Хэнк вздрогнул, но быстро вспомнил, где находится, повернулся на возбужденный голос Теодора и застыл на месте.

– Смотри, у меня бейсбольная бита и перчатки. Мадди разрешил нам с Лидией взять с собой то, что нам нравится, чтобы мы играли и нам не было скучно. Я взял все для игры в бейсбол! – кричал Теодор.

Чуть-чуть не добежав до места, он споткнулся, и кепка слетела у него с головы. Теодор быстро подобрал ее, стряхнул с нее песок, нахлобучил обратно и опять припустил бегом. Остановившись перед Хэнком, он выглянул из-под длинного козырька.

– Смотри! – Лицо ребенка сияло от возбуждения, он протягивал Хэнку биту и мяч. – Помнишь? Мы видели это в бутылке. Ты научишь меня играть, Хэнк? Пожалуйста!

Сразу ожили все забытые тени и призраки прошлого, они плясали и пели, заставляя вспоминать все, что он хотел забыть. Хэнк стоял в растерянности, потеряв контроль над собой.

Ну почему еще и это? Ему и со Смитти забот хватает. Он все еще продолжал бороться сам с собой, недоумевая, почему ушел тогда.

Сверхъестественная глупость, дешевый героизм победили тогда все инстинкты, кричавшие: «Болван! Иди возьми ее. Баран, она – твоя. Только протяни руку».

Вместо этого он, как последний слюнтяй, любуется ею по ночам. Кто бы мог подумать, что он на это способен...

Теперь еще и это.

– Ты научишь меня играть в бейсбол, Хэнк?

Хэнк отвернулся к дереву и стал срывать орехи, чтобы себя занять.

– Я сам не умею.

– Не умеешь?

– Нет. – Хэнк боялся посмотреть мальчику в глаза.

Молчание.

– Неужели ты никогда даже не видел, как играют?

– Извини, не могу тебе помочь.

Опять гробовое молчание. Хэнк не хотел оборачиваться, но пришлось сдаться. Теодор стоял и смотрел на ненужные ему теперь принадлежности с таким видом, как будто они сломались у него в руках.

– Ну, знаешь, давай я завтра научу тебя рыбу ловить. – Хэнк дотянулся до очередного ореха, взял его. – Но когда речь идет о бейсболе, тут я не могу тебя ничему научить.

– Ох, – протяжно вздохнул ребенок, у Хэнка и у самого все внутри оборвалось – столько разочарования было в голосе мальчика, в одном возгласе.

Хэнк бросил орех в кучу, не глядя на мальчика, и опять обернулся к дереву.

– Иди домой. Становится темно. Ты не можешь болтаться один в джунглях.

– Но ты же здесь. Можно, я останусь?

– Вот возьми несколько штук и отнеси Смитти, – проговорил Хэнк, не отвечая на вопрос. – Скажи ей, чтобы она зажгла их. Они как свечки, каждый горит около пятнадцати минут. Я скоро приду.

Теодор нахмурился, разглядывая коричневые кругляшки и перекатывая их на ладони.

– Что это такое?

– Орехи.

– А что такое орехи?

– Смитти разберется.

Теодор бросил на него странный взгляд. Но Хэнк был слишком поглощен своими воспоминаниями, чтобы помнить об игре в слова.

– Дружище, иди снеси орехи.

Паренек стоял неподвижно, видимо, собираясь спорить.

– Мы с тобой друзья? Так?

Теодор вздохнул, наполнил свои карманы «свечками», поднял биту, бросил последний взгляд, полный тоски и недоумения, на Хэнка и побежал к хижине.

А Хэнк остался стоять, вглядываясь в прошлое.

Мадди пролетал низко над деревьями, делая стремительные виражи, когда ему нужно было обогнуть особенно высокие деревья. Залюбовавшись огромным баньяном, крону которого можно было сравнить разве что с куполом большой мечети, он почти наткнулся на высокого мужчину с черными волосами, который стоял у подножия раскидистого дерева неподвижно, как статуя. Не привлекая внимания, джинн вернулся немного назад, осмотрелся, увидел в верхних ветвях одного из растущих неподалеку деревьев удобную развилку и устроился там, как на балконе.

В конце концов Хэнк все-таки сдвинулся с места, поднял с земли короткую, но крепкую палку, взвесил в руке, положил на плечо и опять застыл. Вид у него был сердитый и серьезный. На кого, интересно, он сердится?

