Одра смотрела, как в грязном окне садится солнце, и пыталась сообразить, как ей быть, когда он освободит ее. Ей было слышно, как Майлз бродит по дому, разговаривая с собой необычайно резко, но слова казались все такими же бессмысленными. От этого у нее разболелась голова.
Ее разбудил скрип ключа в замке. Одра вооружилась первым, что попалось под руку: книгой в твердом переплете. Выставила ее как щит.
Майлз стоял в двери, сжимая в руке длинный, зловещего вида нож.
— Кто ты такая? — спросил он наконец, подозрительно прищурясь. — И как узнала?
— Я та, чью жизнь ты разрушил. Лжец. Вор. Убийца. — Она показала ему кольцо Эмиля.
Майлз застыл на месте, взгляд метался от кольца к ее лицу и обратно.
— Я ни то, ни другое и ни третье, — молвил он.
— Ты все это присвоил. — Она обвела рукой библиотеку. — Забрал его и забрал меня. А что ты делал с бесполезными вещами?
Покуда он говорил, она незаметно к нему приблизилась. Внезапно швырнула книгу и попала куда хотела — в плечо. Нож упал на пол, и Одра подхватила его, прежде чем Майлз сумел помешать.
Она решила, что теперь он в ее власти, и приставила лезвие к горлу. Он попытался отпихнуть ее, но Одра вцепилась крепко, и Майлз прекратил сопротивление, когда нож проколол тонкую кожу. Одра почувствовала, как напряглось его тело в ее руках, почти бездыханное и совершенно неподвижное.
— Так и не сказала, кто ты такая.
— Где он? — спросила она с ненавистью.
— Кто? — Майлз говорил миролюбиво и сдержанно.
— Человек, которого ты похитил, как меня. Как все остальное. Где он?
— Ты сильно расстроена. Остынь, отпусти меня, и мы поговорим. Я не знаю ни о каком похищенном, но, может быть, помогу его найти.
Тон у него был спокойный, с нотками мольбы, взывавший о понимании и предлагавший содействие. Одра колебалась, не зная, чем устрашить врага, который оставался ее последней надеждой.
Она ждала слишком долго. Майлз схватил с полки тяжелую склянку и запустил ею в стену.
Восточный Ветер, наконец-то обретший свободу, пронесся по комнате.
И вот однажды ночью, холоднее которой он припомнить не мог, когда вокруг не было ни души, он возвысил голос против воющего ветра и выкрикнул тринадцать слов заклинания.
Недели превращались в месяцы, и вести о чародее Эмиле множились, пока не дошли наконец до самого короля, и тот возжелал прибрать волшебство к рукам.
Но Эмиль исчез.
Злой вихрь сметал с полок все подряд. Одра скорчилась и прикрыла голову под градом книг и мусора. Майлз спрятался за сундуком, который плохо защищал от бури.
Над головой Одры раздался треск; она вскинула руки, чтобы спасти глаза; осколки стекла обрушились на ее руки и ноги — одни отлетали, другие впивались в кожу.
Окно раскололось прощальным взрывом, и плененный ветер вырвался из комнаты. Буря закончилась. Звякало об пол стекло, тяжело падали книги.
Одра открыла глаза и увидела великое разорение. Майлз уже ступал по вырванным страницам и разодранным обложкам.
— Нет, — произнес он, — нет! Она должна быть здесь, моя история должна быть здесь…
Из сотни мелких порезов сочилась кровь, но он не обращал на это внимания. Одра вытаскивала из себя осколки темного стекла. Они совсем не отражали свет.
От Зеркала, висевшего над разгромленными полками, отделилось облачко — поплыло и принялось искать. Оно нашло, что хотело, на полу возле чемодана Одры, крышку которого сорвало бурей. А затем юркнуло под синий матерчатый переплет и пропало.
— Вот! — Одра прижала томик к груди.
Майлз подполз к ней; вскоре они стояли на коленях посреди комнаты, лицом к лицу.
Со страниц слетел дымок, сначала бывший лишь струйкой. Затем он сгустился — зеленый и яркий, как солнечный луч в заболоченном пруду; он выбрался наружу и окутал обоих.
— Ответ всегда был здесь, — шепнул голос. — Твоя пленница, Эмиль, и твой друг, Аврора.
