В мире, где любовь — это заклинание, изгоняющее страх.
В мире, где олень — просто олень.
В этом мире та, что была всего лишь миг назад волшебницей, прыжками пересекает шоссе, стремясь укрыться в кустарнике на другой стороне.
Питер С. Бигл
ДАР
Питер С. Бигл — автор прославленного классического романа «Последний единорог». Первая книга, опубликованная им в девятнадцатилетнем возрасте, — восторженно принятый критикой «Тихий уголок» («А Fine and Private Place»). Другие известные романы — «Песня трактирщика» («The Innkeeper’s Song»), «The Folk of the Air», «Tamsin».
Бигл также выдающийся автор рассказов, большинство из которых вошли в сборники «The Rhinoceros Who Quoted Nietzsche and Other Odd Acquaintances», «The Line Between», «We Never Talk About My Brother» и «Mirror Kingdoms». За свои труды он получил множество наград, включая «Хьюго», «Небьюлу», Мифопоэтическую премию и «Локус».
По легенде, когда молодой Ромул приступил к строительству Рима, брат-близнец Рем в насмешку над его затеей перепрыгнул через стену. Это до того рассердило Ромула, что он убил брата и поклялся: та же судьба постынет любого, кто вздумает перебраться через стену Рима.
Соперничество между юными братьями и сестрами не всегда принимает такие жестокие формы, но временами оно разгорается не на шутку. Порой смотришь на детей, и не верится, что свое воспитание они получили не в волчьей стае. Дэниел Уилсон в недавно вышедшей книге «Bro-Jitsu: The Martial Art of Sibling Smackdown» досконально исследовал эту тему и даже предложил список из ста двадцати шести способов завоевать доминирование, от щелчков по ушам и подножек до вздергивания сзади трусов и ударов мокрым полотенцем.
За ссорами из-за сущих пустяков (у кого оценки лучше, чьи друзья интереснее, кого сильнее любит мама) нередко приходят весьма и весьма горькие чувства. Что уж говорить о зависти к брату, в котором вдруг проснулись гены волшебника. Но сколько бы вы ни цапались с этим баловнем судьбы, следует помнить: ничто так не объединяет семью, как появление внешнего врага.
— Нет, нельзя его убивать, — твердо сказал мистер Люк. — Твоей маме это не понравится. — И, подумав, добавил: — Да и я, наверное, расстроюсь.
— Это еще не все, — возразила Энжи с мелодраматичным нажимом, как в рекламе чудо-швабры. — Далеко не все. Я тебе не рассказала про «начинку» в кексах…
— Нет, рассказала.
— И про то, как он выболтал Дженифер Уильямс о приготовленном для нее подарке на день рождения, а она закатила истерику, потому что у нее уже было два таких…
— Он хотел как лучше, — осторожно вставил отец. — Я почти уверен.
— А еще он наябедничал маме про нас с Орландом Крузом, а мы вообще ничего такого не делали.
— Все равно. Никаких убийств.
Смахнув со лба потные мышино-русые волосы, Энжи зашла с другой стороны:
— А хотя бы чуточку покалечить можно? Честное слово, он это заслужил.
— Не сомневаюсь, — согласился мистер Люк. — Но тебе двенадцать, а Марвину восемь. Восемь с половиной. Ты больше его, поэтому бить нечестно. Когда тебе будет… ну, скажем, двадцать, а ему шестнадцать с половиной, тогда ладно, можешь попробовать. Но не раньше.
Фырканье Энжи можно было принять или не принять за согласие. Она уже собралась выйти из комнаты, но отец, протянув правую руку, позвал ее:
— Клянись мизинцем, дружок.
Энжи поглядела на него настороженно, но без заминки зацепила своим мизинцем его, что было ошибкой.
— Слишком уж ты легко согласилась, — нахмурился отец. — Клянись Баффи.
— Что? Нельзя клясться телесериалом!
— Где это написано?.. Повторяй за мной. Клянусь Баффи, истребительницей вампиров…
— Ты правда мне не доверяешь?!
— Клянусь Баффи, истребительницей вампиров, что и пальцем не трону младшего брата…
— Младшего брата-монстра. С тех пор как он повелся с этим… как его там… он стал еще хуже.
