Это может звучать подобно очень, усложнённому и несвободному способу медитации, но на практике всё очень просто. Общее правило – всего лишь сидеть и осознавать то, что возникает. Если налицо повторные стереотипы, расширьте поле осознания. Затем ощутите то, что просит признания. Это – третий принцип. Повторные стереотипы остаются из-за некоторого уровня противодействия: их запирают отвращение, страх или осуждение. Зажим построен на страхе. Чтобы растворить его, нам необходимо признать то, что присутствует, и спросить своё сердце: «Как я принимаю это?» Желаем ли мы, чтобы оно изменилось? Связаны ли мы с каким-нибудь трудным чувством, мнением или ощущением? Желаем ли мы, чтобы оно прошло или ушло? Существует ли какая-нибудь привязанность, какой-нибудь страх?

Далай-лама отметил, что коммунизм во всём мире потерпел неудачу, так как был основан не на сострадании и любви, а на классовой борьбе и диктаторской власти, которые в конечном счёте просто не работают. Также и в нашей внутренней жизни борьба и диктатура не дают результатов. Поэтому мы должны выяснить, какой аспект этого повторного стереотипа просит признания и сострадания, и задать себе вопрос: «Могу ли я прикоснуться с любовью ко всему тому, от чего замкнул своё сердце?» Это не означает разрешения проблемы или её уяснения – это просто вопрос: «Что просит признания?» В трудных стереотипах мысли, эмоции или ощущения мы должны раскрыться, дабы почувствовать их полную энергию в своём теле, в сердце и в уме, как бы сильно они себя ни выказывали. Это включает в себя также и раскрытие для наших реакций на данное переживание, отметки возникающих страха, отвращения или зажима, – а затем приятие их всех. Только тогда всё это сможет раствориться.

В своей самой ранней практике, будучи монахом, связанным обетом безбрачия, я подвергался длительным приступам чувственности и наплыву образов сексуальной фантазии. Учитель велел называть их; так я и поступал; но они часто повторялись. «Принимать их?» – думал я. – Но ведь тогда они ни в коем случае не остановятся!» Всё же я попробовал принять их. Шли дни и недели, а подобные мысли становились всё более сильными. В конце концов я решил расширить своё осознание, чтобы увидеть, какие другие чувства здесь присутствуют. К моему удивлению, почти всякий раз, когда возникали эти фантазии я находил глубокий источник одиночества. Это переживание не было целиком чувственностью, здесь присутствовало одиночество, и сексуальные образы были способом искания утешения и близости. Но они всё равно продолжали возникать. Тогда я отметил, как трудно позволить себе почувствовать одиночество. Я ненавидел его, я сопротивлялся ему. И только когда я принял само это противодействие и легко окружил его состраданием, оно начало поддаваться. Расширяя своё внимание, я узнал, что значительная часть моей сексуальности имела мало общего с чувственностью; и по мере того, как я привёл понимание к чувству одиночества, принуждающее качество фантазий постепенно уменьшилось.

В основном, описанного мной признания могло бы быть достаточно. Исцеление, сострадание и свобода возникают из свободного и открытого осознания. Однако иногда для того, чтобы обнаружить наши повторные стереотипы и глубочайшие узлы, требуется даже более тщательное и направленное внимание. Это четвёртый принцип работы с навязчивыми посетителями, называемый «раскрытием через центр». Стереотипы удержания в теле и уме подобны узлам энергии, в которых сплетено всё – телесные зажимы, эмоции, воспоминания и образы. В этой практике мы старательно направляем своё осознание к каждому уровню узла, проникая чувством в самый центр стереотипа. Этим действием мы можем растворить своё с ним отождествление и обнаружить фундаментальную открытость и благополучие, пребывающие по ту сторону зажима.

