— Ыыыых! — я осознал себя, сидящего в пыли на дороге. Вокруг была тишина и ночь. Впрочем, восток помаленьку начал светлеть, что предвещало утро. Я ощупал себя. Вроде цел. Вызвал интерфейс — вроде я. Посидел еще немного и начал осознавать, что я только что пережил. И тут меня накрыло.

— Вы чего, совсем охренели! — заорал я, вскочив и грозя кулаком небесам — Вы думаете вообще чего делаете? Так человека неврастеником можно сделать!

Ставень на соседнем доме скрипнул и в этом скрипе явно послышался злобный и скрипучий смех. Внезапно поднявшийся ветер кинул мне в лицо песок, после просвистел по соседнему дому и оттуда вместе с мусором швырнул мне что-то под ноги. Я нагнулся посмотреть, что это такое и увидел, что это тряпичная кукла с пуговицами вместо глаз.

Вы замечали, что дети очень искренни в своих эмоциях? Если горе — то безграничное, если радость — то безмерная, если смех — то безудержный. Ну а если страх — то бескрайний. Вот я с самого детства не испытывал такого бескрайнего страха, как той ночью в Снэйквилле. Я понимаю, что скорее всего это было заложено программой и тем не менее — как же я бежал. Я сбежал с холма, я переплыл реку (скорее всего, если бы не страх, я бы к ней вообще не приблизился) я отмахал по полям мили три и наконец рухнул под какое-то одинокое дерево. И только после этого еще раз взглянул туда, в сторону проклятой деревни.

Она выглядела абсолютно безобидно, даже романтично — дома, залитые лунным светом.

— Будь я проклят — прошептал я — Если еще хоть раз к ней приближусь.

Я понял, почему уходили люди из игры — игра им больше не казалась игрой. Слишком уж близка была смерть, причем не их собственная.

Я понял, почему никто никогда рассказывал о том, что видел. Рассказать об этом — это пережить все еще раз. А пережить еще раз ощущение, когда рука Марики выскользнула из моей руки, я не согласен ни за какие коврижки.

Небо светлело, близился рассвет. Рассвет после самой жуткой ночи, что у меня была в жизни.

Идти дальше у меня не было ни физических, ни моральных сил. Я подумал, что хоть я и не есаул молоденький и это вроде бы и не ольха, но и хрен с ним, сойдет и так, и вышел из игры. Дополз до кровати и повалился на нее. И пусть весь мир подождет.

Разбудил меня телефонный звонок. Видимо это становится хорошей традицией, но только чего-то меня это не греет — если честно, каждое утро просыпаться от телефонных трелей — это уже перебор.

— Але — вымученно выдавил я из себя, гадая, кому же так неймется в воскресенье поесть мой мозг. А, ну конечно же, кто же еще.

— Никифоров, ты что спишь? В двенадцать часов дня? — раздраженно прозвучало в трубке.

— Да Эля, я сплю. В двенадцать часов дня. Представь себе.

— Все, вставай, собирайся, мы едем на шашлык к Катанянам.

И тут меня в очередной, во второй за сегодня (если игровой срыв считается) раз, прорвало.

— Почему?

— Что почему?

— Почему я должен ехать на шашлык к Катанянам? Я не хочу ехать на шашлык к Катанянам. Я вообще не знаю, кто такие Катаняны. Ты их знаешь — ты и езжай к ним. Но — без меня. Скатертью дорога.

— Не поняла?

— Чего ты не поняла? Что я никуда ехать не хочу? Или то, почему я ехать не хочу? Я вот тоже не понимаю, почему я всегда еду туда, куда надо ехать тебе, хожу туда, куда интересно ходить тебе. Ты бы хоть раз, для приличия спросила у меня — а куда собственно хочу пойти я?

— Неадекватный ты сегодня — задумчиво сказала Эля — Потом поговорим. Серьезно поговорим.

И повесила трубку. И слава Богу. Все хорошо в меру, особенно татаро-монгольское иго. Будем считать, что триста лет подошли к концу.

Почувствовав себя Дмитрием Донским, я отправился завтракать. Или обедать?

Когда я доедал макароны, заправленные сыром и ветчиной, такие вредные, но такие вкусные снова зазвонил телефон. Глянув на экран, я увидел что это звонит Вилли.

— Здорово, бродяга — с набитым ртом поприветствовал я его.

