Все эти вещи стоили не более сотни долларов каждая, в редких случаях более двухсот. В таких поездках Гроунвельт тратил несколько тысяч долларов. После хождения по антикварным лавкам они с Калли ужинали в Лос-Анджелесе, проводили ночь в отеле Беверли-Хиллз, а утренним рейсом летели обратно в Вегас.
Сувениры Калли вез в своем чемодане, а когда они прибывали в Занаду, Калли отдавал сувениры красиво упаковать и отправлял их в номер Гроунвельта. И каждый вечер, или почти каждый вечер Гроунвельт клал один из таких сувениров в карман и спускался в казино, где и преподносил его одному из своих постоянных клиентов — нефтяному королю из Техаса или владельцу крупного магазина одежды из Нью-Йорка, которые оставляли за игорными столами по пятьдесят или сто тысяч в год.
Калли восхищало, с каким шармом Гроунвельт проделывал эти операции с подарками. Гроунвельт вскрывал бумажную упаковку, доставал, например, золотые часы и преподносил их игроку.
— Я тут был в Эл-Эй,[4] увидел это и подумал о вас, — говорил он игроку. — Они подчеркнут вашу индивидуальность. Я их отдал починить и почистить, идти должны точно. — А потом добавлял небрежно, — Мне сказали, что они 1870 года выпуска, но кто их знает? Вы же знаете, какие они все жулики в этих антикварных лавках.
Таким образом, создавалось впечатление, что он оказывал исключительное внимание и заботу этому единственному игроку. Он намекал, к тому же, что часы обладали якобы большой ценностью. И что он якобы потратил время и усилия, чтобы привести их в порядок. И во всем этом была-таки крупица истины. Часы работали превосходно, Гроунвельт проявлял чувство личной дружбы. У Гроунвельта был дар излучать неподдельное почтение, когда он делал эти знаки внимания, что еще более подкупало клиента.
И «карандашное право» Гроунвельт использовал щедро. Постоянным игрокам, конечно, компенсировались НЕВ: бесплатный номер, бесплатная еда и выпивка. Но эту привилегию он также распространял на клиентов, играющих по маленькой, но богатых. Он мастерски превращал таких клиентов в больших игроков.
Другим уроком, полученным Калли от Гроунвельта, было настояние не обольщать молоденьких девушек. Гроунвельт просто кипел от возмущения. Он сурово отчитывал Калли: — Что ты, мать твою, выделываешь с этими девчонками? Ты что, какой-нибудь поганый ворюга? Ты полезешь к ним в карман за мелочью? Что ты за парень такой? Может, украдешь их машину? Или, зайдя в гости, унесешь их столовое серебро? Почему же тогда при всяком удобном случае ты лезешь к ним под юбку? Это их единственный капитал, особенно если они красивы. И запомни: если, уж ты отстегнул им «пчелку», то вы в расчете. Ты свободен. Никакого запудривания мозгов о дальнейших отношениях. Никакой лапши на уши о том, что женишься или разводишься с женой. Или что будешь верным до гроба. Запомни: за пять таких бумажек она всегда будет твоей, даже в день собственной свадьбы.
Этот взрыв со стороны Гроунвельта изумил Калли. Очевидно, до хозяина доходили слухи об операциях Калли с женщинами, но так же очевидно было и то, что Гроунвельт не понимал женщин настолько хорошо, как он, Калли: не имел понятия о присущему им мазохизму, об их желании, их потребности верить в обман. Но он не стал спорить. Однако сказал все же, скривившись: — Не так все это просто, как вы представляете, даже если вы и правы. С некоторыми и сотня «пчелок» не поможет.
И, на удивление, Гроунвельт рассмеялся и согласился с Калли. И даже рассказал забавную историю, произошедшую с ним самим. Еще на заре истории отеля Занаду в казино пришла играть женщина, она была из Техаса и стоила многие миллионы, и Гроунвельт подарил ей тогда старинный японский веер, который обошелся ему в пятьдесят долларов. И эта техасская наследница, приятная сорокалетняя женщина, вдова, влюбилась в него. Гроунвельт пришел в ужас. Хотя он и был на десять лет ее старше, он все же предпочитал хорошеньких молоденьких девушек. Однако из чувства долга перед отелем он как-то раз пригласил ее к себе в номер и переспал с ней. Когда она ушла, он по привычке, а, возможно, из дурацкого своенравия, или, может быть, демонстрируя особый жестокий лас-вегасский юмор, послал ей чек и записку, где говорилось, чтобы она купила себе подарок. И по сей день он не знал толком, зачем он это сделал.
