Но сегодня, как заметила Мередит, он проявлял невиданное терпение, хотя не встал при ее приближении. Правда, хорошее воспитание и обычай требовали, чтобы мужчина вставал при виде входившей в комнату женщины, на женщин — служащих «Бенкрофт» это не распространялось, и хотя остальные мужчины поднимались с места, Филип никогда не делал этого, выказывая таким способом неудовольствие по поводу присутствия представительниц слабого пола среди руководителей высшего уровня. Однако вне магазина отец неукоснительно соблюдал приличия. За годы работы в универмаге Мередит смирилась и привыкла к двум совершенно различным сторонам характера отца, хотя, бывало, все еще расстраивалась, когда, поцеловав отца на ночь, утром получала в знак приветствия едва заметный кивок.
— Мне нравится твое платье, — сказал он, одобрительно оглядывая ее бежевое кашемировое платье.
— Спасибо, — пораженно пролепетала Мередит.
— Терпеть не могу видеть тебя в этих вечных строгих костюмах! Женщины должны носить платья!
И, не дав ей возможности ответить, кивком указал на один из стульев, и Мередит уселась, безуспешно пытаясь скрыть нервозность.
— Я послал за всеми администраторами, потому что хотел сделать объявление, но сначала собирался поговорить с тобой. Совет директоров решил, кому отдать должность временного президента.
Он помедлил, и Мередит наклонилась вперед, изнемогая от напряжения.
— Они выбрали Аллена Стенли.
— Что?! — охнула она, дернувшись, как от удара, вне себя от шока, гнева и неверия.
— Я сказал, выбрали Аллена Стенли. Не собираюсь лгать — они сделали это по моей рекомендации.
— Аллен Стенли, — перебила Мередит, вскакивая и разъяренно сверкая глазами, — находится на грани нервного срыва с того дня, как умерла его жена! У него нет ни опыта, ни умения вести торговые операции…
— Он двадцать лет проработал в должности главного бухгалтера-контролера! — отрезал отец, но Мередит отказывалась слушать.
На этот раз ее не запугаешь! Взбешенная не только тем, что у нее отняли возможность, законную возможность показать свои способности, но и откровенной глупостью выбора, она оперлась кулаками о стол:
— Аллен Стенли — счетовод! Финансист! Бухгалтер! Ты не мог сделать худшего выбора и прекрасно знаешь это! Любой, любой из кандидатов гораздо больше соответствовал бы должности!
И тут она поняла… и осознание случившегося привело Мередит в такой ужас, что она едва не лишилась сознания.
— Так вот почему ты рекомендовал Стенли, верно? Потому что он не сможет управлять «Бенкрофт» так же хорошо, как ты! Намеренно подвергаешь компанию опасности разорения из-за своего чрезмерно раздутого самолюбия…
— Я не потерплю разговора в подобном тоне!
— Не смей пытаться применить ко мне родительскую власть именно сейчас! — яростно отмахнулась Мередит. — Сам тысячу раз предупреждал, что тут кончается наше родство! Я не ребенок, и ты говоришь не с дочерью, а с вице-президентом, и одним из самых крупных держателей акций!
— Если любой вице-президент осмелился бы сказать мне нечто подобное, я немедленно бы уволил его…
— Тогда уволь меня! — вскинулась Мередит. — Нет, такого удовольствия тебе не доставлю! Я ухожу! Сама. Через четверть часа на твоем столе будет лежать мое заявление.
Но прежде чем она сделала шаг к порогу, отец рухнул в кресло.
— Сядь! — приказал он. — И поскольку ты намерена ссориться в самый неподходящий момент, лучше выложить карты на стол.
— Прекрасная идея! — отпарировала Мередит, садясь.
— Ну а теперь… — с едким сарказмом объявил он. — Правда заключается в том, что ты злишься не из-за того, что я выбрал Стенли, а из-за того, что не выбрал тебя!
— Я расстроена из-за того и другого.
— Так или иначе у меня есть веские причины не назначать тебя на эту должность. Прежде всего, ты недостаточно взрослая и опытная, чтобы взять на себя бразды правления этой компанией.
— Неужели? — бросила Мередит. — И как ты пришел к такому заключению? Ты был на год старше меня, когда дед поставил тебя во главе компании. Но это совсем другое дело.
