Люциус сидел мрачный и вскоре молча ушёл к комнату, в которой они с Холькой ночевали в прошлый раз.

— У него случилось горе? — Спросил у Хольке сапожник. — И что у него за рисунки на лице.

Она кивнула. — У него есть о чём грустить. Но это только наши заботы. А рисунки эти — его семейная традиция. — Она многозначительно посмотрела на Энрика и вскоре ушла вслед за Люциусом.

После этого семья попыталась вытянуть из него больше рассказа про этих благодетелей. Расспрашивали про раны. Особенно их заинтересовали только что полученными ранами на руке. Но Энрику удалось убедить их, что это боевые раны, полученные неделю назад. Мать порицала его за неосторожность, но в их обращении была заметна осторожность.

Они общались до глубокой ночи. Когда один за другим все начала идти спать, Энрик понял что ещё никогда в этом доме к нему не проявляли столь уважительный интерес. Он чувствовал себя больше не сыном, а каким-то искателем приключений, который вошёл в дом к старым знакомым и развлекает их рассказами о своих поисках. Лежа на лавке рядом с печкой, он ещё долго не мог заснуть, обдумывая, что скажет завтра рыцарям на прощанье.

Может, подарить им что-то? Но об этом надо будет переговорить с отцом.

Когда он проснулся, была уже почти середина дня. Поднявшись, он увидел рядом, на скамеечке, записку.

«Прости, милый Энрик, что оставили тебя, не попрощавшись. Но Люциусу неуютно здесь. И, признаться, я тоже хочу поторопиться. Не думай, что мы оставляем тебя. Это не так. Ты успел спасти нам жизни, а это значит, что ты не можешь быть нам обузой. Но наши дела не могут ждать и мы не хотим впутывать тебя в них. Мы отправляемся в Кифалор, где нам придётся ответить за свои поступки. Если позволит Белая Сфера, мы когда-нибудь ещё зайдём в твою милую деревеньку и навестим тебя.

Мы рады, что ты прошёл этот пусть с нами.

Холька и Люциус.»

— Почему ты не разбудил меня? — резко сказал он отцу.

— Господа не велели. К тому же, тебе отдохнуть надо было. Вчера мы тебя утомили. Не волнуйся. Теперь ты дома. Раз они так поступили, то можно только порадоваться, что их волнует твоя судьба. Зато они тебе книжки оставили. Рядом с лавочкой действительно лежали несколько книг по магии.

На следующий день его позвал к себе староста. У дома стояла большая толпа. Староста с Магнусом были одеты в чистые яркие одежды.

Едва парень подошёл к ним, как круг людей вокруг них сомкнулся. Все смотрели на Энрика с гордостью и радостью. Ему даже стало неуютно. Всё это пришло так внезапно.

Староста поднял руку и все затихли. — Мой дедушка, будучи старостой много-много лет назад, сказал мне: настоящая храбрость проявляется не сразу и не всегда. Она вытачивается, подобно мечу, в горниле невзгод. И нельзя оставлять ей незамеченно, ибо истинная храбрость редка в нашем мире. В своё время он был очень храбрым человеком и получил за этом от архиепископа Великого Пламени цепочку. Мы, конечно, не церковь, но как и в церкви, все мы здесь родня друг другу. Пусть и не прямая. Но мы живём все вместе, рядом, знаем друг друга. И потому подвиг, который совершил неожиданно, этот паренёк, схож, я считаю, с тем, что совершил мой дед, ибо Энрик также победил зло, против которого мы боялись выступить. Победил, преодолев себя. Преодолев преграды, о которых, я надеюсь, он однажды поведает нам. И вернулся к нам, чтобы исправить свои ошибки. И исправил.

— Сам ты зло, старый хрыщ! — Крикнул кто-то из родственником Дьюла. Магнус прикрикнул на них и недовольство стихло.

— Дьюл вёл себя как бандит и так и закончил. И потому ожерелье, которое принадлежало моему деду, по праву твоё, Энрик. — Он поднял над головой ожерелье, похожее больше на бусы из красного переливающегося камня.

Энрик склонил голову и ожерелье легло на его шею.

— Носи их с гордостью. Пусть все знают о твоём поступке.

Магнус захлопал первым. И почти вся толпа захлопала следом, довольно улюлюкая. После этого Энрика стали приглашать в дом старосты на небольшую трапезу, но он отказался. Ему хотелось побыть одному. Придя в комнату, в которой ночевали рыцари, он заперся здесь. Его не покидало ощущение, что его настоящая жизнь закончилась. Теперь он вновь будет жить здесь, в этой деревне и доме, которые после пережитых приключений казались ему мрачными и скучными. От этих мыслей ему становилось стыдно. Не значит ли это, что он больше не чувствует родства со своим домом?