Нефтяная наследница взглянула на бумажку и положила ее к себе в кошелек. Мило поблагодарила его. Она продолжала приходить в отель и играть в казино, но она уже больше не была в него влюблена.
А спустя три года Гроунвельту понадобилось найти инвесторов, чтобы построить в отеле дополнительные помещения. Лишние помещения, как объяснил Гроунвельт, никогда не помешают. «Они играют там же, где срут, — говорил он. — Они не ходят туда-сюда. Пусть у них будут удобные гостиные, какие-нибудь выставки, шоу, разные рестораны. Чтобы первые сорок восемь часов им не надо было покидать отель. И после этого они уже на крючке».
Обратился тогда Гроунвельт и к той нефтяной миллионерше. Она выслушала его, кивнула, сказав:
— Ну конечно. — И тут же выписала чек и вручила ему с обворожительнейшей улыбкой. Чек был на сто долларов. — Мораль здесь такова, — подытожил Гроунвельт, — никогда не относись к умной богатой бабе как к глупой бедной сучке.
Иногда, бывая в Эл-Эй, Гроунвельт ходил по магазинам в поисках старинных книг. Но обычно, если у него было настроение, он специально летал в Чикаго на книжные аукционы, где выставлялись редкие книги. В его номере стоял застекленный стеллаж, запираемый на ключ, где хранилась его коллекция книг. Когда Калли въехал в свои новый офис, он обнаружил там презент от Гроунвельта — книгу об азартных играх, первое издание, выпущенное в 1847 году. Калли прочитал ее с интересом, и какое-то время она лежала у него на столе. Но потом, не зная, что с ней все-таки делать, он принес ее в номер к Гроунвельту и отдал ему обратно.
— Я ценю этот подарок, но это все-таки не для меня, — сказал он. Гроунвельт кивнул, не сказав больше ни слова. Калли чувствовал, что разочаровал его, но это каким-то странным образом привело к сближению в их отношениях. Несколько дней спустя Калли увидел книгу в специальном застекленном стеллаже Гроунвельта. Тогда он понял, что не сделал ошибки, и ему льстило, что шеф оказал ему такой искренний знак внимания, пусть даже его выбор был и неудачным. Но Гроунвельт затем продемонстрировал и другую сторону своего характера, в существовании которой Калли никогда не сомневался.
Калли уже давно завел привычку присутствовать при подсчете фишек в казино, а эта процедура проводилась трижды в день. Он сопровождал боссов игорных залов, когда они проводили подсчет фишек на всех столах, для блэкджека, рулетки, крэпса, и наличных за столом для игры в баккару, и даже спускался в хранилище, где стояли сейфы, и подсчитывал кредитки там. Калли всегда казалось, что менеджер хранилища немного нервничает, но он списывал это на собственную естественную для него подозрительность, тем более, что при подсчете наличных, маркеров,[5] и фишек в сейфе всегда все сходилось. А менеджер хранилища был старым проверенным человеком, начинавшим карьеру вместе с Гроунвельтом.
Но как-то раз, повинуясь внезапному импульсу, Калли решил вытащить подносы с кредитками из сейфа наружу. Позже он так и не смог объяснить природу этого импульса. И как только на свет Божий были извлечены из глубин сейфа металлические полки с подносами, а их содержимое тщательно исследовано, стало очевидно, что черные стодолларовые кредитки на двух подносах были фальшивыми. Это были пустотелые черные цилиндры. Задвинутые в глубину, откуда их никогда не доставали, при ежедневных подсчетах они проходили как самые настоящие. Менеджер хранилища изобразил ужас и крайнее изумление, но они оба знали, что без его участия этот трюк никогда не был бы возможен. Калли поднял трубку и набрал номер Гроунвельта. Шеф немедленно спустился в хранилище и сам исследовал поддельные фишки. На двух подносах их оказалось на сумму сто тысяч долларов. Гроунвельт наставил указательный палец на менеджера хранилища. Это был жуткий момент. Лицо Гроунвельта, обычно румяное и загорелое, сейчас было белым, но голос абсолютно спокойным. «Убирайся из хранилища к чертовой матери», — сказал он. Затем повернулся к Калли:
