— Отколе вообще берутся эти неудачи?! — раздраженно воскликнул Савва.

— Наверняка никто не ведает. Возможно, что часть личины застревает в теле после срезания, насылая беды на храбреца посмевшего скинуть путы правил, — предположил смертник, зачерпнув воды из-за борта и ополоснув лицо.

— Но у тебя же недурственно получается управлять несчастьями, и никакие осколки личины не мешают. Вон как ты сноровисто разрушил пол со стеной в том доме на паршивой улочке, — возразил подмастерье, усердно отжимая рукав.

— Я тоже не могу этим злоупотреблять. Осколки личины будто чуют, что ими ловчатся повелевать и супротивничают, лишая крепости духа. То рука дрогнет в неподходящий момент, то нога ослабнет. Горше всего если иссякает всякая тяга к жизни. Некоторые смертники, впадая в уныние, даже кончают с собой, — с печальной миной повествовал Пол-лица.

— Замечательно. Ежели я не пойду на корм рыбам из-за пагубной думы, так непременно сам суну башку в петлю, — сокрушенно произнес Савва.

— Лично я петлю не советую. У меня значительный опыт в теле повешенного. Скукотища смертная. Лучше сигануть с кручи. Это куда веселей, — ободряюще плел летунец.

— Но первым долгом ты обязан рассказать мне про таблички. Как там поживает твое прошлое? Просветляется? — упреждая гневный ответ подмастерья на ехидство летунца, полюбопытствовал Пол-лица.

— Какой там! Уразуметь бы сначала, как я в лодку попал. Все что приключилось после падения с коня, словно в тумане, — виновато

потупившись, трагически вздохнул Савва.

— Покамест Пол-лица дрых, я подробно живописал героическое спасение милосердным летунцом недотепистого подмастерья. Ты что же мне не доверяешь? — негодующе оттопырил жабры Лёт.

— Но ты, как бы рыбина. Все же слово человека надежней, — пригибаясь к коленям, пролепетал Савва.

— Рыбина?! Да я, почитай, самое грозное проклятие когда-либо виданное людьми! Просто природная скромность не дозволяет мне явить миру все свои дарования, — все пуще распалялся летунец.

— Отродясь не слыхал, чтобы у смертника в услужении было ручное проклятие, — пораженно молвил подмастерье, исподволь раззадоривая рыбину.

Летунец до глубины души оскорбленной уничижительной речью, с трудом отринул мстительный образ Саввы с перекушенной шеей и прошипел:

— У меня со смертником не какие-то там господские отношения, а дружеский уговор. Мы вместе лишь благодаря…

— Лёт, тебе не кажется, что ты и так растрепал уже порядком? Может пора охолонуться? Окунись в реку, — оборвал заходящегося в ярости летунца скривившийся смертник.

Рыбина возмущенно хлопнула крыльями, но перечить не дерзнула, резко отвернувшись от подмастерья.

— У смертников не бывает ручных проклятий. Для тебя это заурядная рыбина с талантом чревовещания, а для чужаков её вовсе не существует, — непреклонно заявил Пол-лица необычайно внимательному Савве. — Впредь не пытайся раздразнить Лёта. В гневе он способен огрызнуться не только словом. Твое дело поменьше молоть языком и указать мне путь к табличкам. Кстати, ты уже должен был вспомнить свое имя.

— Рад бы тебя обнадежить, да пока что нечем, — с чрезмерно явственным сожалением проронил Савва.

— Ну, в таком разе, надлежит наречь тебя по новой, как всякого смертника. Что думаешь насчет прозвища брехун? — подозрительно вглядываясь в сконфуженную физиономию подмастерья, предложил Пол-лица.

— С чего бы? У меня и в мыслях не было плутовать, — разыгрывая наивную простату, удивился Савва.

— Вернее именовать его Топляком. Он такой же никчемный и бессильный, — злорадно высказался летунец.

— Твоя воля. Ведь это ты даровал ему спасение. Пусть кличка напоминает ему, что в случае чего возможно возвращение на дно, — легко согласился смертник.

— Едва ли издевки вкупе с острастками помогут мне прояснить голову, — обиженно пробурчал подмастерье.

— Не переживай, Топляк. Там, куда мы плывем, у тебя будет вдосталь времени, чтобы разобраться со своим прошлым в тишине и покое, — недобро ухмыльнувшись, пообещал Пол-лица.

— Что же это за благодатный край? — напрягшись, уточнил Савва.