— Здорово — ответил мне Вилли — Жрешь что ли?

— Ага, макарошки.

— С котлетой?

— Не, с ветчиной. Кабы котлета была, я б и макарошки варить не стал.

— Ну не скажи. Лучше котлетосов с макарошками только котлетосы с пюрешкой и соленым огурчиком.

Мы еще минуты три поговорили на гастрономические темы, потом Толстый Вилли кашлянул и сказал мне:

— Тут ко мне один мэн в игре подходил, сказал чтобы я про тебя слова никому не говорил и за это мзду выкатил неслабую.

— Данж? Много с него взяли?

— Много — ответили мне Вилли — Больше чем с стандартного данжа.

— Ну и хорошо — сказал ему я — Выгода же.

— Да выгода — это понятно — ответил Вилли — Я тебе другое хочу сказать — ты поосторожнее давай. Это был человек администрации, а это не просто серьезные люди, это очень серьезные люди. Не найди себе на голову приключений.

— Я постараюсь — искренне сказал ему я — А там как пойдет. Ты главное забудь о том, кто я по профессии.

— Уже забыл — ответил Вилли — Тебе денег подогнать?

— Каких? — не понял я.

— За данж. В каком-то смысле ты ж нас навел на него.

Деньги — это хорошо. Вот только кто знает, как он их по клановой кассе проводить будет? Да и мелко это…

— Нет старик, не надо. За пиар ты мне заплатил, а все остальное — твое и только твое.

— Ну бывай тогда. Если чего надо будет звони, или письмо по внутреигровой почте пиши — и Вилли повесил трубку.

Сытый и довольный, уже маленько отошедший от ночных треволнений и дневного блицкрига я сел на диван и стал задумчиво смотреть на капсулу, решая для себя вопрос — идти снова навстречу приключениям или все-таки сделать тайм-аут. Поколебавшись немного, я все — таки решил, что надо таки дойти до Монтрига, а там и видно будет.

Это была не ольха, это была березка. Такая нормальная, среднестатистическая, вполне себе российская березка. Единственная, кстати, на всю округу, судя по всему. Насколько хватало глаз передо мной расстилалась степь, лишь где-то совсем у горизонта вроде бы был лес — должно быть это были дальние подступы к плато Фоим, про которое говорил мне Ромуил сто лет назад, еще во Фладридже. А может и нет, может это был просто лес. В любом случае дорога, которая была нужна мне, шла значительно правее и идти мне по ней было где-то часов пять, не меньше. Я встал, еще раз посмотрел назад. Снэйквилль в дневном свете и издалека смотрелся совсем уж безобидно — руины и руины. Меня слегка передернуло, я сплюнул, еще раз дал себе зарок — обходить его в этой жизни десятой дорогой и двинулся в восточном направлении.

Надо отметить, что идти по равнине было легко и приятно, не то, что давеча по лесу. Солнышко светило не жарко, над головой раздавались трели каких-то птиц — возможно жаворонков. Я не сильно разбираюсь в пернатых и их песнопениях. Часа через два, правда, пришлось искупаться — дорогу пересекала еще одна река — я так понимаю что и эта река, и вчерашняя — у Снэйквилля — это были какие-то водные артерии, впадающие в Крисну.

Как и вчера, меня не беспокоили враждебно настроенные мобы, что было довольно странно — на таких просторах и без врагов? Хотя, поиск приключений на свое мягкое место, по крайней мере, до посещения надгробия, и не входил в мои планы. Но чтобы я — и без приключений. Не бывает.

Как я прозевал эту парочку — я и сам не понял. Расслабился видимо. Леса тут нет и любая двуногая прямоходящая особь видна издалека. Даже в лежачем виде. Но — факт есть факт — прозевал.

— Опа, опа, опа. А ну пассажир, стоять! Че, есть че? — услышал я чей-то говорок и обернувшись увидел в шагах в десяти от себя двух встающих с зеленой травки агров.

— А ну попрыгай. Мож, че звякнет? Попрыгай, я сказал! — сказал все тем же говорком один из них, что повыше.

Прыгать я не собирался и в данный момент прикидывал шансы. И было понятно, что они, мягко говоря, неутешительны. Оба бандоса были сильно за пятидесятый уровень, неплохо вооружены и совершенно замечательно обмундированы. На них была одета явно очень тяжелая броня.