Рухнув на грубый ковер и сильно ударившись руками, она закричала по-русски. Волны силы хлынули во всех направлениях. Вокруг обрушились стены кабинетов, как если бы были елками, а она — точкой падения Тунгусского метеорита. Кто-то взвизгнул, и с треском разбилось окно.

Ну, такое можно сделать только раз. Защищайся, защищайся, защищайся! Она испускала волны энергии, рискуя быть затопленной собственной магией, а в воздухе молниеносно начертывались неоновые письмена, стремясь пробить, разрушить ее защиту.

Однако быстрее нее никто работать не умел. Это особый дар. В академии она заставляла себя двигать руками помедленнее, иначе преподаватели не успевали за ними следить. (И куда торопилась, спрашивается? Кого стремилась обогнать?) Сейчас все, вероятнее всего, ожидают, что она начертает знак «рах», вот только она ни разу в жизни не просила пощады. И ничего, выживала как-то. Правда, всему рано или поздно приходит конец.

Позади снова выстраивались стены кабинетов, отрезая ей путь к отступлению. Но отступать она и не собиралась.

Брюнетка подула на костяшки пальцев и соорудила себе «жесткую руку» — правая рука стала большой, тяжелой, прочной и бесчувственной. Ей нравилась «жесткая рука». Ею нельзя швырять чары, ну а левая на что? Для многих заклинаний достаточно одной руки.

Бум! Она замахнулась огромным сверкающим правым кулаком и проломила перед собой стену. Тощий парень с бритой головой взвизгнул и брякнулся в обморок. Здесь не Брэйкбиллс, здесь народу невдомек, какими грубыми могут быть маги. Плевать, сейчас не до чайных церемоний.

В офисе бушевал дикий ветер, в воздухе стаями порхали листы бумаги для принтера. Защищаясь и прикрываясь, она продвигалась вперед под ураганным обстрелом; обычно незримый изгиб ее щита сейчас был очерчен мерцанием брошенной против него магии. Плевать. В основном это примитивная кинетическая энергия. Некоторые из ее противников творили компьютерную магию, массово генерировали чары: времени на их создание уходит сущий пустяк, но и гасить их проще простого. У большинства чарометателей хватало ума не приближаться к ней физически, но нашелся смельчак, потрясающе красивый блондин, — он выскочил из своего кабинета и побежал рядом, забрасывая ее заклинаниями боевых искусств. Она шмыгнула мимо, оставив позади свое замершее от страха изображение, а потом с силой ударила красавчика по затылку, израсходовав последнюю энергию «руки».

Теперь она то ускоряла, то замедляла движение, причем совершенно бессистемно, и временами вообще пропадала из виду. Так ее было труднее взять на прицел и даже удержать в поле зрения. Однако на нее воздействовали не только люди, но и всякие вещи, против которых не работала защита. Обезумевшие атмосферные явления, туман и дым, холод и плазма, и радиация до кучи, и то, что сама она не осмелилась бы применить посреди населенного пункта. Ковер ускользал из-под ног, полз, точно лава, пытался свалить ее. Последние двадцать секунд кто-то пытался ее дистанционно душить; обнаружить этого умника и разгадать его магию не удавалось. Наверное, ловушку здесь подготовили еще вчера.

Ага! Она заметила Матрону, наблюдающую за ней из угла. Вот он, минотавр в лабиринте. Глупо… Надо было догадаться, что такого противника оставить позади нелегко.

Из угла веяло холодом, от него немели пальцы, сводило челюстные суставы. И конечно, было трудно дышать, хотя брюнетка почти забыла о необходимости это делать. Перед глазами вставала серая пелена с краями психоделической расцветки.

Так не должно быть. Такого просто не могло произойти!

На четыре этажа от брюнетки в этом здании людей было мало. Она рискнула и потратила часть оставшейся энергии в максимальном режиме, забрав весь воздух в радиусе десяти ярдов. По крайней мере трахея пришла в норму.

Листы густо парили в воздухе. Некоторые пылали, и кто-то упорно пытался соорудить из них своеобразного голема, норовящего обхватить ее бумажными руками. Она погнала вперед ковролин, заворачивая в него людей, не подпуская их к себе. Те не оставались в долгу — рвали обивку в клочья, обнажая армированный бетон. Матрона обстреливала брюнетку заклинаниями, мелкими и крупными, умными и глупыми, — видимо, в надежде, что какие-то да пробьются. Она была сильна, очень сильна. Не капитан — бери выше.

