Мистер Хасан стоял плечом к плечу с сестрой Асенсьон, и пока он мялся перед камерами и глазами, устремленными на него, сестра высказала мнение, что «граффити такого рода – совсем не то, что представляет из себя Винегар-Бенд».

– Совершенно верно, – прибавил громким, поставленным голосом брат Джо из Первой Баптистской. – Подобные вещи не отражают души, умы и сердца жителей нашего добропорядочного сообщества. Мы, жители Винегар-Бенда, благочестивые люди. Миролюбивые. Для меня нет никаких сомнений, что это сделали какие-то буяны не из нашего города…

Брата Джо немедленно попросили пояснить, кого именно он имеет в виду – и кто вообще такие эти буяны? – и он предположил – небрежно, спокойно, медовым тоном, отточенным за годы на кафедре, и без тени стыда на пухлом лице за ложь, которую он собирался сказать – что, скорее всего, какие-то хулиганы из Тупело, Старквилля или даже из Алабамы решили опозорить наш бедный маленький городок.

Я печально покачал головой.

– Дни, когда так поступали у нас, давно в прошлом, – заверил своих слушателей брат Джо. Можно было не уточнять, какие именно «дни» имелись в виду.

– Бенд – образцовый город, – продолжил он, – и мы гордимся предпринятыми нами шагами. Я думаю, вы узнаете на себе, что в Бенде всем рады.

– Я бы не была слишком уверена, – сказала сестра Асенсьон.

Фусберг повернулся в ее сторону, точно акула, которая почуяла кровь.

– Ведь буквально на днях приходской совет церкви Святого Спаса уволил одного музыканта за то, что он гей. Предубеждения и фанатизм в нашем сообществе не ушли в прошлое. Конечно, был достигнут огромный прогресс, но нам еще есть над чем поработать.

У брата Джо сделалось такое лицо, словно ему помочились в ботинки.

– Кого-то уволили? – сказал Фусберг.

– Если вы поспрашиваете, то наверняка узнаете, о ком идет речь, – ответила сестра Асенсьон.

– Но вы согласны подтвердить это, как случившийся факт?

– Разумеется. Я присутствовала в тот день на собрании. Возможно, вам захочется пообщаться с президентом совета.

– И это…?

– Мисс Стелла Кросс, – сказала, взглянув на меня, сестра Асенсьон. – Она может высказаться по делу намного лучше меня. Как вам известно, именно совет принимает решения за приход.

– Я поговорю с ней, – пообещал Фусберг.

– Что до предположения брата Джо, я не уверена, что нам стоит ссылаться на действия кого-то извне…

– Вы считаете, это был кто-то из местных?

– Дети, кто же еще, – просто сказала она. – Предполагать, что кто-то приехал за этим из Алабамы было бы слегка чересчур.

– Но это совершенно не соответствует духу нашего города, – возразил брат Джо.

Сестра Асенсьон только улыбнулась.

Мистер Хасан, торопясь вернуться за кассовый аппарат, оставил нас стоять у колонок.

Глава 84

Метеоризм Гитлера

– Вы знаете, что Адольф Гитлер страдал от метеоризма? – спросил тем вечером Ларри после того, как влетел к нам на кухню и уселся за обеденный стол.

– Если ты собираешься ужинать с нами, потрудись не опаздывать, – предложил я.

– Я серьезно! – воскликнул Ларри.

– Я тоже.

– В смысле, насчет его метеоризма. Неудивительно, что он был таким гадом. Ходил целый день и пердел. Хен, твои жареные цыплята просто атас. Как жизнь, мужичок? Ребят, у вас есть салфетки?

Сэм передал брату коробку влажных салфеток, которую мы держали на столе исключительно ради него.

– Спасибо, – сказал Ларри. – Господи, я умираю от голода. Короче. Гитлер лечился таблетками, сделанными из стрихнина и беладонны, которые состряпал у себя в мет-лаборатории какой-то шизанутый нацистский врач-шарлатан…

– Не думаю, что в нацистской Германии существовали мет-лаборатории, – заметил Сэм.

– …и теперь появилась версия, что эти таблетки – фактически, это был яд – и способствовали его «перепадам настроения» в 40-х.

– Гитлер убил миллионы людей, потому что у него были газы? – спросил я.

– Ну да, – сказал Ларри. – Сам посуди, каково это – постоянно пердеть…

Иши хихикнул.

