядочностью этого парня, это было бы ошибкой. Я написал рассказ в лоб. Если вы принимали исходную посылку, то принимали и парня. Если вы не принимали исходную посылку, то получалась забавная сатира.

Лансеру понравилось.

— Это в самый раз для нашего журнала, — сказал он. — Весь смысл в том, чтобы был подход с обеих сторон. Это понравится и болванам, и умникам. Отлично. — Он сделал паузу. — Вы совсем не похожи на своего брата Арти.

— Да, я знаю, — сказал я. — Вы тоже.

Лансер улыбнулся.

— В колледже мы были лучшими друзьями. Он самый порядочный парень, какого я только встречал. Знаете, когда он предложил мне поговорить с вами, я удивился. Он впервые попросил об одолжении.

— Он так поступает только ради меня, — объяснил я.

— Самый честный парень из всех, кого я знал, — сказал Лансер.

— Это его и погубит, — сказал я. Мы посмеялись.

Мы с Лансером знали, что мы-то оба выживем. Это означало, что мы не такие уж честняги, что мы до некоторой степени мошенники. Нашим оправданием были книги, которые мы должны были написать. Поэтому мы должны были выжить. У каждого было свое особое и весомое оправдание.