– Какой ты остроумный.

– Стараюсь.

– Ни к чему. Я просто думаю.

– Шутишь? Думаешь? – Хэнк расхохотался и стал ждать продолжения, но его не последовало, Смитти молчала.

Хэнк с удивлением прикидывал, когда она разродится какой-нибудь очередной идеей. Ее волосы выгорели, как будто тропическое солнце, завидуя, вытравило из них золото. На щеках играл здоровый нежный румянец. Она вообще замечательно выглядела. Хэнк подумал, что Смитти – одна из самых красивых женщин, если не самая красивая, каких он когда-либо встречал. Но не это было в ней самым главным. У нее был острый ум, и, хотя он поддразнивал ее это вызывало в нем симпатию и уважение. Ему нравились ее остроумные замечания и колкости. Она никогда не оставалась в долгу. Она заставляла его думать, шевелить мозгами, и одно это было неплохо. Ему пришлось по душе то, что она вечно вызывала его на поединок и была непредсказуема.

– Что тебя гложет, дорогуша?

– Я тебе не дорогуша.

– А могла бы ею стать.

Смитти медленно повернулась и лукаво посмотрела на него.

– Ох, сердце девичье, успокойся, молю.

Хэнк захохотал.

– Ну, не хочешь разговаривать – мы могли бы...

Он хотел сказать грубость, но остановился.. Одно дело было называть вещи своими именами про себя, другое – вслух. Он был уверен, что она будет оскорблена, правильно. Ему хотелось подразнить ее, а не обижать, поэтому он сделал вид, что вообще ничего не сказал.

Когда он все-таки поднял на нее глаза, то вдруг понял, что ее снедают те же чувства, что и его. Они оба все время ощущали присутствие другого. Он приподнялся и сел поближе. Вдруг Смитти подняла руку, словно пытаясь остановить его, указать на невидимый барьер, их разделявший. Хэнк понял, что это естественная реакция, инстинктивный жест. Он ничего не сказал, но не стал и придвигаться.

Но тут рука ее упала, как белый флаг, – сигнал о сдаче на милость победителя. И уже через мгновение она лежала на песке в его объятиях.

Он схватил ее голову руками и стал яростно целовать. Какой она была желанной! Боже милостивый, как он скучал по вкусу женщины! Эта была самой сладкой из всех, кого он когда-либо пробовал. Ему так хотелось длинных, горячих, волнующих поцелуев, он изнемогал от неутоленных желаний.

– Нет! – закричала Смитти и вырвалась, вскоре ей удалось восстановить дыхание, затем она вскочила и отвернулась к морю.

Хэнк тоже поднялся и встал рядом. Последовала неловкая пауза.

– Все размышляешь, милочка? Неужели ты до сих пор не поняла, что никакие думы не помогут тебе?

– Уходи.

– Я могу оставить тебя наедине с мыслями, но это не решит твоих проблем.

– Может, и нет.

– Поговори со мной, Смитти.

Она покачала головой:

– Я не могу.

– Какого черта? Что тебя гложет?

– Я не знаю, – растерянно отвечала она. – Я не могу понять, почему я так чувствую. Я... не люблю тебя.

Он рассмеялся.

– Любовь не имеет к этому никакого отношения.

– Ты никогда не любил?

– Я? Любил? – На этот раз он уже просто ржал. – Любил свою руку.

Смитти смотрела на него с искренним недоумением, слегка склонив голову набок.

– Не обращай внимания. Это была пошлая шутка.

– Ну, я понимаю, что ты более опытен во всех этих делах.

– Да, у меня годы опыта.

Спина ее застыла, и она отошла подальше, и тут он понял, что ей даже в голову не приходит, что он шутит. Смитти подвело ее здоровое чувство юмора.

Несколько секунд он наблюдал за ней, потом ухмыльнулся:

– Никаких поводов для ревности, милочка.

Она чуть не подпрыгнула и развернулась в одно мгновение:

– Что-о-о?

– Я тебе и раньше докладывал. – Он поднял руки вверх. – Ни жены, ни любовницы. К чему ревность? Я твой всей душой.

Смитти молчала. Вдруг она приложила палец к щеке и произнесла с явной издевкой:

– А еще говорят, чудес не бывает!

Хэнк захохотал, но Смитти не смеялась. Они смотрели друг на друга, и молчание длилось, как дни в одиночестве. Он сделал шаг к ней.