— Дом ордена смертников. Правда, часть пути нам придется проделать пёхом, — ткнув носком сапога в прибывавшую сквозь щели воду, заключил смертник.

Высмотрев прореху в стене лозняка властвовавшего на суше, Пол-лица устало заработал веслами. Как только плоскодонка уперлась клиновидным носом в подмытый берег, Савва не помедлил распрощаться с речными приключениями, первым устремившись к низенькому холму, осажденному камышом. Смертник последовал за ним, прежде затащив лодку в кусты, надежно сокрывшие её от всякого пытливого взора. Насилу продравшись через сочные заросли, путники вступили на каменистую почву молодого редколесья.

— Недурно бы развести хоть махонький костерок. Я продрог до костей, — взмолился Савва, зажимая порез, оставленный на ладони коварным листом камыша.

— Лучше отойдем подальше, чтобы дым не заметили с реки, — отказал Пол-лица, обеспокоено глядя в лоскут посветлевшего неба, видневшегося над луговиной, простиравшейся впереди.

— Я бы согласился с тобой, да Топляк может подхватить горячку или что похуже и тогда прощевайте наши таблички. Пусть хотя бы одёжу высушит, — засомневался летунец, крыльями отгоняя вездесущее комарьё.

Недолго простояв в раздумье, Пол-лица отломил несколько зачахших отпрысков ольхи и, нашарив в котомке кремень обернутый трутом, взялся монотонно высекать огонь. Привычному к странствиям смертнику быстро удалось разжечь незатейливый костер, испускавший тонкую белесую струйку.

Савва, нетерпеливо следивший за каждой крохотной искрой, поспешил усесться чуть ли не на саму кучку занявшихся веток, подпалив края штанин.

— Пошукать что ли дичь по кустам? — вылетев на простор луговины, протянул летунец.

— Валяй. Только слюняв добычу поменьше. Возиться же потом с ней противно, — предупредил Пол-лица, ложась в тучную траву.

— Смертник, а что мне делать, ежели… — неуверенно забормотал Савва.

— Портки сушить. Желательно молча, — не дослушав вопроса

подмастерья, отрезал Пол-лица и, подсунув под голову котомку, уступил навалившейся слабости.

Смертник смежил веки лишь на миг, но когда настырный стук дятла развеял сонное наваждение, солнце почему-то оказалось уже над макушками дубов у дальнего конца луговины. Вернувшийся с охоты летунец скучал в зелени заломленной березы, ловко ковыряя во рту длинной палочкой, зажатой между передними плавниками.

— Надолго меня сморило? — подавив зевок, осведомился Пол-лица.

— Уже позднее утро. И пока ты лениво посапывал, я успел словить обед, — горделиво пояснил летунец, указав палочкой на двух зайцев с

перекушенными шеями, лежавших у ног смертника.

Стараясь не вляпаться в кровь, блестевшую на примятой траве, Пол-лица приподнялся на локтях и только сейчас заметил столб серого дыма, колыхавшегося над кронами.

— Ты куда такой кострище распалил?! — гневно рявкнул смертник, оглянувшись на мятущееся пламя, рядом с которым грелся Савва. — И отчего дым черный, точно из кузни? Небось, удумал сырые гнилушки в огонь покидать?

— Хотел согреться поскорее. Да, полноте, Пол-лица, кому мы сдались в такой-то глухомани? — прикрываясь рукой от жара, оправдался подмастерье.

— Действительно, кому?! — послышался ликующий возглас из-за высоких кустов.

Тотчас на луговину вышла группа правильников при поддержке вооруженной стражи, расторопно окружившей беглецов.

— Благодарствую за этот скромный пожар. Вовеки бы вас без него не сыскали. А так дымину аж от самой реки видать, — усмехнулся знакомый толстяк, вышагнув из-за ствола дуба.

— Ну что за люди! Даже зайца отведать не позволили, — разочарованно отбросил палочку летунец и опрометью кинулся в дебри.

Тридцать второй брат открыл было рот, чтобы выдать новую порцию заботливо припасенных издевательств, но его отвлек треск ломаемых зарослей, донесшийся с противоположной стороны луговины. Ожидая очередной каверзы смертников, оробевшие правильники попрятались за стражу, готовясь в любой момент дать деру от неведомого лиха. Явившаяся из поросли рябины четверка конных лучников на чудищ не походила и с не меньшей опаской уставилась на странноватую лесную сцену.