И тогда Доран приступил к делу.

— Лишь одно мешает, — сказал Доран. — Врачи говорят, что его голос должен поменяться. У него наступает половая зрелость.

В тоне Баскомба проступило некоторое беспокойство.

— Его голос станет несколько глубже. Может, он станет еще лучше.

Доран покачал головой.

— Суперзвездой его делает именно его высокий, чистый, мелодичный голос. Конечно, он может стать еще лучше. Но для этого ему придется упорно поработать еще пять лет и выйти в ином, новом образе. И потом, сто к одному в пользу того, что он станет великим благодаря своему теперешнему голосу. Я его продал всем с тем голосом, который у него сейчас.

— А может, его голос не изменится, — сказал Баскомб.

— Допустим, может, и не изменится, — сказал Доран и пока не стал продолжать.

Через два дня Баскомб пришел к нему сам. Дженел впустила Баскомба и предложила ему выпить. Он внимательно посмотрел на нее, но она словно не замечала его. А когда он и Доран начали разговаривать, она вышла из комнаты.

Ночью Дженел спросила Дорана:

— Как твой грязный план, двигается?

Доран ухмыльнулся. Он знал, что Дженел презирает его за то, что он делает, но она оказывала ему такую услугу, что поступала с ним так, как считала нужным, и, как Рори, еще не знала себе цены. Доран был доволен. Это то, что ему нравилось: когда тебе делают хорошую услугу.

— Я подцепил на крючок этого алчного старика, — сказал он. — Теперь мне надо поработать с матерью и сыном.

Доран, который думал, что он величайший торгаш к востоку от Скалистых гор, приписывал свой окончательный успех этой способности таких людей. Однако, правда была в том, что ему везло. Господин Баскомб был ублажен, собственно, своей чрезвычайно трудной жизнью, до того, как обнаружилось чудо с голосом его сына. Он не мог так просто отказаться от своей золотой мечты и вновь возвратиться в рабство. С ним дело не было таким уж необычным. Где Дорану и в самом деле повезло, так это с матерью Рори.

Миссис Баскомб была провинциальной красавицей — южанкой, которая в свои еще неполные двадцать лет не очень беспокоилась о своих знакомствах и, в конце концов, была вовлечена в супружество Горацием Баскомбом, плененная его игрой на пианино и южным обаянием провинциала. По мере того, как с годами ее красота угасала, она попала под влияние трясины южной религиозности. Когда ее муж стал проявлять к ней все меньше и меньше чувства, миссис Баскомб нашла, что более привлекателен для нее Иисус. Голос ее сына являлся ее проявлением любви к Христу. Доран воспользовался этим.

В комнату, где он беседовал с миссис Баскомб, он пригласил Дженел, чтобы та не чувствовала себя нервозно из-за деликатности предмета беседы, находясь с ним наедине. Доран был уважителен, обходителен и внимателен к миссис Баскомб. Он подчеркнул, что в грядущие годы сотни миллионов людей во всем мире будут слушать ее сына Рори, поющего славу Иисусу.

В католических странах, в мусульманских, в Израиле, в городах Африки. Ее сын станет самым влиятельным евангелистом христианского мира со времен Лютера. Он станет выше Билли Грехема, Орала Робертса, двух самых почитаемых миссис Баскомб святых. И ее сын будет спасен от самых ужасных грехов, в которые так легко впасть. Это, вне всякого сомнения, воля Господа.

Дженел наблюдала за обоими. Она была очарована Дораном. Тем, что он мог исполнять все это, не впадая в злобу и корысть. Он выглядел ребенком, крадущим мелочь из кошелька матери. И через час после начала этой страстной проповеди миссис Баскомб начала смягчаться. Доран доконал ее.

— Миссис Баскомб, я знаю, что вы идете на эту жертву во имя Иисуса. Большой проблемой здесь является ваш сын Рори. Он мальчик, а вы знаете, что это такое.

Миссис Баскомб печально усмехнулась.

— Да, — сказала она, — я знаю. — Она бросила злобный, ядовитый взгляд на Дженел. — Но мой Рори хороший мальчик. Он сделает так, как я ему скажу.

Доран вздохнул с облегчением.

— Я знал, что могу рассчитывать на вас.