Затем неожиданно он схватил один из орехов, лежащих у его ног, подбросил вверх и ударил по нему палкой. Орех полетел с такой бешеной скоростью, что Мадди от души порадовался, что наблюдает за этим сверху и не рискует встретиться с этим снарядом ни в джунглях, ни в небе.

Он взял второй орех и послал его на восток. Третий полетел исследовать южное направление. Хэнк с такой скоростью подбрасывал орехи в воздух и так профессионально бил по ним, что от груды его снарядов скоро не осталось ни одного. Хэнк оперся о свою биту и минуты две восстанавливал дыхание. Пот блестел у него на лбу и щеках.

В это время Мадди услышал какой-то шум. неподалеку. Он оглянулся: у подножия дерева, где он сидел, стояли Маргарет и Теодор. Мадди смотрел на них, гадая, что они будут делать. Маргарет взяла маленькую ручку мальчика в свою, а палец приложила к губам, делая ему знак молчать. Потом они отошли немного назад, чтобы Хэнк их не заметил, и принялись наблюдать за ним.

Хэнк не двигался. Он стоял, опираясь на ветку, и был подобен дереву, сломанному слишком сильным ветром.

Теодор смотрел на него так, как будто потерял лучшего друга. Очень тихо он прошептал Маргарет:

– А Хэнк сказал мне, что не умеет играть в бейсбол.

Маргарет притянула мальчика поближе к себе и к стволу дерева.

– Давай оставим его одного, ладно?

– Но он сказал, что не может научить меня. Он сказал, что не умеет играть.

– Знаю, дорогой.

– Как в прошлый раз он сказал, что не умеет быть папой.

В ответ Маргарет только крепче прижала мальчика к себе.

– Он даже забыл нашу игру в слова. Все забыл.

– Теодор, ты же видишь, что Хэнку сейчас плохо. Я уверена, он сделал это не нарочно.

По лицу ребенка было видно, что он ничего не понимает. Он последний раз обернулся на Хэнка, взял Маргарет за руку, они повернулись и ушли. Мадди видел, как они исчезали из виду в густом лесу, за деревьями. Они отошли совсем недалеко, когда джинн услышал, что Теодор заплакал.

Глава 26

На следующее утро Лидия вдруг объявила им, что до Рождества осталось четыре дня. Они сидели около хижины после завтрака и все как один воззрились на нее, открыв рты. Хэнк учил Теодора вязать узлы на веревке, которую они будут использовать как леску, когда пойдут на рыбалку. Аннабель съезжала, как с горки, с ног Маргарет, а та, в свою очередь, одновременно пыталась очистить сковородку. В руках у Лидии был странный предмет. Она прихватила его с собой для развлечения из бутылки Мадди. Это было нечто, отдаленно напоминающее часы-лабиринт из сосудов небольшого размера с водой и песком, из блоков и шестеренок. Время от времени оттуда раздавались странные, непонятные звуки, пересыпался песок, поворачивались зубчатые колеса, что-то передвигалось.

– Я догадалась, что это такое, – продолжала Лидия, – это календарь. – Она указала на колесо с рычагами. – Смотрите.

Хэнк и Теодор бросили свои снасти и подошли поближе.

– Вот это часы. Здесь, на этом колесе, – цифры от одного до тридцати одного. Понимаете? Они вращаются вокруг двенадцати делений.

Хэнк внимательно рассматривал чудной прибор, потом с удивлением взглянул на девочку.

– Да, она права. Выходит, сегодня 21 декабря.

– Через четыре дня – Рождество? – Теодор, ликуя, стал прыгать на месте. – Ура! Скоро придет Санта-Клаус!

Маргарет обменялась с Хэнком быстрым взглядом.

– Санта-Клаус! Санта! Ура! – Теодор вдруг перестал прыгать и нахмурился, разглядывая свои босые ноги. – Нам же нужны носки. – Он вопросительно посмотрел на них: – А Санта придет, если нам некуда будет положить подарки?

Маргарет оглянулась на Хэнка, чтобы он ответил на этот важнейший вопрос, но он струсил и отошел назад, предоставив ей право выпутываться самой.

Она посмотрела на Теодора. У нее перед глазами все еще стояло его заплаканное личико. Вчера вечером она пыталась объяснить ему, что Хэнк вовсе не хотел его обидеть. Но маленькие мальчики не очень-то стремятся понять сложные настроения взрослых.