Покинув Булонский лес в разгар дня, Питер доехал на такси до Лувра и побродил по нему. Экспозиция была замечательно организована; статуи во дворе были такими убедительными, что Питер долго стоял перед ними, завороженный их красотой, чувствуя молчаливую связь с ними. Он даже не заметил стеклянную пирамиду, возведенную прямо напротив Лувра и вызвавшую столько споров у иностранцев и самих парижан. Немного прогулявшись, Питер в конце концов отправился на такси в отель. Он провел в городе несколько часов и снова почувствовал себя человеком. Надежда возродилась в нем: даже если испытания будут неудачными, они все равно смогут как-то усвоить полученную информацию и снова двинутся вперед. Он не собирается хоронить такой важный проект только из-за того, что возникли некоторые проблемы. В конце концов, на слушаниях ФДА дело не кончится. Он пропускал их в течение многих лет, пропустит и сейчас. Что же, разработка займет пять лет, а то и все шесть, а не четыре – ничего страшного. Когда Питер добрался до отеля, у него было расслабленное философское настроение. День клонился к вечеру, никаких сообщений для него не было. Он купил газету и нашел продавщицу, которая сняла ему с витрины золотой браслет для Кэти. Это была красивая толстая цепочка с большим золотым сердцем, свисавшим с нее. Кейт любила сердечки, так что можно было не сомневаться в том, что браслет ей понравится. Отец обычно покупал ей очень дорогие вещи – например бриллиантовые ожерелья и кольца; поскольку Питер знал, что не может соперничать с ним, он обычно выбирал подарки, которые она наверняка будет носить или которые имеют особое значение.

Поднявшись и окинув взглядом пустую комнату, он внезапно вновь забеспокоился. Искушение еще раз позвонить Сушару было велико, но на этот раз он справился с ним. Вместо этого он снова набрал свой домашний номер, но услышал все то же – автоответчик. В Коннектикуте был полдень: наверное, она ушла куда-нибудь на ленч, и одному Богу известно, где их младший сын.

Майк и Пол должны были вскоре приехать из своих школ, Патрик никуда не отлучался, и на следующей неделе они вместе с Кэти собирались поехать отдыхать. Питер же планировал остаться в городе работать, приезжая к ним по выходным, как было всегда, а потом провести вместе с ними отпуск в августе. У Фрэнка отпуск в этом году продолжался два месяца – июль и август, – и Кэти собиралась устроить большой пикник на Четвертое июля3, чтобы открыть сезон.

– Жаль, что я тебя не застал, – сообщил он автоответчику, чувствуя себя полным идиотом. Он терпеть не мог разговаривать с электроникой. – Из-за разницы во времени это очень трудно. Я позвоню тебе еще, пока… О… я забыл сказать, что это Питер…

Повесив трубку со странной усмешкой, он мысленно пожалел, что его слова звучали так глупо. Разговор с автоответчиком всегда заставлял его чувствовать себя неловко.

– Один из заправил империи не может оставить сообщение на автоответчике, – сказал он вслух, чтобы посмеяться над собой.

Растянувшись на обтянутой персиковым шелком кушетке, Питер огляделся, пытаясь решить, что делать с обедом. Можно было отправиться в ближайшее бистро, или спуститься в ресторан, или заказать обед в номер и съесть его, смотря Си-эн-эн или сидя за компьютером. В конце концов он выбрал последнее – как наиболее простое.

Сняв пиджак и галстук, он закатал свои накрахмаленные манжеты. Питер принадлежал к тому типу людей, которые и в конце дня выглядят такими же свежими, как утром. Его сыновья посмеивались над ним, говоря, что он родился в галстуке, что заставляло его с улыбкой вспоминать свое детство в Висконсине. Но Висконсин был далеко-далеко позади. И хотя ему порой хотелось свозить туда сыновей, после смерти родителей и сестры никакого стимула ехать туда у него не было. Иногда он вспоминал о детях Мюриэл, которые жили в Монтане, но ему казалось, что пытаться связаться с ними уже поздно. Они выросли и не узнают своего дядю. Кэти была права. Он опоздал.

Ничего интересного в новостях не было, и Питер погрузился в свою работу. Он был приятно поражен качеством обеда, но, к разочарованию официантки, почти не обратил внимания на сервировку. Блюда были очень красиво сервированы, но Питер разложил перед собой свой ноутбук и принялся трудиться.