Как же это совершается на практике? Примером может служить то одиночество, с которым я встретился и которое вызывало появление сексуальных фантазий. Оно возвращалось часто и болезненно, хотя я называл его и с тщательностью чувствовал. Одиночество оставалось одним из моих глубочайших источников боли – оно проявлялось так давно, как я в состоянии припомнить. Я – близнец; иногда я думаю, что ещё в утробе матери получил в сопровождение себе брата, чтобы можно было иметь хоть какую-то компанию. Как и в каждой описанной мной практике, лучше всего начинать работу с осознавания тела. Когда продолжало возникать одиночество, я обращал более пристальное внимание туда, где оно проявлялось; большей частью оно чувствовалось у меня сосредоточенным в области желудка. Затем я старался почувствовать то, что называется в нём физическими элементами: это земля (т. е. твёрдость или мягкость), воздух (покой или стереотип вибрации), огонь (температура) и вода (сцепление или текучесть), а также иногда цвет и текстура. То была твёрдая сфера, пульсирующая в центре, горячая и огненно-красная. Вслед за этим я перенёс внимание на глубокое ощущение всех переплетённых в нём чувств. Страх, боль, печаль, желание и голод – все они присутствовали вместе с общим отвращением к чувствованию этих состояний. Я потихоньку называл каждое из них, а потом, вчувствовавшись в центр огня, боли и голода, позволял возникать любым образам, которые желали возникнуть. Далее появлялась целая серия воспоминаний и картин покинутости и отчуждённости, часто такие образы будут раскрывать периоды раннего детства или даже прошлых жизней (если мы пожелаем допустить их существование). Когда я проникал чувством в этот центр, я задавал себе вопрос: «Какие мнения и установки по отношению к нему я удерживаю?» Исходящее оттуда повествование звучало подобно словам ребёнка: «Во мне есть что-то неполное и неправильное, и я всегда буду отвергнут». Именно с этой убеждённостью, а также с сопровождающими её чувствами я отождествлял себя и этим создавал зажимы.

По мере того, как в осознании раскрывался каждый из этих слоев, боль постепенно прекращалась, чувства смягчались, пламя утихало. Когда я продолжал углубляться чувством в центр уединения, я как будто ощущал в своем животе какую-то дыру, некоторое пространство, вокруг которого замыкалась боль. Я мягко называл эту центральную дыру и чувствовал её глубокий голод, желание и пустоту. Затем я позволял ей раскрываться настолько, насколько ей хотелось, вместо того, чтобы замыкаться на ней, как я поступал в течение столь многих лет. Когда я сделал это, она увеличилась и, размягчилась; все вибрации вокруг неё стали очень тонкими. Дыра превратилась в открытое пространство, и её качество голода изменилось. Хотя она была пустой, она стала походить на чистое, пустое пространство. Постепенно это пространство всё более и более заполняло моё тело, а вместе с ним возникло ощущение света и завершённости. Я оказался наполнен ощущением покоя, глубокой удовлетворённости и мира. Когда я пребывал в этом пустом пространстве, самые понятия неполноты и отчуждённости делались целиком и полностью ненужными. Я мог увидеть, что всё это – одиночество, боль, печаль, мысли об отчуждённости – было зажимами тела и ума, основанными на весьма ограниченном и полном страха самоощущении, которое я носил в себе долгое время. Я смог даже сочувственно увидеть те сцены и условия, которые его создали. Но здесь, пребывая в состоянии простора и целостности, я знал, что это самоощущение было неправильным. И хотя боль одиночества, несомненно, продолжает появляться в моей жизни, теперь я твёрдо знаю, что это – не я. Я узнал, что все убеждения и приобретённые привычки личности основаны на страхе; но глубоко под всем этим находится подлинная целостность и подлинное благополучие, являющие собой нашу истинную природу.

Приведу более простой пример. Один человек, принимавший участие в нашем ежегодном трёхмесячном курсе интенсивной медитации прозрения, в течение первых шести недель достиг обладания спокойной и мощной медитацией. Затем совершенно неожиданно у него появилась боль в плече, и он погрузился в состояние дезориентированности, сонливости, неспособности к сосредоточению. Перед тем, как повидаться со мной, он неоднократно в течение некоторого времени делал эти состояния предметом медитации. Когда он описал мне эту повторную боль и сонливость, я попросил его сфокусировать внимание на центре ощущений в теле. Он закрыл глаза и с пристальным осознанием начал описывать физические элементы, чувства и образы в самом центре боли. Вдруг его лицо изменилось: он оживил у себя воспоминание о том, как в шестнадцатилетнем возрасте случайно сломал руку другому юноше во время игры в футбол. Он сказал: «Я чувствовал себя похожим на такого могучего футболиста, когда бросился его блокировать; и вот я сломал ему руку. Сейчас же после этого меня охватили страх, печаль, сожаление. Я испугался собственной силы». «Как же это связано с вашей медитацией?» – спросил я. Признание потрясло его: «Как раз тогда, когда я начал чувствовать, что обладаю мощнейшими медитациями, у меня появилась боль в плече, всё спуталось, появилась вялость, я как-то сжался. Думаю, что подсознательно я опасался этой новой силы, боялся, что смогу также и ей кому-то повредить».