Одра — Аврора — взглянула на человека, которого ненавидела, и узрела все, каким оно было от века: своего Эмиля через тридцать лет после исчезновения, лысого и с седой бородой. Майлза, который удерживал Одру из-за ее сходства с утраченной любовью, но не тронул бы, оставаясь верным избраннице.
Эмиль ответил на взгляд; в его глазах, до сих пор казавшихся мертвыми и потерявшими надежду, стояли слезы.
— Теперь, Эмиль, — предложил голос, — произнеси заклинания, и мы отправимся домой.
Итак, если вам попадется книга в синем матерчатом переплете, шестой том из двенадцати, то не ищите в ней сказку «Волшебник и дева» — ее там нет.
Но остальные прочтите, и в сказке о фее, которая напоила гору, окажется, что у нее была подруга по имени Одра. Хотя вам будет известна правда: это не настоящее имя.
В дальнейшем вы найдете и Эмиля — хотя он так и не стал придворным магом, в любой истории должно быть немного волшебства.
Майк Резник
ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕСТОЯНИЕ
По утверждению журнала «Locus», Майк Резник получил больше премий за «малую литературную форму», чем любой другой фантаст, как ныне живущий, так и покинувший сей мир. Пожалуй, наиболее известен его цикл «Кириньяга» («Kirinyaga»), а вообще рассказов у него более пятидесяти. Резник не только пишет, он еще составил десятки антологий. Кроме того, он работает ответственным редактором в сетевом журнале «Jim Baen’s Universe». Среди недавно опубликованных им книг сборник «Blasphemy» (издательство «Голден грифон пресс») и роман «The Buntline Special» (издательство «Пир»). Ранее в этом году вышла публицистическая книга «The Business of Science Fiction» (в соавторстве с Барри Молзбергом). Больше об Майке Резнике можно узнать на сайте: mikeresnick.com.
Самый знаменитый волшебник на свете — это, наверное, Мерлин, один из столпов легенды о короле Артуре. Крестник Гальфрида Монмутского, он пустился в путь еще в двенадцатом столетии и заинтересовал своей судьбой бесчисленных писателей, в частности Томаса Мэлори («Смерть Артура»), Томаса Уайта («Король былого и грядущего») и Мэри Стюарт («Хрустальный грот»). Проходя через эти свои литературные ипостаси, Мерлин обычно помнит о том, что был зачат от демона-инкуба, который и наделил его сверхъестественными способностями. Он стал учителем Артура и помог ему занять престол, а впоследствии Владычица Озера заточила чародея в хрустальном гроте.
«Этот рассказ я написал в тот день, когда узнал, что у моей тещи обнаружили болезнь Альцгеймера, — говорит Резник. — Попытался представить, каково ей живется с таким недугом, — просыпаясь поутру, она знает, что стала чуть менее умна, чем накануне. И тогда я подумал: можно было бы об этом написать. А затем вспомнил, что Мерлин из моего любимого фэнтезийного романа „Король былого и грядущего“ жил „против времени“ и решил использовать это в качестве метафоры».
Нелегко жить в обратном времени, даже если ты Мерлин Великий. Иной подумал бы, что это не так, что все чудеса будущего сохранятся в твоей памяти… однако воспоминания тускнеют и исчезают гораздо быстрее, чем можно было надеяться.
Я знаю, что Галахад победит в завтрашнем поединке, но имя его сына уже выветрилось, исчезло из моей памяти. Да и будет ли у него сын? Проживет ли сей рыцарь достаточно долго, чтобы передать свою благородную кровь потомству? Сдается мне, проживет — вроде бы я качал на колене его внука, — но и в этом я не уверен. Воспоминания ускользают от меня.
Когда-то я знал все тайны Вселенной. Одним лишь усилием мысли мог остановить Время, повернуть его течение, обмотать его шнурком вокруг пальца. Одной лишь силой воли я мог бродить среди звезд и галактик. Я мог сотворить живое из ничего и обратить в прах целые миры живого.
Время шло — хотя и не так, как идет оно для вас, — и больше эти чудеса не были мне подвластны. Однако я все еще мог выделить молекулу ДНК и прооперировать ее, вывести уравнения, которые позволяли путешествовать в космосе, вычислить орбиту электрона.