Калли отвел меня в кафе на ночной стакан молока с гамбургерами.

— Днем я буду работать, — сказал он. — Могу я быть уверен, что ты не будешь играть?

— Не беспокойся, — сказал я. — Я буду занят обращением наличности в фишки и буду бегать по всему городу. Я спущусь до пятисотдолларовых партий, чтобы не так было заметно.

— Хорошая мысль, — одобрил Калли. — В этом городе больше агентов ФБР, чем деловых людей.

Он на мгновение замолчал.

— Ты уверен, что не хочешь никого в постель? У меня есть несколько красоток. — Он взялся за один из телефонов, стоявших у нас в кабинете.

— Я слишком устал, — сказал я. И это было правдой. В Вегасе было за час ночи, но по нью-йоркскому времени — четыре часа, а я все еще жил по нью-йоркскому времени.

— Если что-нибудь понадобится, приходи ко мне в офис, — сказал он. — Даже просто если захочешь убить время и потрепаться.

— Хорошо, зайду, — сказал я.

На следующий день я проснулся около полудня и позвонил Валли. Никто не отвечал. Было три часа дня по нью-йоркскому времени, суббота. Валли, возможно, повезла детей к отцу с матерью на Лонг-Айленд. Позвонив туда, я попал на ее отца. Он с подозрением задал несколько вопросов по поводу моих дел в Вегасе. Я объяснил, что собираю материал для очерка. Похоже, он не поверил, но к телефону наконец подошла Валли. Я сказал ей, что прилечу домой в понедельник и возьму в аэропорту такси.

Мы вели обычный дурацкий разговор мужа с женой. Я ненавидел телефон и сказал ей, что не буду больше звонить, так это только трата времени и денег, и она согласилась. Я знал, что она проведет у родителей и следующий день, и не хотел туда звонить. И понял также, что сердит на нее за то, что она к ним поехала. Инфантильная ревность. Валли и дети — это моя семья. Они принадлежали мне; это все, что у меня есть, не считая Арти. И я не хотел делиться ими с дедушкой и бабушкой. Понятно, что это глупо, но все-таки я собирался больше не звонить. Какого черта, оставалось всего два дня, да она и сама могла всегда мне позвонить.

День я провел, бродя по казино на Стрипе и обменивая там наличные на фишки по двести — триста долларов. Прежде чем перейти в другое казино, я понечножку играл. Мне нравился сухой горящий жар Вегаса. Я переходил из казино в казино. В конце дня я поел в отеле Сэндз. За соседним столиком подкреплялись перед выходом на работу миловидные шлюшки. Они были молоды и в превосходном настроении. Одна парочка была в костюмах для верховой езды. Они смеялись и щебетали, как подростки, не обращая никакого внимания, и я делал вид, что не смотрю на них. Но сам прислушивался к их разговору. Однажды они упомянули имя Калли.

Я взял такси обратно в Занаду. Таксисты Вегаса отзывчивы и дружелюбны. Этот спросил меня, не хочу ли я поразвлечься, и я ответил, что нет. Когда я выходил из такси, он пожелал мне приятного дня и порекомендовал ресторан с хорошей китайской кухней.

В Занаду я обменял фишки из других казино на квитанцию, которую засунул в бумажник. Теперь у меня было девять квитанций и чуть более десяти тысяч наличными, подлежавших конвертации. Вынув наличные из спортивной куртки «Вегас Виннер» и положив в карман пиджака (деньги были все в сотнях и лежали в двух белых конвертах), я перекинул спортивную куртку «Вегас Виннер» через руку и направился в офис Калли.

Под административные помещения было отведено целое крыло отеля. Я прошел по коридору и повернул в другой коридор с надписью «Исполнительные лица» и вошел в дверь с табличкой «Исполнительный помощник Президента». В проходной комнате сидела миленькая молодая секретарша. Я назвал свое имя, и она позвонила и доложила обо мне. Выскочил Калли, сильно пожал мне руку и обнял меня. Эта новая черта в его поведении мне не понравилась. Это было слишком демонстративным, слишком внешним, совсем не соответствовало нашим прежним отношениям.

У него был стильный неярко освещенный кабинет с диваном, мягкими креслами и с картинами на стенах, оригиналами, написанными маслом. Не могу сказать, какую ценность они представляли. У него также было три телевизионных монитора. Один показывал коридор отеля. Другой — один из столов для костей в казино, за которым шла игра. Третий — стол баккара. Глядя на первый экран, я видел парня, открывавшего дверь своего номера и заводившего туда молодую девушку, обняв ее рукой за задницу.

