— Что это? — удивилась Лайза, нерешительно глядя на Паркера.

— Не вижу… — начал тот, со сдержанным интересом наблюдая за суматохой, но стоило толпе расступиться, напряженно сжался:

— Это Фаррел.

Имя в сочетании со смутно знакомым лицом наконец подсказало Лайзе, что Элишу привез на этот бал бессердечный неверный бывший муж Мередит. Вне себя от ненависти, она наблюдала, как Мэтт останавливается, чтобы ответить на вопросы журналистов, пока Элиша виснет на его руке, улыбаясь фотографам;

Несколько долгих мгновений Лайза стояла, не двигаясь с места, вспоминая, сколько горя принес Мередит этот человек, обдумывая только сейчас возникший, весьма соблазнительный план мести. Что, если подойти сейчас к нему и прямо в лицо, перед пресмыкающимися писаками назвать грязным подонком? Правда, Мередит это наверняка не понравится, Мередит ненавидит сцены и, кроме того, ни один человек на свете, кроме Паркера и Лайзы, не знает об отношениях Мередит и Фаррела. Мередит! Лайза вспомнила о подруге как раз в ту минуту, когда эта же мысль поразила и Паркера, на мгновение стерев учтиво-безразличное выражение, с которым тот наблюдал за Фаррелом.

— Мередит знала, что он будет тут? — охнула она. Паркер, сжав ее руку, приказал:

— Найди Мередит и предупреди, что Фаррел здесь! Лайза послушно повернулась и попыталась пробраться сквозь толпу. Имя Мэтью Фаррела уже передавалось шепотом среди гостей словно странная молитва. Пока Лайза проталкивалась ближе, Мэтт уже успел отделаться от всех репортеров, кроме Салли Мэнсфилд, сторожившей за его спиной. Стоя у подножия парадной лестницы, Мэтт, однако, не спешил поворачиваться и о чем-то беседовал со Стентоном Эйвери. Следя одним глазом за Фаррелом, чтобы вовремя предупредить Мередит о том, где он находится, Лайза ринулась вперед, но тут же остановилась, с беспомощным ужасом глядя на Мередит, которая неожиданно появилась на верхней площадке.

Все пропало! Она не успеет добраться до подруги раньше, чем та очутится рядом с Фаррелом! Лайза стояла, боясь шевельнуться, но находя мрачное удовлетворение в том, что Мередит сегодня выглядит более сногсшибательной, чем всегда. В великолепном презрении, к современной моде, она надела вечернее платье с широкой юбкой и без бретелек из мерцающего белого атласа, с тесно облегающим корсажем, расшитым речным жемчугом, белым бисером и крохотными стразами. На шее сверкало ослепительное колье из рубинов и бриллиантов — либо подарок Паркера, в чем Лайза была склонна сомневаться, либо скорее всего взятое напрокат из ювелирного отдела универмага.

На полпути вниз Мередит остановилась, чтобы поздороваться с престарелой парой, и Лайза затаила дыхание. Рядом с ней оказался Паркер, с тревогой переводящий взгляд с Фаррела на Салли Мэнсфилд.

Прислушиваясь к тому, что говорит Стентон, Мэтт поискал глазами Элишу, еще не вернувшуюся из дамской комнаты, но тут кто-то окликнул его по имени… или ему это показалось. Повернув голову, Мэтт оглянулся в направлении голоса… поднял глаза…

И замер, не донеся до рта бокал с шампанским. Перед ним появилась женщина, бывшая когда-то восемнадцатилетней испуганной девочкой и ставшая ненадолго его женой. Теперь он понял, почему представители прессы так любили сравнивать ее с молодой Грейс Келли. Идеальная фигура, прекрасное лицо, светлые волосы, свернутые элегантным узлом на затылке и перевитые маленькими белыми розами… Мередит Бенкрофт казалась самим воплощением безмятежности и душевного равновесия. За те годы, что они не виделись, она стала еще красивее, а нежное лицо излучало поистине чарующее сияние. Мимо нее нельзя было пройти равнодушно.

Потрясение Мэтта прошло так же быстро, как и проявилось, ему удалось даже допить шампанское и кивнуть в ответ на очередное высказывание Стентона, но он продолжал изучать молодую красавицу, только на этот раз с бесстрастным интересом эксперта, осматривающего предмет искусства, о дефектах и недостатках которого знал заранее.

