Когда мы сидим на одном месте и развиваем медитативное внимание, сердце оказывается доступным для естественного исцеления. Возникает горе, вызванное болями, тщетными ожиданиями и надеждами, которые мы так долго скрывали в себе. Мы сожалеем о своих прошлых травмах и нынешних страхах, оказавшихся последствиями всех тех чувств, которые мы никогда не осмеливались пережить сознательно. На поверхность выходит каждое переживание стыда, каждое ощущение собственной ничтожности, таящееся внутри нас; появляются многие переживания раннего детства и семейной обстановки, начинают болеть раны, нанесённые матерью или отцом, переживается изолированность, вспоминается любая перенесённая в прошлом жестокость, физическая или сексуальная, – всё это собрано в сердце. Джек Энглер, буддийский учитель и психолог Гарвардского университета, описывает практику медитации как преимущественно практику горя и освобождения от горя. В большинстве приютов духовной практики, которой занимался и я, около половины учеников работает с некоторым уровнем горя – с отрицательным настроением, с гневом, утратами или с печалью. В результате этой работы с горестями приходит глубокое обновление.

Многих из нас учат, чтобы мы не поддавались воздействию горя и утрат, но никто от этого воздействия не свободен. Один из самых опытных директоров приюта для неизлечимых в этой стране был удивлён, когда, явившись на курс медитации, обнаружил у себя тоску по своей матери, которая умерла за год до того. «Это горе, – сказал он, – отличается от моей печали обо всех других людях, с которыми я работаю. Ведь это – моя мать».

Оскар Уайльд писал: «Сердца предназначены для того, чтобы оказаться разбитыми». По мере того, как мы исцеляемся с помощью медитации, наши сердца взламываются для того, чтобы чувствовать со всей полнотой. Возникают мощные чувства, проявляются глубокие невысказанные части нас самих; и наша задача в медитации состоит прежде всего в том, чтобы дать им возможность двигаться через нас, затем признать их и дать им возможность спеть свои песни. Стихотворение Уэнделла Берри прекрасно иллюстрирует этот факт:

То, что мы находим, слушая песни своей ярости, или страха, или одиночества, или желания, – это тот факт, что они не остаются постоянными. Ярость превращается в печаль, печаль – в слёзы; слёзы могут литься долгое время, но затем выходит солнце. Воспоминание о давнишней утрате поёт нам свою песню; тело дрожит и снова оживляет момент утраты; затем мало-помалу размягчается броня, окружающая эту утрату, и в глубине песни тяжелейшего горя боль утраты в конце концов находит облегчение.

Слушая по-настоящему свои самые болезненные песни, мы можем научиться божественному искусству прощения. Тогда как существует целая систематическая практика прощения и сострадания, которую можно культивировать (см. гл. 19), и прощение, и сострадание – оба возникают самопроизвольно вместе с раскрытием сердца. Каким-то образом, чувствуя свои собственные боль и печаль, свой океан слёз, мы приходим к познанию того обстоятельства, что наша боль – боль совместная, что тайну, красоту и боль жизни нельзя разделить на части. И эта универсальная боль также являет собой часть нашей связанности друг с другом; перед её лицом мы более не в состоянии сдерживать свою любовь.

Мы можем научиться прощать других людей, прощать самих себя, прощать жизнь за её физическую боль. Мы можем научиться открыть всему этому своё сердце – боли, удовольствиям, которых мы боялись. В этом нам открывается замечательная истина: многое в духовной жизни, может быть, вся она – это согласие с собой. Действительно, принимая песни своей жизни, мы можем начать создавать для себя гораздо более глубокую и большую личность, в которой наше сердце удерживает всё в пространстве безграничного сострадания.

Чаще всего эта целительная работа бывает настолько трудна, что мы нуждаемся в другом человеке, в союзнике; нам нужно, чтобы руководитель держал нас за руку и вселял в нас смелость, когда мы проходим через труд исцеления. Тогда происходит чудо.

Ноэми Римен – врач, которая при лечении своих раковых больных применяет искусство, медитацию и другие виды духовной практики. Она передала мне трогательную историю, которая служит иллюстрацией процессу исцеления сердца, сопровождающему исцеление тела. Она рассказала об одном молодом человеке, которому было двадцать четыре года, когда он обратился к ней после того, как одну его ногу ампутировали в тазобедренном суставе, чтобы спасти его жизнь от костного рака. Когда она начала работу с ним, у него существовало огромное чувство несправедливости; он ненавидел всех «здоровых» людей. То, что он страдал от этой ужасной болезни, казалось ему ужасающей ошибкой. Его горе и злоба были так велики, что ему потребовалось несколько лет постоянной работы чтобы выйти за пределы самого себя и исцелиться. При этом ему пришлось исцелять не только своё тело, но также разбитое сердце и раненный дух.

Он работал глубоко и упорно, рассказывая свою историю, рисуя её, медитируя, вводя в осознание всю свою жизнь. По мере того, как он медленно исцелялся, у него развивалось глубокое сострадание к другим людям, оказавшимся в подобном положении. Он начал посещать больных в госпитале, также перенесших жестокие физические утраты. Он рассказал врачу об одном случае, когда он посетил молодую певицу, настолько подавленную утратой обеих своих грудей, что она не пожелала даже взглянуть на него. Медсестры включили радио, вероятно, надеясь ободрить её музыкой. Стоял жаркий день, и молодой человек пришёл в шортах. Отчаявшись привлечь её внимание, он в конце концов отстегнул искусственную ногу и начал танцевать на одной ноге, прыгая по комнате и прищёлкивая пальцами в такт музыке. Она изумлённо взглянула на него, а затем расхохоталась и воскликнула: «Милый мой, если уж ты способен танцевать, я смогу и петь».

Когда этот молодой человек впервые начал работать с рисованием, он сделал карандашный набросок, изобразив своё тело в виде вазы с насыщенно-чёрной трещиной, бегущей по всей её поверхности. Снова, снова и снова рисовал он эту трещину, скрипя зубами от ярости. И вот спустя несколько лет, чтобы подтолкнуть его к завершению процесса, моя приятельница опять показала ему его ранние рисунки. Он увидел эту вазу и сказал: «О, этот рисунок не закончен». Когда она предложила ему закончить рисунок теперь, он сделал это – обвёл пальцем трещину и сказал: «Видите, вот место, сквозь которое входит свет». Жёлтым карандашом он нарисовал потоки света, струящиеся через разлом и входящие в тело вазы. Он сказал: «Наши сердца могут укрепляться в разбитых местах».

Рассказ этого молодого человека глубоко иллюстрирует способ, с помощью которого печаль или рана способны приносить исцеление, позволяя нам вырасти до своей самой полной, самой сострадательной личности, до величия своего сердца.

Когда мы по-настоящему придём к согласию с печалью, в нашем сердце рождается великая и нерушимая радость.

Точно так же, как мы с помощью осознания исцеляем тело и сердце, нам можно исцелить и ум. Так же, как мы узнаём природу и ритм ощущений и чувств, мы способны узнать природу мысли. Когда в медитации мы отмечаем свои мысли, обнаруживается, что они не подчинены нашему контролю; мы плывём внутри неважного и непрерывного потока воспоминаний, планов, ожиданий, суждений, сожалений. Ум начинает показывать, как в нём содержатся все возможности, часто находящиеся в конфликте друг с другом – прекрасные качества святого и тёмные силы диктатора и убийцы. Из этих элементов ум строит планы и образы воображения, создаёт бесконечную борьбу и сценарии изменения мира.