— Ну и сколько ждать прикажешь? Мне сегодня еще в двух селах новорожденным личины надевать, — со значительностью проговорил толстяк, нетерпеливо постукивая ногой, обутой в мягкий сапог из телячьей кожи.
Женщина виновато согнулась и с надеждой взглянула на Пол-лица.
— А ты кто таков? Почему околачиваешься без дела? — брезгливо осматривая поношенный плащ смертника, спросил толстяк.
— А может у меня ремесло такое — без дела шататься. Ты-то себе пузо отъел уж явно не тяжким трудом, — не покидая бурдюка, сунулся в разговор летунец.
Гнев боролся в толстяке с крайним изумлением. Ему почудилось, будто стоявший перед ним дерзец огрызнулся не раскрыв рта. Потерев заспанные глаза, он решил, что не стоит верить миражам туманного утра и, вернув физиономии привычное надменное выражение, закричал:
— Я прослежу, чтобы твоя наглость не осталась безнаказанной! Ты хоть разумеешь, кому грубишь?
Подкрепляя брошенную угрозу, толстяк закатал рукав сутаны и горделиво показал браслет со знаком глаза.
— Личина правильника. Неужто обещанным наказанием будет обличающая проповедь. Или на сей раз ты ограничишься нравоучением о зловещем проклятии, которое покарает любого за нарушение судьбинных правил? — с откровенной усмешкой уточнил Пол-лица.
В возникшей тишине сделался хорошо слышимым крик петуха, долетавший от самой околицы. Ошарашенный невиданным хамством правильник беззвучно шевелил губами в поисках достойного возражения. Яростно сжав кулаки он, наконец, смог собраться с мыслями и выпалил:
— Кто ты? Предъяви личину! Сейчас же!
Пол-лица не стал противиться, невозмутимо продемонстрировав сначала одно запястье, а затем и другое. Обе руки оказались совершенно свободны от каких-либо браслетов. Лишь на правом запястье виднелся еле заметный шрам, бледной полосой пересекавший кожу у кисти.
— Где личина? Не может такого быть. Если только ты не смертник, —
севшим голосом пробормотал толстяк.
— Сообразил все-таки. А я уже распереживался не захочешь ли ты убедиться, что и на моем заду личины нет. Как-то не пристало правильнику в харю голым задом тыкать, — подтвердил Пол-лица, комически изображая озабоченность.
— Что ты делаешь на вверенной правильникам земле? — сквозь зубы спросил толстяк.
— Вверенная правильникам земля начинается в предместьях. Окрестные селения открыты для смертников. Но так уж и быть, поведаю, чем я занят. Я тут гуляю, — выдержанно объяснился Пол-лица.
— Разумеется. Прогуливаешься и походя враки рассказываешь, как избавляешь от проклятий за горстку монет. Твои лживые речи, отродье, не пошатнут веру людей в истинность правил. Только их неукоснительное соблюдение убережет от проклятий. А правильники будут неустанно за этим надзирать, как им и положено, — высокопарно заявил толстяк, косясь на женщину, пораженно созерцавшую перепалку.
— Зря распинаешься. Неужели запамятовал, что у меня нет личины, и я могу попрать сколько угодно правил, не страшась проклятий. Лучше прибереги свой яд для бедных умом. Смертники ему неподвластны, — насмешливо посоветовал Пол-лица.
— Рад бы, да не получится. Призвание обязывает постараться вразумить даже такую сволочь, как ты. А если не выйдет, то прибегнуть к иным способам смирения. Дабы смертник не причинил вред доверчивому народу, — как по написанному отчеканил толстяк.
Словно обозлившись на пустозвонство правильника из-за клети выскочила косматая собака и принялась остервенело облаивать спорщиков. Но тут же получила нагоняй от живенького старичка, обреченно поспешавшего на крики, разносившиеся по всей деревне. Отогнав не унимавшегося пса, старичок осмотрительно сгорбился, будто предчувствуя неизбежный удар.
— А вот и староста явился. Скажи-ка, с каких это пор ты стал смертников нанимать? — накинулся на старичка правильник.
— Да как вы могли такое помыслить, господин. У нас деревня порядочная. Мы всегда правилам истинным следовали, — пустился в оправдания староста, нервно хватая седую бороду.