Потом миссис Баскомб холодно сказала:

— Я делаю это ради Иисуса Христа. Но я хотела бы, чтобы был подписан новый контракт. Я хочу пятнадцать процентов от ваших тридцати процентов как его соруководительница. — Она на мгновение замолчала. — И мой муж не должен этого знать.

Доран вздохнул:

— Да поддержит меня эта старая религия, — сказал он. — Надеюсь, что это вам удастся.

Матери Рори это действительно удалось. Никто не знает как. Все было улажено. Единственный, кому не нравилась эта идея, была Дженел. Этот замысел приводил ее в ужас настолько, что она не могла уже спать вместе с Дораном, и он начал обдумывать, как бы отвязаться от нее. У Дорана осталась последняя проблема — найти врача, который бы произвел операцию по вырезанию у четырнадцатилетнего мальчика его яиц. Что было достаточно приемлемо для церковников в прежние времена, то было хорошо и для Дорана, ибо замысел в этом и состоял.

Но дело не выгорело, и разрушителем всего оказалась Дженел. Все они собрались на квартире у Дорана. Доран был поглощен тем, как отговорить миссис Баскомб от ее претензий на пятнадцать процентов за руководство, и он ни на что не обращал внимания. Дженел в это время встала со своего места, взяла Рори за руку и повела его в спальню.

Миссис Баскомб запротестовала:

— Что вы хотите сделать с моим мальчиком?

Дженел ответила своим приятным голосом:

— Все будет прекрасно. Я только хочу показать ему кое-что.

Войдя с ним в спальню, она закрыла за собой дверь на ключ. Затем твердой рукой повела Рори к постели, распустила ему пояс и раздела его. Затем взяла его руки и приложила к своим ногам, а его голову положила к себе на грудь. Через три минуты все было кончено, а затем мальчик, к удивлению Дженел, повел себя совсем не так, как она ожидала. Он стал одеваться, но забыл трусы, открыл снова дверь из спальни и побежал в гостиную. Его первый удар пришелся прямо на Дорана, а потом он стал наносить ему удары как попало и бил его до тех пор, пока отец не унял его.

Лежа рядом со мной без всего, Дженел улыбнулась мне:

— Доран ненавидит меня, хотя прошло шесть лет. Я стоила ему миллионов долларов.

Я улыбнулся.

— А что же было на процессе?

Дженел пожала плечами.

— Нам попался цивилизованный судья. Он поговорил со мной и мальчиком в своей конторе, а затем закрыл дело. Он предупредил родителей и Дорана, что на них нужно бы завести дело, но посоветовал каждому из них хранить обо всем молчание, закрыть рты на замок.

Я немного подумал.

— А что он сказал тебе?

Дженел снова улыбнулась.

— Он сказал мне, что если бы был на тридцать лет моложе, то все отдал бы, если бы я стала его девушкой.

Я вздохнул.

— Иисус, ты, получается, права, так ты все представляешь. Но теперь я хочу, чтобы ты ответила чистосердечно. Клянешься?

— Клянусь, — сказала она.

Я немного помолчал, глядя на нее, потом спросил:

— Тебе это понравилось, с мальчиком?

Дженел без колебаний ответила:

— Это было здорово.

— Хорошо, — сказал я. Я нахмурил брови от напряжения, и Дженел рассмеялась. Ей больше всего нравились эти моменты, когда я действительно старался представить себе, как она в действительности вела себя, так сказать, вычислить ее.

— Посмотрим, — сказал я. — У него были курчавые волосы и крупная фигура. Великолепная кожа, и еще без угрей. Длинные ресницы и целомудрие херувима. Поразительно. — Я еще подумал. — Скажи мне правду. Ты была возмущена, но в глубине души знала, что есть оправдание для того, что ты делаешь. Ты не могла поступить иначе, даже если это и было то, что ты действительно хотела сделать. Ведь мальчик с самого начала был расположен к тебе. И поэтому ты могла сделать это одним или другим путем. Ты спасла мальчика так. Прекрасно. Не правда ли?

— Нет, — сказала Дженел, улыбаясь своей милой улыбкой.

Я опять вздохнул и потом засмеялся.

— Ты такая обманщица. — Я был побит, и я знал это. Она совершила бескорыстный поступок, спасла мальчику полноту жизни в будущем. То, что ей пришлось поволноваться, являлось, собственно, наградой, которую всегда получает добродетель. В конце концов, все служат Господу — каждый своему.