– Ну как, поедим или просто посидим и поболтаем?

– Давай поедим, – предложила она. – Я голодна как волк.

Они сделали заказ, и официант ушел. Босх глотнул кофе и бросил на Уоллинг твердый взгляд, говоривший о том, что пора перейти к делу.

– Итак, – произнес он, – Родни Барроуз…

– Да, расклад такой, – кивнув, начала она. – Ты правильно описал мне Родни Барроуза, и мы действительно долгое время держали его под прицелом. Но потом его посадили за неуплату налогов, и с тех пор он вроде как затих. По крайней мере, мы так думаем. Поэтому прежде всего я хочу знать, должно ли Бюро беспокоиться по поводу того, чем ты занимаешься.

Босх уверенно покачал головой:

– Нет, если только вас не интересует девяносто третий год. Мы расследуем «глухое» дело. Сейчас наш парень живет в Аделанто и, насколько я знаю, сидит тише воды.

– Ладно, ты меня успокоил.

– Расскажи, что вам известно. Почему им заинтересовалось ФБР?

– В середине девяностых мы плотно занялись такими парнями, как он. Отряды самообороны, националисты, антисемиты, «белое движение» – вся эта экстремистская шушера с лозунгом «Долой правительство». Ты помнишь, что тогда было: трагедия в Уэйко, штурм в Руби-Ридж, грандиозная заварушка в Лос-Анджелесе в девяносто втором, появление «народных ополчений». Некоторые из этих бунтарей, вроде вашего парня, считали, что грядет тотальная расовая война. Стали раздаваться призывы вооружаться, «отстоять свою землю», расплодились всякие «исты», о которых ты говорил по телефону, – в общем, пошла мутная волна. Мы гасили эти очаги в разных штатах по всей стране. Кое-что прозевали – например, взрыв в Оклахома-Сити в девяносто пятом.

– Так что насчет Барроуза?

– Он и его бритоголовые приятели создали организацию, которая называлась «БАРС»: Белые Американцы за Расовую Солидарность. Она вошла в общенациональный фронт, ратовавший за то, чтобы закрыть границы и защищать белую Америку, когда начнется расовая война.

– Кажется, Чарли Мэнсон тоже говорил нечто подобное?

– Верно. И чтобы его история не повторилась снова, мы стали следить за Родни Барроузом и его группой.

– Когда это произошло?

– Впервые мы наткнулись на них в девяносто четвертом, когда они начали наклеивать листовки на машины между Лос-Анджелесом и Сан-Диего. Кстати, они называли его Дрянь-Диего.

– Мило. То, чем я занимаюсь, произошло на год раньше.

– Знаю. Поэтому я не могу помочь тебе напрямую. Ты просил информацию по Барроузу, а наш отсчет идет только с девяносто четвертого.

– Что они делали, кроме расклейки листовок?

– Почти ничего. У них было свое местечко возле Кастайка, где они упражнялись в стрельбе, тренировали рекрутов и слушали спид-метал. Типичная «группа ненавистников»: много болтают и ничего не делают. Все, на что их хватало, это печатать расистские манифесты и распространять листовки с приглашением в тренировочный лагерь. Мы долго за ними следили, в том числе изнутри, и в конце концов поняли, что там ничего нет, кроме болтовни. Эти ребята не их тех, кто начинает войну: они только подпевают тем, кто это делает.

– Следили изнутри? Вы поставили им «жучок»?

– Нет, внедрили «крота». Один из членов «БАРСа» попался на каком-то мелком деле и согласился с нами сотрудничать.

– А откуда они брали деньги на свой лагерь? Эти парни хорошо зарабатывали?

– Судя по отчетам, которые я почитала перед нашей встречей, их неплохо финансировали, но кто это делал, неизвестно. Группа состояла в основном из охранников и дальнобойщиков. Вряд ли им хватало своих денег.

– При ограблении, о котором идет речь, взяли двести шестьдесят тысяч долларов. Потом было еще одно, возможно связанное с первым.

– Да, это многое может объяснить, но в отчетах ничего такого нет.

– Барроуз был у них главным?

– Нет, скорее рабочей пчелкой. «БАРС» основал парень по имени Гаррет Хенли, один из дальнобойщиков. Он собрал всех остальных.

Босх достал свой блокнот и записал это имя.