– …и при этом ты самый могущественный человек на земле, ну или считаешь себя таковым, приговариваешь людей к смерти, строишь концлагеря, и твои штурмовики вторгаются в Россию и Польшу, и, о, прощу прощения, подождите-ка… пф-ф-ф-ф! – Ларри сымитировал неприличный звук пердежа.

Ишмаэль выплюнул на стол полный рот картофельного пюре. Сэм засмеялся.

– Слушай, ну в самом-то деле, – сказал я. – Может, пока мы едим, избавишь нас от шуток про газы?

– Такая шиза! Этот хер принимал…

– Ты сказал плохое слово! – радостно завопил Ишмаэль.

– …стрихнин с белладонной, и они его не убили. Просто, наверное, некоторые люди слишком злобные, чтобы умереть.

– Ты сказал плохое слово! – повторил Ишмаэль с уже сердитым выражением на лице.

– Извини, парень, но Гитлер был плохим мальчиком, и его наверняка называли словами похуже. А знаете… раз уж мы заговорили о пердеже и дерьме… знаете, что еще я узнал?

– Даже не представляю, – сказал я. – И следи за своим языком. Нас, знаешь ли, слушают любопытные уши.

– После того, как люди смывают за собой в туалете…

– Ты кроме жизнедеятельности организма хоть о чем-нибудь думаешь? – спросил я.

– …в воздухе остаются кишечные вирусы, и можно заболеть, если вдохнуть их, так что вспомни об этом, когда в следующий раз зайдешь в туалет после того, как кто-то отложит личинку. Заходишь ты и такой – воу! Что за дерьмо? Потому что это и правда дерьмо. Ну, бактериальное.

Ишмаэль засмеялся.

– Все. Проехали, – сказал я.

– Тебя чему вообще учат в твоем «Оле Мисс»? – спросил Сэм.

– На самом деле я прочитал это на фейсбуке. Еще там говорилось об офисных кружках. Ну, вы знаете, как люди оставляют свои кружки по всему офису. В общем, в одной из пяти таких кружек находятся фекальные бактерии и гадость вроде кишечной палочки и бог знает, чего еще. Чтобы пить из таких кружек, надо быть ненормальным. Люди оставляют на них и частицы своего кала. Господи, это так омерзительно, что от одной только мысли хочется блевануть.

– Очаровательно, – сказал Сэм.

– Предпочитаю быть информированным. Ну ладно. А у вас как дела?

Мы рассказали ему о граффити на стене заправки мистера Хасана.

– Охереть!

– Ты мог бы не выражаться перед моим ребенком? – спросил я.

– Почему это он твой ребенок? – вопросил Сэм. – Он мой ковбоец. Правда ведь, Иши?

Ишмаэль счастливо кивнул.

– Ребят, вы прямо как пожилая женатая пара, – сказал Ларри. – Уже известно, кто это сделал?

– Скорее всего Рики с дружками.

– Рики Калкинс? – Обмозговав эту информацию, Ларри издал смешок. – Малыш Рики Калкинс? А дело будет расследовать его важный папочка из полиции?

– Именно так, – сказал я. – Сегодня показывали по WTVA. У Калкинса был такой вид, будто он наступил в коровью лепешку.

– Все это плохо для Бенда, – серьезно проговорил Сэм.

– Еще как, – сказал я.

– Плохо для бизнеса. Не хотелось бы, чтобы нас считали кучкой реднеков.

– Мы сидим на кухне, болтаем о пердеже и фекалиях, и мы не реднеки? – спросил я.

– Это бросило тень на всех нас, – сказал Сэм.

– И еще было очень гадко по отношению к мистеру Хасану.

– Ну, в том числе.

– Это важно, – заметил я.

– Мистера Хасана недолюбливает куча народу, – сказал Ларри, уминая сдобренное маслом картофельное пюре.

– Почему? – спросил я.

– Сам знаешь.

– Нет, не знаю.

– Он «песчаный ниггер».

– Ты мог бы не использовать это выражение в моем доме? – потребовал я.

– Хен, не бесись. Иисусе.

– Ларри, прости, ты мне нравишься, ты Сэмов брат и так далее, но пожалуйста, ради всего святого, ты можешь думать, что говоришь, в присутствии любопытных маленьких ушек?

– О, – пристыженно пробормотал он. – Не слушай меня, мужичок. Я плохой мальчик.

– Ты сказал плохое слово, – заявил Ишмаэль. – Дядя Хен, а что такое «песчаный ниггер»?