— Вы им следуете только потому, что боитесь проклятий, карающих каждого, кто их нарушит. А ведь правила существуют не для того чтобы напугать. Они наставляют нерадивых глупцов на стезю мирной жизни, воспрещая убивать без дозволения, перечить воле своего господина, вредить достатку других и заниматься неподобающим для их личины ремеслом. Неужто ты удумал, что служителю судьбинных правил приличествует быть рядом со смертником. Раз ваша захудалая деревенька не уважает мой труд, полагаясь на таких шарлатанов, то и мне здесь торчать незачем. Сами личины ищите, а я больше не выдам ни одной, — властно махнул рукой толстяк, хитро
поглядывая на старичка.
— Помилуйте, господин. Мы отродясь со смертниками дел не имели. Ежели забредет какой, так его сразу гонят. Не серчайте. Пожалуйте в хату, чего вам тут мерзнуть. Я уж обо всем позабочусь. Всех сторонних за околицу выпровожу, — затараторил староста.
— За такое оскорбление с тебя причитается. Тремя десятками яиц не
отделаешься, — смягчаясь, бросил толстяк, и самодовольно глянув на Пол-лица,
чинно прошествовал в дом.
Удостоверившись, что правильник плотно затворил дверь, старичок ненавистно зыркнул на смертника, но в остальном раболепного образа не порушил.
— Не взыщите за мои дурные речи. Вы уйдете, а нам с господином правильником еще не раз свидеться предстоит. Так что не смущайте простой люд и ворочайтесь туда, откудова пришли, — натужно изображая почтение, попросил староста.
Пол-лица понимающе кивнул, однако исполнять пожелание старичка не торопился.
— Все зависит от тебя. Ты еще можешь избрать для ребенка любой путь, — напомнил смертник, обращаясь к женщине не смевшей шелохнуться.
— Ты еще что тут забыла? Опять бреднями своими кого ни попадя донимаешь? Твой батька пас коров, как и твой муж. И дитю пастухом быть значица. От прадедов еще пошло. У кого народился — там и пригодился. Порядок таков. Весь честной люд его блюдёт. От господ до распоследней нищенки. И не бабе поперек течения лезть. На деревню тень наводить. А ну иди отседова! Кому сказано! — взвился старичок, грозя узловатым пальцем.
Женщина сжалась под строгим взглядом старосты и заторопилась в сторону мазанки, приткнувшейся у края оврага.
— У вас, смертник, уговор с купцом помнится? Вот и отправляйтесь к нему. А деревенских не трогайте. Мне вам уплатить нечем. Яиц больше нету. Все господину правильнику ушли, — позабыв про всякую доброжелательность, заворчал старичок.
Без прощаний расставшись со старостой, Пол-лица неспешно вышел на тропинку, ведущую к срубу. В понурых раздумьях он застал восход солнца, изгнавшего сумеречную дымку под защиту нехоженых зарослей.
— Кто предупреждал? Я предупреждал! После таких воплей проклятие точно умотало. А все твое никчемное сердоболие, — оседлал излюбленную тему очевидностей летунец.
— Ну кто же знал, что тут правильник окажется? Как будто это утро было недостаточно паршивым, — развел руками смертник.
— Что с проклятием решать будем? — высунувшись из бурдюка, осведомилась рыбина.
— Теперь уж времени в обрез. Придется ловить на живца, — безрадостно рассудил Пол-лица.
— Неужто собственную башку подставишь ради этого жмота. Он даже
задаток зажилил. Пусть с ним проклятие забавляется. Ты себе полегче дело враз сыщешь, — убеждал летунец.
— Что поделать. Такова работа смертника — умирать за других, — грустно улыбнулся Пол-лица.
— Но можно же выбирать за кого жизнь отдать. Я ради всяких
прохвостов ни за что бы подыхать не взялся, — не уступал летунец.
— Те, за кого голову положить не зазорно, платить не станут. У таких
людей просто не бывает денег. Все отбирают плуты, да лицемеры. Вот и приходится идти на смерть за самых отвратных и почему-то уважаемых в народе господ, — завершил спор Пол-лица.
Занятая беседой парочка ходко прошла через деревню и оказалась перед приземистым хлевом. Непередаваемый запах прелого сена вмиг загнал летунца под воду. Громкий всплеск привлек внимание чумазого скотника заправски махавшего вилами. Заинтересовавшись странными звуками, он вознамерился подойти поближе, но распознав в подозрительном субъекте смертника, немедленно вернулся к расчистке хлева.