Черт возьми, она опять о чем-то думает. Хэнк уже по ее походке издалека заприметил верные признаки знаменитого мыслительного процесса. После утреннего заплыва он стоял по пояс в воде и смотрел, как она приближается к нему по пляжу.

Смитти остановилась в двух шагах от него и скрестила руки на груди. Можно со стопроцентной уверенностью сказать, что сейчас она или затеет какую-нибудь из своих излюбленных песен о равенстве, о том, что он «не прав», или заведет дурацкий спор.

– Мы должны поговорить о детях.

– О чем тут говорить?

Хэнк набрал воды в ладони, сполоснул лицо и зачесал волосы назад.

Она не смотрела ему в глаза, а пялилась на грудь. Он недоуменно посмотрел туда же, несколькими пригоршнями вымыл ее, но все равно ничего не увидел.

– Я думаю, мы должны... – Смитти покачала головой, пробормотала что-то себе под нос, чего он не расслышал, и, взявшись за переносицу, взглянула на него беспомощно и сказала: – Мне надо начать сначала.

– Валяй. – Хэнк махнул рукой.

– Нам нужен график, какой-то продуманный план. Мы должны проводить с детьми время по отдельности и вместе по, так сказать, определенной схеме.

Он тоже скрестил руки на груди.

– У нас с Теодором все хорошо по этой части.

– Но Лидия тоже нуждается в твоем обществе, может быть, больше, чем Теодор.

– Она же девчонка.

Маргарет подняла брови:

– И...

– Ты – женщина, она должна быть с тобой.

– Она потеряла и отца тоже.

– Я не собираюсь никому заменять отца, я сказал об этом парнишке и говорю тебе. Этого не будет.

– Ты не можешь заставить ее почувствовать себя исключенной из общества из-за того, что она девочка.

Хэнк злорадно усмехнулся:

– Хочешь воочию увидеть разницу между полами?

– Господи, я пытаюсь говорить с тобой по делу, а ты изо всех сил стараешься доказать мне, что ты тупой и еще тупее. К чему эти непристойности?

– Смитти, теперь ты меня послушай для разнообразия. Я не дурак. Ты просишь меня о помощи после того, как украла, сожгла и разбила мои бутылки с выпивкой. И ты якобы борешься за то, чтобы в мире все было по-честному. – Он засмеялся. – Если ты трешь мне спину, то я тру тебе. Тут либо так, либо никак.

– Я же думаю о Лидии, а не о себе.

– А это твоя проблема, Смитти. Вечно ты думаешь.

– Тебе лучше и нам лучше, когда ты не пьешь.

– Если бы я выпил немного, я бы не был таким тупым и не сыпал бы непристойностями.

Она опять что-то пробормотала себе под нос, но у ее босых ног прошелестела волна и заглушила слова. Смитти посмотрела на него в упор с вызовом, высоко вздернув подбородок.

Он скрестил руки на груди.

– Что ты сказала?

Она вздохнула, видимо, терпение ее истощалось. Через минуту она сказала:

– Пожалуйста, выйди из воды, тогда мне не придется стоять здесь и кричать.

Хэнк насмешливо поклонился.

– Разумеется, Смитти, как прикажете, милочка. – И он вышел из воды.

– Господи боже мой! – взвизгнула она и отвернулась. – Ты же голый!

– А в чем дело? – Он развел руками. – Я же делаю то, что ты мне сказала. – Он злорадно усмехнулся.

– Тебе меня не запугать! – крикнула она ему через плечо.

– А как насчет компромисса, милочка? – Он театрально наморщил лоб. – Дай подумать. Хм-м... Ты можешь снять свою одежду, тогда мы оба будем голые. Если ты будешь себя чувствовать свободнее – пожалуйста.

Она покачала головой и пошла по пляжу не оглядываясь.

Хэнк сложил руки рупором и громко крикнул:

– Смитти, тебе кто-нибудь говорил, что ты – зануда?

– На этой земле я вовсе не для того, чтобы тебя развлекать, Хэнк Уайатт! – истошно завопила она.

Он, покачав головой, пробурчал себе под нос:

– Тебе так только кажется, милочка. – Он подошел к пальме и взял свои штаны, посмотрел на них, и вдруг дьявольская улыбка заиграла на его губах. Хэнк оглянулся, но Смитти уже ушла; он потер подбородок. «Ну-ну, – подумал он, – она сама себе яму вырыла, хороший пирог испекла».