Он вышел из комнаты, стараясь быть весёлым и целый день болтал со всеми, с кем встречался. Но их приветливость теперь казалась ему нарочитой. Будто бы он и не совершал сразу двух тяжелейших поступков несколько месяцев назад.

Впрочем, после первой недели, проведённой в деревне, ему начало казаться, что он привыкает. Однако, вскоре книги, которые ему оставили Люциус с Холькой, были прочитаны, а те, что были у старосты, теперь казались парню очень простыми.

Люди теперь относились к нему уважительно и даже старшие разговаривали с ним, как с равным.

Через пару недель должны были собирать посевы и заниматься этим до середины десятого месяца.

Он помогал в этом, но всё сильнее его посещало желание узнать, что же стало с рыцарями. Какое наказание они понесли? Живы ли они вообще? И самое главное, он хотел в Кифалор. Всё навыки, которые он получил и хотел развивать, здесь, в деревне, были не нужны. Но в городах, в Ордене они пригодятся. Он понял, что не хочет больше оставаться здесь.

— Я хочу отправиться в Кифалор, пап. Вступить в тот Орден. Как только помогу вам с посевами. Тем более зимой вам лучше быть без лишнего голодного рта.

Отец нахмурился. — Ты не голодный рот. Ты — наш сын, Энри. Подумай сам, как ты доберёшься до Кифалора? Это ж, поди, другая страна. Путь туда неблизок и опасен.

— Теперь я умею за себя постоять. А этих рыцарей наверняка там знают. С их помощью я стану таким же рыцарем.

Отец посмотрел на него с сожалением. — Я вижу, Энрик, что после возвращения ты очень сильно изменился. Мы для тебя, будто уже не родные. Будто бы ты не очень и хотел возвращаться.

— Нет, пап. Я хотел вернуться и сделал это так быстро, как смог. Но за это время я столько всего увидел, что наша деревня слишком… маленькая. В общем, я хочу повидать мир.

Лицо отца стало грустным. Он кивнул с видом побеждённого. — Понимаю. По тебе, видно, что ты и правда много повидал такого, чего здесь не было отродясь. Если ты считаешь, что твоя судьба теперь с этими рыцарями — иди. Только помни, что мы будем ждать тебя. Как своего сына.

Энрик был рад такому ответу. Он очень боялся, что его будут всеми силами уговаривать остаться. Но слова отца ещё больше убедили его в том, что он должен уйти. Как только закончиться сбор урожая.

Чтобы уйти в новую жизнь. На этот раз с общего благословения.

Эпилог

«Рыцари Ордена, Люциус Агни и Холька, дочь Ксеробеллы, вы признаетесь виновными в ряде тяжелейших проступков: нападении и убийстве мирных жителей, укрывательстве беглого ослушника, применении запрещённой магии, незаконном пересечении границы Старых королевств и отказе сдаться на милость закона по повелению властей.

Власти Теократии, на территории которых вы и совершили все вышеозначенные преступления, требуют для вас публичной казни, во имя поддержания мира на их землях и дисциплины в рядах нашего Ордена.

И мы не имеем права игнорировать это требование.

Однако, принимая во внимание прошлые заслуги в борьбе с Ковеном, участие в военной кампании, особые силы, которыми одарены сие рыцари, их хорошую репутацию среди соратников, заступничество со стороны наших новых союзников — самого Ковена, а также исключительно благие намерения рыцарей, их признания и искреннее раскаяние, я, магистр Зенон, как высший представитель Ордена в Кифалоре, глава Кифалорского отделения и начальник этих рыцарей, не имею права вынести такое решение. Тем не менее ваши преступления налагают тень на весь Орден. Потому властью данной мне, я выношу вам следующий приговор: вы, рыцари Холька и Люциус, навсегда изгоняетесь из Ордена. Вы лишаетесь всех званий и наград, если таковые были, обязаны вернуть Ордену все взятые на время службы вещи. Также вы обязаны уплатить Ордену в виде компенсации плату в размере шестисот золотых монет, в виде денег или ценностей эквивалентной стоимости. Столько денег с вас требуют власти Теократии в обмен на замену казни.

С этого момента вы больше не рыцари Ордена. И отныне вам здесь не рады. Эти стены — больше не ваши стены. Прошу вас выполнить все формальности и покинуть пределы Ордена в течении этого дня. Плату вы можете внести в течении полугода. Ответственность за внесение платы и отсутствие попыток уклонения от оного берут на себя Старейшина Ковена Ксеробелла, рыцарь Ордена Александр, а также главный пыточных дел мастер Фридрих».