— Конечно, — согласилась она дрожащим от гнева голосом. — Твои успехи в то время были гораздо менее впечатляющими, чем мои! Собственно говоря, единственное, что тебе удавалось, — вовремя приходить на работу!
Мередит увидела, как отец прижал руку к груди, словно пытаясь заглушить боль, и это еще больше обозлило ее.
— И нечего разыгрывать сердечный приступ, потому что я все равно скажу то, что думаю, и ничто меня не остановит!
Филип, побелев, выпрямился, но Мередит неумолимо продолжала:
— Ты — лицемер. Ханжа! И настоящая причина твоего отказа назначить меня президентом кроется в том, что я женщина.
— Ты почти не ошиблась, — процедил он с подавленной яростью, почти не уступающей ее бешенству. — Там, в приемной, ждут люди, которые посвятили этому магазину десятилетия своей жизни. Десятилетия! Не годы!
— Неужели? — саркастически хмыкнула она. — И сколько из них вложили в него миллионы собственных денег? Следовательно, ты не только блефуешь, но еще и лжешь! Двое вице-президентов пришли сюда одновременно со мной, но получают более высокое жалованье!
Руки Филипа судорожно сжались в кулаки.
— Я нахожу эту дискуссию бессмысленной.
— Верно, — с горечью согласилась она. — Пойду писать заявление.
— Думаешь, что сможешь отыскать место? — осведомился он, явно намекая на то, что лучшей работы она в жизни не найдет.
— Да в любой торговой фирме! — заявила Мередит, слишком разъяренная, чтобы представить, какие муки доставит ей подобное отречение. «Бенкрофт»— ее жизнь и все надежды на будущее. — «Маршал Филдз» немедленно возьмет меня, да и «Мэй компани» или «Нейманз»…
— Теперь ты блефуешь! — рявкнул он.
— Вот посмотришь, — гордо объявила она, хотя в душе умирала от горя при мысли о том, что придется работать на конкурентов «Бенкрофт», и чувствовала, что сейчас лишится сознания под натиском эмоций, обуревавших ее.
— Прошу всего один раз, будь честным со мной… — устало попросила она, не пугаясь каменного молчания отца. — Ты ведь и не собирался доверить мне магазин, верно? Ни теперь, ни в будущем, не важно, как долго и усердно я ни проработала бы здесь, что бы ни сделала и ни придумала.
— Не собирался.
В глубине души она всегда знала это, но сейчас пошатнулась от потрясенного осознания отцовской несправедливости.
— Потому что я женщина, — заключила она, — Это одна причина. Никто из этих мужчин не согласится работать на женщину.
— Это бред, — одеревенело пробормотала Мередит. — И незаконно. Кроме того, еще и не правда, и ты прекрасно понимаешь это. Десятки мужчин из отделов, подчиненных мне, ежедневно отчитываются передо мной. Это эгоистическое лицемерие заставляет тебя считать, что я не могу управлять компанией.
— Может быть, и так, — взорвался отец. — А может, потому, что я отказываюсь помогать и способствовать тебе в твоем намерении посвятить «Бенкрофт» всю жизнь! Я решусь на все, чтобы ты не смогла сделать карьеру ни здесь, ни в любом другом магазине! Не хочу, чтобы твоя жизнь была загублена! Поэтому и не допущу, чтобы ты унаследовала мой пост. Нравятся тебе мои мотивы или нет, но я по крайней мере знаю, каковы они. Ты же, со своей стороны, сама не понимаешь, отчего намерена стать следующим президентом «Бенкрофт»!
— Что?! — в полном недоумении пролепетала она. — Так, может, ты мне объяснишь, в чем дело?
— Прекрасно. Одиннадцать лет назад ты вышла за подонка, охотившегося за твоими деньгами, который наградил тебя ребенком. Потеряв младенца, ты обнаружила, что больше не можешь иметь детей. И неожиданно, — с горьким торжеством закончил он, — ты открыла в себе глубокую горячую любовь к «Бенкрофт энд компани»и неодолимое желание стать ей матерью родной!
Мередит молча глядела на него, хотя в мозгу вихрем проносились убедительные аргументы, доводы и разоблачения, а в горле набухал болезненный слезный ком. Пытаясь говорить ровным, спокойным голосом, она ответила: