Кисель клюквенный? Простите?.. «Бог простит», я что, вот так от нечего делать, мчал сюда на своем «жигуленке» почти четыре сотни километров? Хотя, ладно, говорите — горох с мясом? Да, я иду с вами.
…Где, когда, при каких обстоятельствах Георг Штайн натолкнулся на исчезнувшие в конце второй мировой войны сокровища Псково-Печорской лавры? Кто ему подсказал? Намекнул: «Ищите вот там-то…» По документам это понять трудно, но так ли уж это важно? Может быть, что никто и не подсказал, никто не намекнул, просто он сам, работая в архиве, натолкнулся на те или иные бумаги, которые собрал в специальной папке, написав на обложке маняще и таинственно: «Сокровища стеклянных ящиков». Вот они, эти документы.
«Гебитскомиссариат г. ПЛЕСКОВ, 10.11.42 г. Прошу выдать господину доктору ФОЛЬБЕРГУ ключи к СТЕКЛЯННЫМ ЯЩИКАМ КОМНАТЫ СОКРОВИЩ с целью тщательного ознакомления и фотографирования.
Заверяю вас, что все эти предметы останутся принадлежностью Печорского монастыря, проводящаяся работа имеет отношение лишь к историко-художественной деятельности и ни в коей мере не угрожает сохранности предметов КОМНАТЫ СОКРОВИЩ монастыря.
Гебитскомиссар Воехинг».
КОМНАТА СОКРОВИЩ! Представляю себе, как, несколько раз прочитав этот документ из русского города «Плесков», Георг Штайн задумался, протер лоб, почувствовал, как сильнее забилось его сердце. Что за «стеклянные ящики»? Были простые, грубо, торопливо сколоченные из разных подвернувшихся под руку досок, именно в таких ящиках, как он уже знал, доставлялись в шахты картины, тончайший фарфор, хрусталь. Были отлично сработанные, из крепчайших дубовых досок, обшитые стальным листом, асбестом, просмоленные ящики, предназначавшиеся к вывозке кенигсбергских ценностей; были бочки деревянные и железные, ящики из-под патронов и винтовок, и в них путешествовали сокровища, но что это за «стеклянные ящики» какой-то «комнаты сокровищ»? Что было в них? Где все это? Почему нигде за все долгие уже минувшие после войны годы, не «вынырнуло» из небытия на поверхность нашего времени на каких-либо выставках и аукционах? Может, отложив в сторону заботы о янтаре, попытаться отыскать следы этих ящиков? Хотя нет, надо все вести параллельно, да-да, эти ящики, господи, а вдруг тут повезет? Сколько же можно работать впустую? Так, надо составить план. Перечень архивов, лиц, кто, может быть, хоть что-нибудь знает об этом, но кто знает? Русская православная церковь в Германии? Русская церковь… м-м-м, что-то он слышал, как это называется? а, кажется, русский монастырь святого Петра… нет, не Петра, такое странное, редкое русское имя, а, Пантелеймона, в Греции, на какой-то горе Афон.
Писать. Обращаться во все инстанции! «Уважаемый господин Бок!», «Уважаемая госпожа», «Весьма почтенные господа…» Но, что же это он? Что это за «Плесков», что за монастырь? Надо сделать запросы в Россию, в Московскую патриархию.
И появляются новые документы, кажется, намек на звук начинает укрепляться, становится громче, устойчивее, но еще пока именно некий намек, нечто неясное, зыбкое… «Ключи доктору Фольбергу»! Как он и предполагал, этот доктор представляет конечно же один из отделов штаба рейхсляйтера Альфреда Розенберга. «Ключи», «взглянуть, сфотографировать»… И потом эти фотографии просмотрит господин Поссе, это же сорок второй год, он личный порученец Адольфа Гитлера, еще жив-здоров и полон энергии в сборе коллекций для «Музея в Линце». И что же? Кто-то там, в монастыре, сопротивляется, говорит о каких-то очень ценных книгах, о целой монастырской библиотеке, на которую вот так же лишь взглянули, и теперь она исчезла. И гебитскомиссар Воехинг обещает: «О возвращении вам библиотеки я буду вести разговор в ближайшее время». «Вести разговор»! Но мало пока, так мало документов и какие-то все разрозненные. Вот какая-то квитанция о том, что по разрешению коменданта Плескова в КОМНАТЕ СОКРОВИЩ от некоего переводчика Арнольда Томашевского получены нижеперечисленные предметы для отправления религиозного обряда: «2 жезла епископских, 3 серебряных подноса, одна серебряная, в золоте, тарелка, серебряный старинный чайник для святой воды, крест серебряный, в золоте и камнях, для целования. Павел Горшков подписался и обязался все вернуть тотчас назад, по прошествии праздника». Значит, все это уже не в руках монастыря, а в чьих-то других, при ком служит переводчиком и хранителем сокровищ некий Арнольд Томашевский? Но все же, что там за ценности? Что за ящики? Получил ли ключи от них господин доктор Фольберг?
