Через некоторое время Маргарет подошла к чемодану, стоящему в другом углу комнаты, достала оттуда бальное платье и стала гладить руками шелковистую розовую ткань. Хэнк смотрел на нее и чуть не лопался от гордости. Господи, как тепло было у него на душе! Смитти улыбалась такой загадочной и нежной улыбкой, что голова шла кругом. Но вот она повернулась, подошла к нему и остановилась, прижав платье к груди.

– Спасибо за подарок.

– Тебе нравится?

Она кивнула, но потом подняла голову, выражение ее лица стало серьезным.

– Платье – великолепное, но... хотя... это бы не стоило, если бы, – она совсем замолчала, потом подошла ближе, положила руку ему на грудь, – я потеряла тебя.

Хэнк оглянулся на детей, потом положил на ее руку свою и пальцем правой руки коснулся ее губ. Никто из них ничего не сказал. Слова были им не нужны. Он провел пальцем по ее щеке, улыбнулся, кивнул в сторону платья и сказал:

– Надень его.

Она склонила голову:

– Пожалуй, если ты наденешь смокинг.

– Эту мартышкину одежду?

Она кивнула.

– Ну уж нет. Исключено.

Увидев, как вытянулось у нее лицо, Хэнк решил смягчить удар и добавил:

– Все равно он мне не подойдет. Будет мал.

– Почему ты так уверен, что платье моего размера?

– У меня глаз наметан, дорогая.

Маргарет отложила платье и достала из чемодана смокинг. Его нельзя было назвать маленьким, даже он вынужден был это признать. Маргарет повертела им в воздухе.

– Посмотри и убедись. Мне не кажется, что он маленький. Хэнк, пожалуйста.

– Ну хорошо. Но я соглашаюсь только потому, что сегодня – Рождество.

Он достал из чемодана все необходимое для переодевания. Последняя надежда была на то, что брюки окажутся короткими.

Но Маргарет окинула его холодным взглядом, показавшим ему, что она следит за ходом его мыслей. Хэнк пожал плечами.

– Должен же я был попытаться.

Он направился к двери, бормоча, как он счастлив, что Рождество бывает раз в году.

– О! Посмотрите на Хэнка!

Маргарет повернулась, и платье заструилось вслед за ней. Он стоял в проеме двери, полностью и тщательно одетый для официального приема где-нибудь в Белом доме. Маргарет всегда казалось, что белый галстук и смокинг украсят любого. Но Хэнк! Он стал умопомрачительно красив. Он и так был высок, но черный костюм делал его еще выше и стройнее. Белая рубашка оттеняла его загорелую кожу, а галстук он повязал на удивление искусно. Единственной деталью, которая все-таки отличала Хэнка от какого-нибудь высокопоставленного лица, были незастегнутые манжеты рубашки. На острове нет запонок. Он пересек комнату и подошел к ней.

Маргарет улыбнулась:

– Привет!

Хэнк пристально смотрел на нее, вернее, беззастенчиво разглядывал ее декольте, даже присвистнул и, не отдавая себе отчета в том, что говорит вслух, сказал:

– Надо же, они больше, чем я думал.

Маргарет повела плечами.

– Ну очень романтично.

– Проклятие, Смитти, что я не могу...

Она прикрыла ему рот рукой, чтобы прекратить этот обмен мнениями, ибо Теодор крутился рядом, смотрел на них во все глаза и внимательно слушал. Он тут же с любопытством спросил:

– Что больше, чем ты думал?

Хэнк пришел в себя, оглянулся на мальчика и сказал так же сладко, как продавец сахарной ваты:

– Рукава у платья.

– А, – протянул Теодор, с недоумением поглядывая на платье, и отправился к сестрам.

– Неплохо, сэр, – прошептала Смитти.

– Соображаю я не хуже, чем другие бегают.

– Я так понимаю, что мне вы не собираетесь ничего объяснять.

Хэнк окинул ее долгим взглядом.

– А ты не понимаешь? По-честному, как говорит Теодор? Ну да ладно, дорогая, когда-нибудь поймешь. – Хэнк отвернулся и пробормотал: – Теперь уже, я надеюсь, совсем скоро.

– Потанцуй с ней, Хэнк! Потанцуй со Смитти!

Теодор вдруг запрыгал на месте, а Лидия заиграла на шарманке вальс.