Но теперь Мэтт имел мужество признаться себе, что сердце его по отношению к ней не могло ожесточиться до конца. Стоило лишь посмотреть, как она разговаривает со старичками, остановившими ее на полдороге. Мередит всегда умела ладить с людьми старше себя, подумал Мэтт, вспоминая ту ночь в клубе, когда она взяла его под свое крыло, и смягчился еще больше. Он искал в Мередит признаки сухой, нервной женщины-администратора, но видел лишь нежную улыбку, сияющие бирюзовые глаза и чувствовал ауру…

Мэтт поискал нужное слово, но смог найти лишь «недосягаемость». Именно так. Может, потому, что Мередит была в белом и в отличие от остальных женщин с разрезами на платьях до середины бедра и обнаженными едва ли не до пупка она открыла лишь плечи и все же ухитрилась выглядеть куда соблазнительнее, чем они. Соблазнительная, величественная и недосягаемая.

И тут он почувствовал, как последние следы горечи куда-то улетучились. И дело было не только в красоте:

Мэтт не забыл, какую мягкость, какую нежность излучала Мередит, нежность, которую смог уничтожить лишь настоящий, неподдельный ужас, заставивший ее решиться на аборт. Мередит была слишком молода, когда обстоятельства вынудили ее выйти за него замуж, она практически не знала мужа и, без сомнения, боялась закончить жизнь в каком-нибудь Богом забытом городишке вроде Эдмунтона с мужем-пьяницей, каким был отец Мэтта, растить ребенка, поминутно опасаясь за его и собственное здоровье и существование. Кроме того, ее отец наверняка из кожи вон лез, чтобы убедить дочь отказаться от брака с ничтожеством, и, конечно, сумел уговорить Мередит решиться на аборт и развод. В отличие от Филипа Мередит никогда не принадлежала к снобам. Да, она хорошо воспитана и с детства имела все, что пожелает, но никогда не смогла бы по собственной воле поступить так с Мэттом и их ребенком. Во всем виноваты юность, страх и постоянное давление со стороны властного отца. Теперь Мэтт понимал это. Прошло одиннадцать лет, но стоило лишь увидеть Мередит, чтобы осознать, какой она была на самом деле. И какой осталась.

— Не правда ли, прелестна? — спросил Стентон, подталкивая локтем Мэтта.

— Очень.

— Пойдем, я тебя представлю ей и ее жениху. Мне так или иначе нужно с ним поговорить. Кстати, ты должен познакомиться с Паркером — он контролирует один из самых больших банков Чикаго.

Мэтт, поколебавшись, кивнул. Так или иначе, им придется видеться в обществе, и, пожалуй, лучше пережить неловкость первой встречи сейчас, среди шума и суматохи. По крайней мере на этот раз он не будет чувствовать себя парией, отверженным перед этими надменными людьми.

Выискивая глазами Паркера, Мередит спустилась с последней ступеньки и остановилась при звуках громкого жизнерадостного голоса Стентона Эйвери.

— Мередит, — объявил он, кладя ладонь ей на руку, — позволь представить тебе моего друга.

Мередит, механически вежливо улыбаясь, уже протянула было руку, но в этот момент случайно перевела взгляд с улыбающейся физиономии Стентона на загорелое лицо очень высокого мужчины, стоявшего рядом с ним. Лиур Мэтью Фаррела. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, и Мередит как сквозь сон услышала:

— Это мой друг Мэтью Фаррел…

Перед ней стоял человек, бросивший Мередит одну в госпитале в самый тяжелый момент жизни, когда она потеряла ребенка, тот, кто побеспокоился лишь прислать телеграмму с объявлением о разводе… И вот теперь он улыбался ей той же незабываемой, чарующе-интимной, ненавистной улыбкой, и что-то внутри Мередит распрямилось, словно вырвавшаяся на волю пружина. Резко отдернув пальцы, Мередит с ледяным пренебрежением оглядела Мэтта и повернулась к Стентону:

— Вам следовало бы быть более разборчивым в выборе друзей, мистер Эйвери, — высокомерно бросила она. — Прошу меня извинить.

И, гордо повернувшись спиной, отошла, оставив позади сгорающую от любопытства Салли Мэнсфилд, потрясенного Стентона Эйвери и взбешенного Мэтью Фаррела.

Было уже три часа ночи, когда последние гости Мередит и Паркера разошлись, оставив жениха и невесту в квартире Мередит наедине с Филипом.