— Программы получше, чем у нас в Нью-Йорке, — сказал я.

Калли кивнул.

— Мне нужно следить за всем, что происходит в этом отеле, — сказал он и нажал кнопки на пульте, стоявшем на столе, и три телевизионных изображения сменились. Теперь мы видели автостоянку отеля, игру за столом блэкджека и кассиршу в кафе, считавшую мелочь.

Я бросил спортивную куртку «Вегас Виннер» Калли на стол.

— Теперь можешь ее забрать, — сказал я.

Калли долго смотрел на куртку. Потом рассеянно спросил:

— Ты конвертировал всю наличность?

— Большую часть, — сказал я. — Куртка мне больше не нужна. — Я засмеялся. — Моя жена ненавидела ее так же, как и ты.

Калли поднял куртку.

— Я не ненавижу ее, — сказал он. — Просто Гроунвельт не хочет ее видеть. Как ты думаешь, куда делась куртка Джордана?

Я пожал плечами.

— Его жена, возможно, отдала одежду в Армию Спасения.

Калли взвешивал куртку на руке.

— Легкая, — сказал он. — Но счастливая. Джордан выиграл в ней четыреста тысяч. А потом убил себя. Сукин сын.

— Глупо, — сказал я.

Калли осторожно положил куртку на стол. Потом сел и отодвинулся назад на стуле.

— Знаешь, я думал, что ты сошел с ума, отказавшись от двадцати тысяч. И я обозлился, когда ты отговорил меня взять свою долю. Но это-то и было, возможно, самой большой моей удачей. Если бы я проиграл эти деньги, то чувствовал бы себя как дерьмо. Но знаешь, после того, как Джордан убил себя, а я не взял эти деньги, я слегка возгордился. Не знаю, как это объяснить. Но я чувствовал, что не предал его. И ты. И Диана. Мы всем были чужие, и только мы трое как-то беспокоились о Джордане. Недостаточно, я полагаю. Или это мало что для него значило. Но в конце концов, это кое-что значило для меня. Ты тоже так чувствовал?

— Нет, — сказал я. — Просто я не хотел его проклятых денег. Я знал, что он собирается покончить с собой.

Это поразило Калли.

— Ну ты даешь, Волшебник Мерлин. Мать твою.

— Не осознанно, — сказал я. — Но где-то внутри. Я не удивился, когда ты сказал мне. Помнишь?

— Да, — сказал Калли. — Ты и носом не повел.

Я пропустил это мимо ушей.

— Как насчет Дианы?

— Она это перенесла действительно тяжело, — сказал Калли. — Она любила Джордана. Ты знаешь, в лень похорон я с ней трахался. Чудной трах. Она была в безумии и рыдала, и трахалась. Жутко меня перепугала.

Он вздохнул.

— Следующую пару месяцев она напивалась и рыдала на моем плече. Потом встретила этого упитэпкого миллионера, и теперь она настоящая леди где-то в Миннесоте.

— Так что же ты собираешься делать с курткой? — спросил я.

Калли внезапно ухмыльнулся.

— Я собираюсь отдать ее Гроунвельту. Пойдем, я хочу, чтобы ты с ним познакомился. — Он встал со стула, сгреб куртку и вышел из офиса. Я последовал за ним. Мы прошли по коридору до следующего ряда офисов. Секретарша пропустила нас в большой личный кабинет Гроунвельта.

Гроунвельт поднялся со стула. Он выглядел старше, чем я его помнил. Должно быть, ему к восьмидесяти, подумал я. Он был безупречно одет. Седые волосы делали его похожим на кинозвезду в характерной роли. Калли представил нас друг другу.

Гроунвельт потряс мне руку и тихо сказал:

— Я читал вашу книгу. Держитесь. Вы когда-нибудь станете великим. Книга очень хорошая.

Я был удивлен. Гроунвельт прошел все стадии игрового бизнеса, одно время он был настоящим преступником, и его до сих пор боялись в Вегасе. Я почему-то никогда не думал, что он читает книги. Еще один штамп.

Я знал, что субботы и воскресенья — очень занятые дни для таких людей, как Гроунвельт и Калли, управлявших большими отелями типа Западу. У них были друзья-клиенты со всех концов Соединенных Штатов, прилетавшие поиграть на уик-энды. Их надо было развлекать множеством различных способов. Поэтому я думал, что просто поздороваюсь с Гроунвельтом и уйду.