Из всех присутствующих Маргарет была удивлена больше всех, когдаХэнк взял ее за руку и легко притянул к себе. Они танцевали, и он вальсировал со знанием дела. У него был легкий и ровный шаг, он придерживал и вел ее, как многоопытный партнер. Маргарет была подхвачена какой-то нереальной волной теплоты его тела и глаз, которые, казалось, ей что-то обещали.

Потанцевав с ней, он вдруг неожиданно для нее пригласил Лидию на тур вальса. Теодор в это время сидел у шарманки. Девочка была счастлива. Она кружилась, причем Хэнк поднимал ее в воздух так, что она почти не касалась пола ногами, и от радости и удовольствия все время смеялась, что было ей до сих пор не очень-то свойственно. Хэнк танцевал и с Аннабель. Но ее он просто взял на руки и кружился по комнате. Девчушка радовалась так же бурно, как и сестра. У Маргарет от умиления защемило в горле. Она взглянула на свое платье. Оно было такого же розового цвета, как та жемчужина, которую она подарила Хэнку. Она с удовольствием провела по шелку рукой и в следующее мгновение опять очутилась в объятиях Хэнка. И они закружились по хижине, крытой соломой. Им хотелось, чтобы эта волшебная ночь никогда не кончалась, чтобы дети все так же легко смеялись, улыбался джинн, горели самодельные свечи и звучала простенькая мелодия вальса вместо оркестра, хрустальных канделябров и праздничной толпы.

Когда Хэнк и Смитти перестали танцевать, Аннабель и Теодор уже спали глубоким сном, а Лидия клевала носом, тяжелые веки так и норовили опуститься и закрыть голубые глаза. Они отнесли каждого на свое место и некоторое время смотрели на спящих детей. Хэнк взял ее за руку. Это казалось самым естественным. Ему не хотелось, чтобы она уходила, не сейчас. Хэнк взглянул на Смитти, которая смотрела ему прямо в глаза. Осязаемая тишина повисла в воздухе.

– Вы можете идти погулять, – вдруг раздался голос Мадди.

Он сидел у сундука, подперев голову руками. Джинн говорил небрежно, не глядя в их сторону:

– Я присмотрю за детьми.

Маргарет не успела и глазом моргнуть, как оказалась за дверью. Хэнк почти вынес ее на руках и потащил в сторону пляжа. И вот уже они, взявшись за руки, бегут, освещенные луной, смеются и выкрикивают имена друг друга. Но, приблизившись к воде, они вдруг остановились. Она все еще смеялась, а он жадно смотрел, как она улыбается, и не мог наглядеться. Внутренне он был рад тому, что она даже не подозревает, не знает, какой силой обладает и что могла бы с ним сделать одна ее улыбка. Но вот взгляды их встретились. Настала напряженная пауза, они смотрели друг другу в глаза, улыбка ее растаяла.

Он знал. Она тоже знала.

Все остальное можно было не принимать в расчет. Они не обращали внимания ни на волшебный блеск лагуны ночью, ни на вздохи легкого ветерка и шелест пальм. Они были поглощены тем, чему не было названия, – чувством слишком сильным, чтобы его можно было определить однозначно.

В молчании они шли вдоль берега по песку, переливавшемуся серебром из-за блеска луны. Совсем рядом была полоса прибоя, волны разбивались о берег, откатывались, а пена шипела, уходя в песок.

Хэнк держал ее за мягкую нежную руку, пока они шли так рядом, ни на секунду не забывая ни о ветре, , ни о море, ни тем более о присутствии друг друга. Его чувства были обострены, с каждым дуновением ветерка до него доносился ее божественный запах, он окутывал его со всех сторон, близость этой женщины будоражила его, заставляла радоваться и гордиться тем, что он – мужчина. Среди всех ароматов тропической ночи и сильного запаха океана ее запах выделялся так, как будто ничего другого и не существовало. Он слышал только, как шелестит ее платье, и видел только ее профиль на фоне луны.

Хэнк остановился, улыбнулся ей и легко привлек ее к себе, слегка обнимая за спину и приподняв руку. Маргарет даже не пыталась сопротивляться, она сразу поняла, что они продолжат свой вальс сейчас, но уже под луной. Так и произошло. Они танцевали на серебряном песке под вздохи прохладного бриза. На сей раз музыку источали сама природа, вздохи океана, шелест и шорох пальмовых листьев, быстрое биение сердец.