Потом он вспомнил, что речь идет о Смитти: она могла только сжечь, а не испечь. Он одевался и смеялся. Месть будет сладкой.

Он украл ее одежду.

Было яркое и свежее утро. Он нарочно проснулся пораньше и поджидал в своем гамаке, когда Смитти встанет и пойдет мыться. Она, разумеется, направилась к бассейну около водопада, чтобы немного поплавать. Он неслышно прокрался вслед за ней, потирая руки, с удовольствием предвкушая сладостное отмщение. Жизнь прекрасна и удивительна! Она была уже в воде. Он слышал, как она плескалась в бассейне, что-то напевая себе под нос. Он помедлил, хихикнул и выглянул из-за камней. В воде просвечивало бледное тело и длиннющие ноги. Хэнк присвистнул себе под нос. Он позволил себе подглядывать еще несколько минут. Уж очень хороша была Смитти! Другой такой божественной фигурки не найдешь по эту сторону небес. Хэнк подождал, пока она отплыла подальше, и, полюбовавшись восхитительной спиной и бедрами, быстрее молнии схватил одежду купальщицы. Затем исчез в направлении хижины.

Это был удачный день. Он отомстил женщине и нашел устриц. Хэнк украл у нее одежду и бросил в хижине, а потом пошел понырять и наткнулся на целую колонию устриц.

Он насобирал их целое ведро, хотя думал скорее не о еде, а о жемчужинах. Он вытащил ведро на берег, затем наскоро натянул рубашку и штаны.

«Идите-ка к папе, мои маленькие, но такие милые сердцу жемчужинки».

Он достал нож, уселся и стал открывать раковины одну за другой.

Одна устрица за другой. Одна пустая раковина следовала за другой, такой же пустой. Хэнк уставился на свою добычу. Целое ведро устриц – и ни одной жемчужины. Это же южные моря, родина самого великолепного и ценного жемчуга! И ни одной распоследней жемчужины. Он выругался и бросил последнюю раковину в ведро. Что-то беленькое выкатилось из нее и отскочило ему по руке. Он порылся в песке и нашел одну малюсенькую молочную жемчужинку. Из дешевых. Она была прозрачной и мелкой. Ее лишь приблизительно можно было отнести к жемчугу, но Хэнк, осмотрев ее, бережно засунул в карман штанов.

– Что это у тебя тут? – Теодор стоял неподалеку от него и смотрел на ведро.

– Еда.

– Правда? – Мальчик приподнялся на цыпочки. – Какая?

– Устрицы.

– Да? – Он нахмурил брови и подошел поближе. – А что такое устрицы?

– Еда.

– Какая еда?

– Устрицы.

Теодор засмеялся:

– А что такое устрицы?

– Еда. – Хэнк взъерошил емy волосы. – Начинаешь привыкать.

Теодор улыбнулся ему в ответ и перевел взгляд на ведро.

– Устрицы похожи на мидий, – объяснил Хэнк.

– Фи! – Мальчик сморщил нос, нагнулся над ведром, нахмурился и спросил: – А из них дым идет?

Хэнк весело расхохотался. Он встал и поднял ведро.

– Нет. Просто Смитти так готовит всю еду. А вот тебе загадка. Что ты должен делать, если потерялся?

Мальчик пожал плечами:

– Не знаю.

– Просто подожди обеденного времени. Увидишь дым и пойдешь на него назад, домой.

– Как сигнальный костер!

– Да, парень. – Хэнк хихикнул. – Ну где же маленькая Смитти? Слышала бы она твои остроумные замечания.

Теодор, однако, не смеялся. Сложив руки за спиной, он смотрел на Хэнка серьезными глазами, слишком серьезными для такого маленького ребенка.

Хэнк потрепал мальчика по плечу.

– Почему такая вытянутая физиономия?

Тот пожал плечами.

– А я думал, мы друзья, – заметил Хэнк.

– Мы и есть друзья.

– Тогда скажи, в чем дело.

– Я однажды слышал, как Смитти сказала, что она научится готовить, даже если придется погибнуть, вникая в тайны костра.

Хэнк язвительно подумал про себя, что она может и их всех за собой потянуть – вспомнить хотя бы вчерашний ужин: он вручил ей гигантский плод хлебного дерева, а пока она его готовила, он почти исчез, превратившись в маленький уголек.

– Я не хочу, чтобы Смитти умерла, как и все остальные.