– Не выйти ли вам прогуляться, мсье? – по-французски сказала официантка.

Вечер был восхитительный, и город, освещенный полной луной, мог заворожить кого угодно, но Питер заставил себя не обращать на все это внимания.

В качестве награды он решил еще раз спуститься поплавать, когда совсем стемнеет. Однако в одиннадцать часов до него донесся непрекращающийся гудок. Что это – радио, телевизор? Или что-то случилось с компьютером рядом с его кроватью? Сигнал был двойным, сочетая в себе звон колокола и пронзительное завывание. В конце концов любопытство победило лень, и Питер выглянул в коридор, немедленно обнаружив, что звук стал громче, как только он открыл дверь. Другие постояльцы тоже выглядывали из своих дверей, испуганные и обеспокоенные.

– Feu? Пожар? – спросил он у пробегавшего мимо посыльного, который неуверенно посмотрел на Питера и едва остановился, чтобы ответить.

– C'est peut-etre un incendie, monsieur4, – ответил он.

Питер подумал, что, возможно, первое же его предположение было верным. Никто не знал этого наверняка, но и не сомневался, что сигнал объявлял о тревоге. Все больше и больше людей высыпало в коридор, а потом внезапно все вокруг зашевелились, словно весь персонал гостиницы занялся делам. Горничные, метрдотели, официантки, посыльные, уборщицы и gouvernante5 их этажа быстро и решительно проходили мимо, стуча в двери, звоня в колокольчики и призывая всех выйти на улицу как можно быстрее: «Non, non, madame6, не надо переодеваться, останьтесь в ночной рубашке». В руках gouvernante была одежда, посыльные несли маленькие сумочки и помогали дамам вывести их собак. Никаких объяснений происходящего пока не последовало, но всем велели покинуть помещение, не медля ни минуты.

Питер поколебался, не зная, брать ли ему с собой свой ноутбук, но потом принял решение оставить его в номере. В компьютере не было никакой секретной информации, только некоторые заметки и его деловая корреспонденция. В какой-то степени он даже почувствовал облегчение от того, что не взял его с собой. Он не стал надевать пиджак и просто положил бумажник и паспорт в карман брюк. Взяв ключ, Питер спустился по лестнице. Впереди шла группа японок в наспех наброшенных костюмах от Гуччи и Диора, позади – обширное американское семейство со второго этажа, несколько арабок, увешанных великолепными драгоценностями, трое красивых немцев, прорывавшихся вперед, и целая стая крохотных йоркширских терьеров и французских пуделей.

В этом торопливом исходе было что-то странно комическое, и Питер улыбался про себя, тихо спускаясь по лестнице и пытаясь не думать о том, как все это похоже на катастрофу с «Титаником». Едва ли, впрочем, отель «Ритц» мог утонуть.

На пути им постоянно попадались сотрудники отеля, которые успокаивали своих подопечных, предлагали помощь, подавали руку, если это было нужно, и приносили свои извинения за причиненные неудобства. Но никто не говорил ни слова о том, почему все это происходило, в чем дело – пожар ли это, или ложная тревога, или какая-либо иная серьезная угроза для постояльцев гостиницы. Но, пройдя мимо роскошных витрин по вестибюлю и выйдя на улицу, Питер увидел команду спасателей, соответствующим образом экипированных, с оружием и щитами. Король Халед и его свита уже усаживались в подоспевшие правительственные лимузины, и Питер решил, что скорее всего все дело в угрозе взрыва. В толпе были две известные французские актрисы с «друзьями», множество немолодых мужчин в компании молоденьких девушек, Клинт Иствуд в джинсах и футболке, только что покинувший тир. Когда все постояльцы отеля вышли на улицу, было около полуночи. На – Питера произвело впечатление, как быстро, профессионально и грамотно была проведена эвакуация. Теперь, когда все оказались на безопасном расстоянии от «Ритца», на Вандомской площади, служащие гостиницы принялись быстро расставлять прямо на газонах легкие столики, предлагая людям закуски и кофе, а также более крепкие напитки. Если бы не позднее время и явное неудобство, а также слабое ощущение опасности, в этом можно было бы найти даже своего рода удовольствие.