Кажется, получил, сфотографировал, может, он же и поделился своими впечатлениями от посещения «комнаты сокровищ»? «После длительных и странных проволочек, под массированным нажимом господина гебитскомиссара Воехинга, я наконец-то оказался в святая святых этого огромного, мрачного, кажущегося неприступным монастыря-крепости. Гулкий звук шагов. Тяжкое хлопанье массивных, оббитых железом дверей. Лязг и скрежет замков, проверка печатей, и вот меня вводят в одну из комнат. Низкие каменные своды, сухой, какой-то, как мне показалось, древний воздух, пахнущий горящим воском. Свет высоко поднятых свечей. Матовый блеск стеклянных ящиков. Темный бархат, из глубины которого засверкали всеми своими многочисленными гранями драгоценные камни, вставленные в массивную золотую тяжесть крестов, цепей, прочих предметов российского православного религиозного культа. Мне показалось, что у меня пол поплыл из-под ног. Сколько же тут сокровищ! Глаза разбегаются. И все это почти рядом, в нескольких часах езды от Риги! И все это еще находится здесь?!»
Кто это писал? Почему текст не закончен? Штайну дали лишь взглянуть на эту бумагу, не позволили сделать копию, и он торопливо переписал главное? Воспроизвел по памяти?
Вскоре Штайн располагает еще несколькими документами, да он нисколько не сомневался, что такие документы существуют, и не сомневался он совершенно, что штаб Розенберга не оставит без внимания эти замечательные, полные золота, драгоценных камней и серебра стеклянные ящики. Машина заработала, все в ней тщательно продумано, отлажено, машина пришла в действие и тут, чтобы поглотить эти сокровища. Кто там не давал ключей? Кто там сопротивлялся? Куда теперь непослушник исчез?..
«Протокол-передача. Господину генерал-комиссару в Ревеле, отдел культуры. При этом направляем Вам протоколы передачи сокровищ монастыря г. ПЕЧОРЫ активному штабу (?) Розенберга канцелярией экзархата в Риге…
Заведующий канцелярией экзархата В. Родзвилл.
Май 1944 г.».
Два года усилий все же ушло на это, но как красиво получилось — нет, они, в штабе, все это не взяли, а им отдали, высшая церковная власть передала сокровища стеклянных ящиков своим защитникам в лице господина рейхсминистра Розенберга! А, вот и знакомая фамилия вновь возникает из тех, давно минувших, дней: господин Нерлинг, активнейший деятель штаба Розенберга, приложил к этому делу свои усилия.
«Х. А. Г. Рига, 14.4.44 г. Вильгельмштрассе, 6. Тел. 29976 + 31607. Настоящим высылаю Вам протокол передачи и перечень сокровищ православного греческого монастыря ПЕЧОРЫ, взятых во временное пользование штабом Розенберга, вывезенных в Ригу… с целью их реквизиции и отправки в другое место или в ИМПЕРИЮ.
Зав. отделом „Восток“, начальник штаба НЕРЛИНГ».
О, Нерлинг! Знаток подобных операций. Видно, никто и ничего не передавал. Люди Нерлинга приехали в Печоры, все забрали, выгребли из «комнаты сокровищ» и просто прикрылись пустыми бумажонками. А вот еще одна: «ХАУПТАРБАЙТГРУППЕ (вот что означают буквы „Х. А. Г.“ — „Главная рабочая группа“. — Ю. И.) ОСТЛАНД. Ризница остается собственностью монастыря. При БЛАГОПРИЯТНЫХ условиях („Это что означает? Победа в войне? Смешно такое писать в сорок четвертом году“. — Пометка Г. Штайна) она будет возвращена. При опасности — отправлена значительно дальше от фронта („Или уже отправлена?“ — Опять Г. Штайн, его рука…)». И подпись: «Х. А. Г. ОСТЛАНД, д-р НЕРЛИНГ».
Какие-то, без начала и конца, бумажки, записки, фамилии. Почерк такой, что наш Василий Митрофанович, великолепно знающий немецкий язык, с трудом продирается через эти завалы покосившихся букв. «Вам следует торопиться, а то „ящики“ уплывут», «Пожалуйста, срочно сообщите, что было в исчезнувшей ризнице», «Отчего молчит Московская патриархия? Они-то знают, что там было? Где список сокровищ? Почему молчит Афон?», «Я знаю, господин Штайн, где надо искать, но я этого просто так не скажу, лишь одно сообщу: это стоит не менее 10 миллионов, пять процентов от найденного — мне, так что решайтесь, согласны ли Вы на мои условия?» Кто это пишет, жирно лепит слово к слову на каком-то глянцевом листе бумаги? А вот еще: «Если все это возвратится благодаря мне туда, на какое, хоть самое минимальное, вознаграждение можно рассчитывать? Мне бы только погасить долги. Боже, помоги мне».