— …и перестану звать его Гуталаксом…
— Да брось. Я обзываюсь, только когда он совсем меня достает.
— …пока он не достигнет возраста шестнадцати лет и шести месяцев, по истечении…
— По истечении этого срока я сделаю из него котлету. Идет. Могу и подождать.
Она расплылась в улыбке, потом смущенно отвернулась, старательно прикрывая нижней губой новенькую пластинку. У двери оглянулась и бросила через плечо:
— Слишком ты умный для отца.
— Я и сам часто так думаю, — ответил уже скрывшийся за книгой мистер Люк.
Остаток вечера Энжи провела у себя в комнате, делая по телефону домашнее задание со своей лучшей подругой Мелиссой Фельдмен. Закончив и сочтя, что теперь достойна награды в виде обезжиренного мороженого, она спустилась на кухню. Путь лежал мимо двери в комнату брата. Заглянув туда (не потому, что там ждало что-то интересное, а потому, что Марвин вечно болтался у ее собственной двери, с увлечением наблюдая, что она делает), она увидела, как он, лежа на полу, играет с Миледи, старенькой серой кошкой. Тут не было ничего необычного. Марвин и Миледи дружили с тех пор, как он достаточно подрос, чтобы понять: кошек не едят. Но Энжи застыла как вкопанная из-за того, что играли они в «Монополию» и что Миледи как будто выигрывала.
Завороженная и испуганная одновременно, Энжи прислонилась к косяку. Марвину приходилось бросать кости за обоих; старую кошку мучил артрит, поэтому ей было трудно управляться с мелкими пластмассовыми денежками. Но она ждала очереди и передвигала своего игрока (у нее был серебряный цилиндр) очень тщательно, словно обдумывала возможные варианты. Она уже приобрела отель на Парк-плейс.
Заметив, что сестра наблюдает за игрой, Марвин тут же вскочил и захлопнул дверь у нее перед носом, а Энжи отправилась конфисковывать большую, чем планировалось, порцию мороженого. Когда в контейнере уже показалось дно, ей удалось затолкать увиденное подальше, в тот уголок мозга, который она называла «забывчивостью». Как она однажды сказала подруге Мелиссе: «Иногда информации бывает слишком много, но я не дам себя использовать. Никогда не буду знать больше, чем хочу. Только взгляни, каково президенту».
Следующую неделю или около того Марвин старался не попадаться Энжи на глаза, и уже одно это заставило ее слегка насторожиться.
С Марвином не мешало помнить: если его нигде не видно, держи ухо востро. И тем не менее на поверхности все было довольно мирно. Так продолжалось до того вечера, когда Марвин отправился танцевать с пакетами для мусора.
Поскольку наутро должны были вывозить мусор, миссис Люк дала ему два больших зеленых пластиковых мешка, чтобы он отнес их к бакам у подъездной дорожки. Марвин постоянно хныкал из-за обязанностей по дому, поэтому Энжи осталась у открытого окна: удостовериться, что он не бросит пакеты в траву и не сбежит в какую-нибудь свою тайную «берлогу». Миссис Люк вернулась в гостиную, где по телевизору шли новости, но Энжи еще стояла у окна, когда Марвин, украдкой оглядевшись по сторонам, пробормотал несколько слов, которых она не разобрала, а потом что-то сделал левой рукой, так быстро, что она увидела лишь размытое движение. И два зеленых мешка заплясали.
Колени у Энжи подкосились, и она, сама того не заметив, осела на подоконник. Марвин выпустил мешки из рук, и они закачались подле него — назад, вперед, из стороны в сторону, и проделывали это синхронно, к тому же в точности вторя его шагам, словно он «звезда», а они «подтанцовка». К изумлению Энжи, Марвин прищелкивал пальцами и выдавал степ (ей бы и в голову не пришло, что он такое умеет), и пока троица приближалась к мусорным бакам, у мешков отросли зеленые ручки и ножки. Когда же они достигли цели, танцоры Марвина тут же обмякли и снова превратились в мешки с мусором. Марвин перевалил их через край, отряхнул руки и повернулся к дому.
Тут он встретился взглядом с сестрой, но ни один из них не произнес ни слова.
