Фрэнк на удивление быстро поправлялся после своего инфаркта и уже через две недели выписался. Кэти на время переехала к нему, чтобы ухаживать за ним. Питер считал, что это правильно, – им обоим требовалось время, чтобы все обдумать и понять, как им дальше жить. Она не извинилась перед ним за сказанное в больнице, а он больше не заговаривал об этом. Но и ничего не забыл. И Фрэнк, разумеется, больше не упоминал о том, что «купил» Питера. Питер спрашивал себя, помнит ли он вообще о брошенных ему в лицо словах.

Он регулярно навещал своего тестя – из вежливости и для того, чтобы увидеть Кейт, – и обращался с ним исключительно сердечно, но его отношения с Фрэнком стали заметно холоднее. Кэти тоже держалась на расстоянии от своего мужа. Она была слишком занята состоянием Фрэнка, чтобы обращать внимание на Патрика, который пока был дома. О нем заботился Питер, каждый вечер готовя ему обед. Двое старших были в школе, и Майк им уже несколько раз звонил. Ему безумно нравилось в Принстоне.

Ровно через две недели после инфаркта Фрэнк снова завел разговор о слушаниях. Оба знали, что их вопрос, несмотря ни на что, остается на повестке дня заседаний ФДА. До слушаний оставались считанные дни. Нужно было либо выступать на них с просьбой о досрочном запуске, либо отказываться.

– Ну? – спросил Фрэнк, откидываясь на подушки, которые Кейт только что для него взбила. Он был безупречно выбрит и вымыт, недавно приходил парикмахер и подстриг его. Этого моложавого старика можно было вполне снимать для рекламы пижамы и дорогих простыней – он совершенно не был похож на человека, побывавшего на пороге смерти. Тем не менее Питер боялся его расстраивать. – Что происходит на работе? Как исследования?

Оба знали, в чем истинный смысл его вопроса.

– Я не думаю, что нам стоит это обсуждать.

Внизу Кэти готовила ленч, и у Питера не было никакого желания спорить с ним, а потом иметь дело с обоими Донованами. Он прекрасно понимал, что «Викотек» – это запретная тема, да и врачи говорили ему то же самое.

– Тем не менее мы должны это обсудить, – твердо сказал Фрэнк. – До слушаний осталось несколько дней. Я ничего не забыл, – спокойно добавил он.

Питер тоже не забыл услышанное в офисе. Но Фрэнк не стал ему ни о чем напоминать. На этот раз у него были совсем, иные намерения, и очень твердые. Нетрудно было понять, откуда Кейт взяла свое упрямство и стойкость.

– Я вчера звонил на работу, и мне было сказано, что у нас все чисто.

– За исключением одного обстоятельства, – вставил Питер.

– Незначительного теста, сделанного на лабораторных крысах в нестандартной среде. Я об этом знаю. Но это к делу не относится, потому что условия, при которых проводился этот тест, не могут быть воспроизведены в реальной жизни.

– Это действительно так, – ответил Питер, молясь, чтобы Кэти не вошла и не застала их за этим разговором. – Но с технической точки зрения и с точки зрения ФДА это нас дисквалифицирует. Я продолжаю настаивать на том, чтобы мы не участвовали в слушаниях. – Более того, недостатки, выявленные в ходе французских тестов – а эти изъяны были поистине вопиющими, – все еще не были устранены. – Мы должны снова проверить материалы Сушара. Там-то и лежит корень зла. Все остальное – формальность. Нам нужно обязательно пройти тем же путем, что прошел он.

Мы сможем это сделать до того, как начнется клиническое применение «Викотека», и ФДА совсем необязательно знать эти тонкости. С технической точки зрения препарат удовлетворяет всем их требованиям. Того, что мы имеем на сегодняшний день, им достаточно. Ты должен быть удовлетворен, – со значением закончил он.

– Да. Если бы только Сушар не обнаружил проблему и мы бы не лгали, скрывая это от ФДА.