– Объясни мне, почему нельзя взять то, что идет к тебе в руки? Развлечешься немного, чего-чего, а забав я тебе обещаю предостаточно.

Он взял ее за упрямый подбородок и развернул к себе.

– Чем больше ты будешь думать, тем хуже.

Смитти опять отодвинулась.

– Все равно ничего не получается. Ничего ни с чем не сходится. Я не могу выстроить картину, – бормотала она, – мне необходимо подумать.

– Ты думаешь и так за нас двоих. Проклятие, Смитти, надеюсь, ты не собираешься думать за весь мир?

– Хотя бы один из нас должен работать головой.

Хэнк заливисто рассмеялся. Она посмотрела ему прямо в глаза.

– У тебя голова слишком крепкая, чтобы помочь в этом вопросе.

– У меня не только голова крепкая, – пробурчал он себе под нос.

Смитти отвернулась и, видимо, решила, что ей пора.

– Ну нет! Ты так не уйдешь. – Хэнк взял ее за руку и очень нежно потянул к себе.

Смитти, не ожидавшая никаких активных действий с его стороны, споткнулась, а Хэнк с готовностью подставил руки, подхватил ее и поднял, так что она не успела и глазом моргнуть.

– Подумай о последствиях, если ты решился на грубое со мной обращение.

Он ничего не ответил.

– Поставь меня на место.

– Никак не могу решить, что именно тебе пойдет на пользу. То ли тебя лучше остудить немного, то ли разогреть. – Хэнк медленно пошел к воде. – Склоняюсь к мысли, что остудить будет вернее. Особенно теперь, когда Лидия плавает как рыба.

Смитти ойкнула.

– Ты все знаешь?

Хэнк только засмеялся и подбросил ее в воздух.

– Отпусти меня, Хэнк.

– И не собираюсь. – Он продолжал заходить глубже и глубже. – Теперь как раз пора вспомнить мой ром, истраченный на бананы, пропавшее бренди. Пришло время ответить за виски, из которого ты сделала мишень.

– Хэнк...

– Желаете сказать последнее слово?

Она посмотрела на воду.

– Даже не думай об этом.

– Не буду, дорогуша.

– И не пытайся.

– Думать я не собираюсь. – С этими словами он бросил ее в воду, а сам спокойно пошел обратно. На пляже он обернулся, дождался, пока она, отфыркиваясь и кашляя, показалась на поверхности.

Потом засунул руки в карманы и, насвистывая, стал удаляться. Через некоторое время все-таки остановился, приложил руки ко рту рупором и прокричал:

– Эй, Смитти! – Она выжимала воду из платья. – Я не буду думать. Эту привилегию я оставляю за тобой.

На следующее утро Маргарет решительно вышла на пляж. На ней был надет самодельный купальный костюм. Она соорудила из лохмотьев юбки спортивные короткие штаны. На самом берегу она остановилась, подождала, чтобы Хэнк, качавшийся на волнах, заметил ее. Он увидел ее, когда встал на дно и повернулся к берегу. Половина его торса была видна над водой. Хэнк застыл на месте и молча, без всякого намека на улыбку, смотрел на нее. Смотрел так, как будто не мог насмотреться.

У нее тоже пересохло во рту. Интересно, что он сейчас о ней думает? Ей бы очень хотелось выглядеть уверенной в себе и показать, насколько ей безразлично, что она наполовину обнажена. В конце концов, она не какая-нибудь юная девица. Она – женщина. Профессионал. Интеллигентная, разумная особа.

– Составить тебе компанию?

Хэнк ухмылялся, как всегда, и шел ей навстречу. О, на этот раз она все предусмотрела, она же не дура, и бросила ему штаны. Потом отвернулась и подождала немного.

– Ты оделся?

– Да, – сказал он прямо ей в ухо, так что она даже подпрыгнула от неожиданности.

Маргарет обернулась, почти уверенная, что он проигнорировал ее просьбу и держит «плавки» в руках. Но нет. Он был одет. Она заглянула в его темные глаза... и забыла, о чем собиралась ему сказать. Но потом, вздохнув. несколько раз, сообразила:

– Мне бы хотелось еще устриц.

Хэнк склонил набок голову.

– Устриц или жемчужин?

– Вообще-то устриц, но жемчужины бы тоже не помешали.

Он протянул ей руку:

– Тогда пошли.