Поистине в духовной практике необходимость иметь дело со своими эмоциональными проблемами – это скорее правило, чем исключение. По крайней мере, половина изучающих нашего ежегодного трёхмесячного интенсивного курса обнаруживает неспособность заниматься традиционной медитацией прозрения, потому что эти люди встречались с такой массой неразрешённого горя, страха, ранящих и неоконченных дел из прошлого, что это становится их медитацией. В каждом традиции даже самые удачливые западные искатели после периодов мощной медитации и глубоких прозрений снова встречаются с болезненными стереотипами, страхом и бессознательностью во всех других частях своей жизни. Мы можем переживать в медитации понимание и мир; но когда мы возвращаемся к проблемам повседневной жизни, посещаем свою семью, даже влюбляемся, прежние стереотипы страдания, невроза, привязанности и заблуждения могут оказаться столь же сильными, как всегда. Нам нужно найти способы включить их в свой путь.
Недавно один искусный учитель большого индуистского сообщества передал управление двум старшим ученикам. Незамедлительно возникли многочисленные конфликты и беспорядки. Один из этих старших учеников начал в своей роли проявлять жестокость, другой сделался далёким и бесчувственным. На последующих горячих встречах с очевидностью выяснилось, что такие проблемы существуют не только у старших учеников. Многие из лояльных учеников неохотно признали, что сам учитель, хотя он и не был жестоким, оказывался болезненно бесчувственным, далёким и недоступным. Обладая большой целостностью, после тридцати лет учительства, этот учитель в возрасте семидесяти четырёх лет решил начать курс психотерапии, чтобы обратиться к проблемам своей жизни.
После целых десятилетий опыта восточных методик на Западе мы теперь начали вполне ясно видеть результаты неспособности включать в свою практику сферы личных проблем. Значительная часть предмета следующей главы «Новое платье короля» рассматривает вопрос о том, как подобное неуменье может проявиться во взаимоотношениях между учителями и учениками и в некоторых случаях вызвать разрушительные последствия. Поскольку вопросы личной жизни часто оказываются источником нашего величайшего страдания и невроза, глубочайших привязанностей и величайших заблуждений, мы боимся их и можем бессознательно пользоваться духовной практикой, чтобы избежать необходимости заняться ими. Некоторые изучающие испытывают глубокое разочарование, когда покинув свои ашрамы и буддийские или христианские монастыри, обнаруживают, что после десяти или пятнадцати лет пребывания в них им всё ещё не видна по-настоящему непосредственно своя жизнь, не видны коренные страхи и области страдания, которые их ограничивают и связывают.
Умелый психотерапевт может предложить специфические методики и средства, обращенные к самым болезненным областям нашей жизни. Он (или она) способен внести в проблему или в затруднение познание обычных стереотипов, специфических процессов развития и нездоровых защитных механизмов, создающих в нашей западной культуре значительную часть страдания. Близкое знакомство психотерапевта с системой семейных отношений, с верованиями, историями и отождествлениями, скрывающимися под этими проблемами, создаёт возможность их разрешения внутри безопасной сферы регулярных встреч, где их участники привержены сосредоточению на всех областях жизни, вызывающих затруднения. Есть много примеров тому, как психотерапия помогала лицам, занятым духовной практикой. Позвольте мне восстановить в памяти несколько случаев.
Один изучающий находился несколько лет внутри духовного сообщества и не был уверен в том, что ему удастся найти средства к существованию вне этого сообщества, и также боялся вопроса о том, как быть с деньгами: деньги приводили его в замешательство, так как он считал их недуховными и опасными. Наконец, когда многие из его друзей устроили свою карьеру и создали семьи, он уяснил себе, что нуждается в помощи. Сначала он постарался получить консультацию, чтобы просто сообразить, что ему делать – оставаться в сообществе или оставить его и пройти обучение для получения какой-нибудь работы. Но консультирование привело его к рассмотрению более глубоких вопросов – страхов, неуверенности и сожалений о своём образе жизни. Терапия показала, что большой частью его жизни управляла реакция на своего отца – холодного бизнесмена. Он открыл стереотип всей своей жизни – избегать денег и успеха – и увидел, как этот стереотип оказался вплетён в его духовную жизнь. Так продолжалось несколько лет. Наконец, увидев эти страхи и реакции, он сумел обнаружить, что обладает многими неиспользованными дарами и многими возможностями выбора. Он вышел из сообщества, поступил в художественное училище и стал весьма преуспевающим дизайнером. Он всё ещё медитирует и работает в правлении своего прежнего сообщества; сейчас он способен вносить в свою практику и в правление новую силу вместо прежней неуверенности.
Другой изучающий провёл десять лет жизни в путешествиях и медитации; он побывал в Индии и Японии – и после вереницы болезненных взаимоотношений решил обратиться к психотерапии. Его терапия оказалсь долгим процессом распутывания детского онанизма, боязни половой жизни и принуждения, глубокого стыда и гнева. В течение многих лет он, благодаря медитации, успешно избегал этих проблем, но всякий раз, когда пытался установить близкие взаимоотношения, они заполняли его. Он понял, какая большая часть его жизни, даже карьера в медитации, была реакцией на ранний онанизм; в процессе терапии он начал сосредоточиваться на своём глубоком стремлении к любви, на стыде и запутанной сексуальности. Для него это было медленным процессом – он учился доверять близким взаимоотношениям терапии. Он перестал путешествовать; сейчас он более счастлив и более совершенен, чем в любое время своей взрослой жизни, хотя всё ещё учится близким взаимоотношениям.
Третья изучающая, обратившаяся к психотерапии в середине своего духовного обучения, начала медитацию, будучи очень молодой. В своей практике она проявляла жадность, наслаждаясь покоем медитации и подпиткой сообщества; но при этом она также оставалась несколько пассивной, неуверенной и застенчивой. Когда она заявила, что хочет стать учителем медитации, её собственный учитель сказал, что до того, как это будет возможно, ей предстоит сделать многое, чтобы достичь личного созревания. Он предложил ей найти для себя какие-нибудь достаточные средства к существованию вне сообщества практиков медитации и в то же время исследовать свою робость и внутреннюю неуверенность с уважаемой женщиной-терапевтом внутри сообщества. Вскоре после начала терапии стало ясно, что ключом к объяснению значительной пассивности её личности, был тот игнорируемый ею в духовной жизни факт, что она была приёмышем. И когда она посмотрела на узел своего детства, из неё излились чувства ничтожности, горя и смятения. Она начала расспрашивать своих приёмных родителей, удочеривших её в двухлетнем возрасте, и после длительного процесса розысков сумела найти свою родную мать. Сопровождавшееся слезами воссоединение, хотя и трудное, положило начало её новой жизни. Она поняла, что была почтительной дочерью и ученицей медитации, чтобы уверить себя в том, что не потеряет снова свой дом. А теперь, благодаря продолжению и терапии, и медитации, она впервые начала находить свой собственный путь и собственный голос. Когда растворилась прежняя личность, в её жизни открылось огромное пространство новой свободы, и она начала процесс истинного созревания и расцвета, который в один прекрасный день, возможно, приведёт её к способности стать прекрасным учителем медитации.
Когда мы всё ещё не завершили основных задач развития эмоциональной жизни или не осознаём своего отношения к родителям и к семье, мы обнаружим, что неспособны идти глубже в своей духовной практике. Не разрешив этих вопросов, мы не сможем сосредоточиваться во время медитации; или же обнаружится, что мы неспособны внести во взаимодействие с другими людьми то, чему научились в медитации.