– Я даю тебе слово, – сказал Фрэнк, игнорируя его слова, – что если в ходе последующих тестов возникнет хоть что-нибудь… самая малость… хоть малейший признак проблемы, я не оставлю это без внимания. Я не безумец и не хочу судебного процесса и иска в сто миллионов долларов. Я не пытаюсь никого убить. Но и самому мне погибать не хочется. Мы получили то, что нам нужно. Давай плясать от этого. Если я тебе пообещаю довести препарат до совершенства, когда мы получим разрешение на досрочные исследования на людях, после всех наших лабораторных тестов, поедешь ли ты на слушания? Объясни мне, пожалуйста, Питер: какой в этом вред? Пожалуйста…

Но он был не прав, и Питер это понимал. Действовать так было бы преждевременно и опасно. Получив разрешение на досрочные испытания на людях, они смогли бы немедленно приступить к ним, и он не верил, что Фрэнк сохранит свое обещание и не пойдет на это. Для Питера не имело никакого значения, что в ходе исследований будут применяться самые низкие дозы «Викотека» на крайне ограниченном числе людей. Он считал принципиально важным не совершать безответственных поступков и не рисковать жизнью пациентов. Их предупредили о возможных фатальных последствиях использования «Викотека» в том виде, в каком он существует сейчас, и Питер не хотел отворачиваться от этого предупреждения. На примере других фирм он знал, что влечет за собой подобная тактика. Среди фармацевтов ходило множество историй о целых трейлерах с лекарствами, готовыми поступить в продажу немедленно после получения одобрения от ФДА. Питер боялся, что у его тестя на уме нечто подобное и что он запустит «Викотек» на рынок, наплевав на его изъяны. Фрэнк в последнее время вел себя крайне неразумно, и возможности злоупотребления, которое могло повлечь за собой смерть людей, нельзя было исключать. Питер не мог этого допустить.

– Я не могу ехать на ФДА, – печально произнес Питер. – И вы это знаете.

– Ты мне просто мстишь… за то, что я тебе сказал… Ради Бога, я совсем не то имел в виду.

Итак, он все помнил. Неужели он сказал это только в порыве ярости, чтобы как можно больнее задеть Питера, или потому, что действительно так думал? Теперь это уже было невозможно выяснить, и Питер знал, что никогда не простит ему этих слов. Однако в мстительности его упрекнуть было трудно.

– Ничего подобного. Это этический вопрос.

– Не вешай мне лапшу на уши! Что тебе нужно? Деньги? Гарантию? Я дал тебе слово, что мы не запустим его до тех пор, пока не устраним все проблемы и не закончим все тесты. Что еще?

– Время. Это просто вопрос времени, – устало отмахнулся Питер.

За последние две недели Донованы совершенно измотали его – а на самом деле это началось гораздо раньше, просто он об этом не задумывался.

– Это вопрос денег. И чести. И репутации. Можешь ли ты подсчитать, сколько мы потеряем, если сейчас откажемся от этих слушаний? Это может даже повлиять на реализацию нашей остальной продукции.

Это был бесконечный разговор, и никто из них не хотел согласиться друг с другом. Когда в комнату вошла Кэти, неся на подносе ленч для Фрэнка, они оба были угрюмыми, и она сразу же заподозрила, что они ведут запретные споры.

– Вы что, говорите о работе? – спросила она, но оба покачали головами. Питер тем не менее выглядел виноватым, и чуть позже она упрекнула его.

– Я считаю, что ты должен исправить свое поведение, – загадочно сказала она, когда они мыли посуду в кухне.

– В каком смысле?

После того, что ты сделал. – Она все еще была убеждена в том, что Питер едва не убил ее отца и что причиной инфаркта стал их спор. Переубедить ее было невозможно. – Мне кажется, ты просто-обязан поехать на эти слушания из-за него. Никакого вреда от этого не будет. Он просто хочет, что называется, спасти лицо. Отец обещал обеспечить досрочное разрешение испытаний, и теперь он просто не хочет признать, что не готов. Папа не будет испытывать «Викотек» на людях, если он действительно опасен, – ты же знаешь это. Он не дурак и не сумасшедший. Но он болен, он стар и имеет право не терять лицо перед всей страной. Ты можешь уважить старика в конце концов или нет? – вознегодовала она. – По-моему, он не так уж много просит. А тебе на него просто наплевать. Он признался мне, что в тот день действительно сорвался и наговорил тебе обидных вещей, но только потому, что ты его расстроил. Я уверена, что он не хотел тебя оскорбить. Вопрос в другом, – со значением сказала она, – в том, достаточно ли у тебя большое сердце, чтобы простить его. Или ты заставишь отца заплатить за это, не сделав той единственной вещи, которую он хочет? Ты ведь все равно поедешь в конгресс и можешь появиться и на слушаниях. После того что ты с ним сделал, твой долг перед ним непомерно велик. Сам он сейчас поехать не в состоянии. Ты единственный человек, который может это сделать.