– Но поговорить ты с ним не сможешь, – заметила Уоллинг. – Он умер двенадцать лет назад. Застрелился после того, как его обвинили в неуплате налогов. Знал, что ничего хорошего ему не светит. На этом мы их почти всегда и ловим – они не платят налоги.

– А кто еще? – спросил Босх. – Вам известны сообщники Барроуза? В моем деле, кроме него, есть два вооруженных парня.

Уоллинг развернула газету, лежавшую рядом на столе. Прежде Босх никогда не видел, чтобы она делала заметки на полях. Рэйчел прочла свои записи и снова отложила газету.

– В отчетах говорится, что с Барроузом дружили двое братьев. Мэтт и Майк Полларды. Если тебя интересует их водитель, то в группе был любитель автогонок, Стэнли Нэнс по прозвищу Наскар Нэнс. Возможно, он и сидел за рулем.

Босх одобрительно кивнул. Все сходилось. Уоллинг заметила его волнение.

– Прежде чем ты завопишь «ура» и начнешь плясать джигу, хочу добавить: перед приездом я наскоро проверила всех троих, и тебе вряд ли понравится то, что я обнаружила, – сообщила она.

– А в чем дело? – поинтересовался Босх.

– Наскар Нэнс теперь крутит баранку на небесах. Он погиб в девяносто шестом, пробив ограду моста на скорости девяносто пять миль в час. Обоих Поллардов посадили за уклонение от уплаты налогов, но на свободу вышел только один. Майка Полларда отправили в Коулман, штат Флорида, где его зарезали в тюремной библиотеке в две тысячи шестом. Дело не раскрыто, но считают, что убийство произошло на расовой почве.

– А второй?

– Мэтт Поллард отсидел срок в Льюисберге и был освобожден условно-досрочно в две тысячи девятом. Пять лет он находился под наблюдением полиции в Филадельфии. Но два месяца назад испытательный срок закончился, и где он теперь, никто не знает. Эти крутые революционеры не любят попадаться на глаза госорганам. Никаких водительских прав, страховых полисов, налоговых деклараций и тому подобного.

Босх нахмурился, вспомнив, что Анна Ачеведо тоже пропала без следа. Но его беспокоил другой момент, странно не вязавшийся с общей судьбой группы «БАРС».

– Барроуз попал за решетку только в две тысячи шестом, – заметил он. – И его выпустили через двадцать два месяца.

– Ну и что? Дела делаются не быстро, – возразила Уоллинг. – Я не знаю всех деталей, но этих парней брали по очереди, одного за другим, и, видимо, Барроуз просто оказался последним.

Босх покачал головой:

– Допустим, но Барроуза отправили в Ломпок. Это все равно что загородный клуб. Как получилось, что он попал в Ломпок, а Полларды – в Коулман и Льюисберг? Там суровые места. Похоже, Барроузу сделали поблажку.

Уоллинг кивнула:

– По идее, надо просмотреть все три дела и сравнить между собой. Но ты меня об этом не просил. Ты спрашивал про Барроуза. Кто знает, может, его преступления были менее тяжкими, чем у других. Или он заключил сделку, сдав своих подельников. Мало ли чем это можно объяснить.

– Знаю, знаю. Просто интересно, не был ли он все эти годы тайным осведомителем?

– В досье, которое я смотрела, нет никаких сведений о том, что подсудимый оказывал существенную помощь следствию, – ответила Уоллинг.

– Из чего еще не следует, что ее не было, – пробормотал Босх.

– В любом случае то, о чем ты спрашиваешь, выходит за рамки моих полномочий. У меня нет доступа к спискам информаторов. Их держат за семью замками.

– Ты не выписала номера дел? Может, я поговорю с прокурором.

– Я все выписала.

– А как насчет агента, занимавшегося «БАРСом»? Кто это был?

– Ник Ярдли. Он еще работает в лос-анджелесском офисе.

– Думаешь, он захочет со мной побеседовать?

– Возможно, но не забывай, что Барроуза упекла за решетку налоговая служба. Чисто технически мы им только помогали. Ник может сплавить тебя налоговикам, и тогда на этом все закончится. Они не общаются с полицией.

– Знаю.

– Если будешь говорить с Ником, не упоминай мое имя. Скажи, что получил информацию из судебного архива.