На лице замерзал пот. Ничего, терпимо. Пора кончать со всем этим дерьмом.

Волосы на затылке — и ворс на ковре! — встали дыбом от статики. В соседнем кабинете возникло короткое замыкание, мониторы компьютеров взорвались со звуком разбитой пиньяты.[16] Кругом на стеклянных поверхностях расцветали кристаллы изморози, в воздухе сгущался снег. Матрона подводила ее к грандиозному финалу.

Внезапно брюнетку осенила идея. Чертовски нелепая. Немыслимая. На стене висели часы. На этом этаже часы были и в каждом компьютере, телефоне, принтере и факсе. Часы — это грубая магия. Поодиночке они — ничто, но если собрать их вместе, соединить магическими нитями и остановить… В отчаянных ситуациях годятся самые отчаянные меры.

Добавив пару магических футов к своему вертикальному прыжку, она взлетела в воздух, сорвала с потолка флуоресцентную лампу и превратила ее в скипетр Григгса, прочный и ослепительный, как пламя магния. С его помощью она начала выписывать в воздухе сложные узоры, письмена и другие символы, а потом ткнула им в пол, и что-то вылилось из лампы.

Время будто запнулось обо что-то, загустело, потекло медленнее, а вскоре и вовсе остановилось с жалобным стоном.

Тишина. Дыша тяжело и отрывисто, брюнетка прижалась лбом к ковролину. На самом деле время, конечно, не замерло. Все вокруг дышали, их сердца бились. Но они ничего не воспринимали. Или время не воспринимало их…

Возможно, в горячке схватки ее природное магическое мастерство вырвалось за пределы сдерживающей его теории. Ну, не важно. Главное, получилось. Судьям могут понадобиться годы, чтобы решить, насколько это вписывается в правила, но любой вердикт лишь обогатит ее репутацию. А сейчас она завладеет Голубым Кубом. Осталось лишь найти его.

И, подняв взгляд, она нашла. Его держал в правой руке высокий худощавый незнакомец, который шел к ней по проходу между разломанными кабинками. Бумаги зависли в воздухе; свободной рукой мужчина отбросил одну. На нем была необычная, с искусным шитьем одежда.

Если бы брюнетке пришлось описывать выражение его лица, она употребила бы слова «меланхолическое» и «ироническое».

Надо бы дать ему причину для меланхолии и иронии. Уложить на месте, и пусть предается тому и другому. Скипетр будет действовать еще несколько минут.

И все же она не стала ничего предпринимать. Он что-то сделал, отчего это желание сбежало туда, куда ей не дотянуться.

С такими странными иллюзиями брюнетка еще не сталкивалась. Видать, чужеземная магия. Что делать, пустить в ход обморочное заклинание — второй удар в ее стандартной связке? Она не стала. Внутренний голос подсказал: бессмысленно. Если и удалось бы его вырубить, как тогда узнать, что он, черт побери, здесь делает?

В том же иноземном стиле он лишил ее возможности двигаться. Причем действовал аккуратно и неторопливо, словно так и было задумано. Мелькнула мысль использовать голосовое заклинание, однако тотчас рот словно залепили скотчем. И она по-прежнему хотела по-маленькому.

— Энни, — сказал он. — Поппи Мюллер.

Она пожала плечами, поскольку ничего другого в этих обстоятельствах сделать не могла. Да, и что дальше?

Он красиво вращал кубик на пальце — никакой магии, просто ловкость рук. До чего же странная у него одежда! Вроде старомодная, а вроде и нет. Ему, наверно, лет двадцать пять, максимум двадцать семь. На чьей он стороне?

— В мире ты номер один, — сказал он. — В многоборье.

— И в трех самостоятельных дисциплинах.

— Я Квентин. — Сморщив нос, он принюхался. Кругом витал ядовитый дым пластика. — Я уже забыл, когда в последний раз видел скипетр Григгса.

Нельзя сказать, что брюнетка его боялась, но он никуда не торопился, а заклинание времени должно было вот-вот утратить силу. Нужно было двигаться. Нужно было добиться, чтобы он ее отпустил. Она мысленно перебрала свои возможности, но их было немного.