Они одновременно, не сговариваясь, остановились, почувствовали, когда настал для этого момент, как будто слились в одно существо. Хэнк задумался, глядя поверх ее головы на океан. Все это показалось ему так ново, а ведь еще так недавно он был убежден, что для него давным-давно нет и не может быть тайн. Но тут он взглянул на нее, и опасения и страхи рассеялись. Хэнк погладил ее по щеке, потом рука его упала на ее шею, ниточка пульса выдавала ее волнение. Он нагнулся и поцеловал ее так нежно, как никогда прежде не целовал женщину. Он ничего не хотел брать, только касаться. Хэнк немного отодвинулся и посмотрел на нее. Она прерывисто дышала, а в ее глазах он увидел такое же неуемное желание, которое буквально пожирало его самого.
Это была не просто физическая потребность, это было нечто большее. Трудно сказать, кто же сделал первый шаг: она или он. Он нагнулся, и она привстала на цыпочки. Она была в его объятиях. Наконец это нежное, мягкое женское тело было так близко. Он снова поцеловал ее. Впервые женщина так много значила для него.
Он не дал Маргарет возможности что-нибудь сказать. Да ей и не надо было ни говорить, ни просить, кроме того, она все равно не нашла бы слов для выражения желаний. Но он сделал то, что показалось ей единственно возможным, и именно то, чего ей больше всего хотелось. Он поднял ее на руки и понес вдоль пляжа.
Вскоре она почувствовала, как его руки напряглись, Хэнк перенес ее через камни, и они очутились на том небольшом уединенном участке пляжа, который был окружен морем, скалами и камнями, – там, где он когда-то запивал свои мысли найденным в чемодане ромом.
Он выпустил ее ноги, и она легко соскользнула вдоль его длинного тела. Теперь он придерживал одной рукой ее голову, другой обнимал за талию и нежно целовал в губы, а она, обнимая его за плечи, почти повисла на его руках, с радостью отвечая на его поцелуи. Сначала его язык нежно касался ее губ, затем проник в рот и потребовал отклика. Она обняла его за шею, потом стала гладить по волосам, потом, не выдержав, судорожно схватила за черные пряди и притянула его голову еще ближе. Посреди чувственных стонов до нее донеслось ее имя, а она вес отвечала на его поцелуи, целовала так, как никогда прежде, она не подозревала даже, что способна на это. Все ее движения были естественными и безотчетными, как будто она родилась с этим знанием, но оно дремало в ней, не зная, как вырваться наружу. Его руки слегка массировали ее бедра. Он сильно прижимал ее к себе и застонал, когда она стала гладить его по спине, постепенно спускаясь все ниже и ниже, к талии. Его бедра двигались в одном с ней медленном ритме нового, неведомого ей танца. Вскоре их движения стали более страстными и свободными, он, сорвав кнопки на ее платье, начал ласкать ее шею, его губы спускались все ниже, и вот он уже завладел ее грудью, стянув с нее легкую ткань платья. Он чуть-чуть подталкивал Маргарет головой, заставляя опереться на руку и слегка выгнуть спину, а сам жадно набросился на ее грудь и, казалось, решил проглотить ее целиком. Маргарет постанывала от мучительно-сладостных ощущений, продолжая прижимать к себе его голову и качаясь в одном с ним ритме. Но вот он начал проделывать то же самое и со второй ее грудью, одновременно поглаживая ее бедра и поднимая их немного повыше, почти усаживая ее на себя. Он неясно бормотал, что, как и когда конкретно он собирается с ней сделать. Хотя она с трудом его понимала, но все же надеялась, что он сдержит слово.
Издав какой-то странный низкий горловой звук, он откинул ее платье одним движением, так быстро, что она почувствовала вдруг ночную прохладу. Он и смокинг сорвал мгновенно, так же поспешно освободился от остальной одежды: рубашки, пояса и брюк. И вот он уже снова привлек ее к себе, снова взял на руки, встал на колени и положил ее на серебристый песок. Маргарет смотрела на залитого лунным светом Хэнка и думала о том, как он прекрасен. Он резок, порой грубоват, но в нем есть что-то подлинное, настоящее, импонирующее ее душе.
Хэнк подвинулся и стал на колени у ее ног, которые принялся массировать точными, аккуратными движениями, потом он медленно положил их себе на плечи.
– Боже, эти ноги... – прошептал он, и столько было восхищения в его словах, неудивительно, что он начал покрывать их поцелуями, снова и снова – щиколотки, икры и колени.
Маргарет уже давно потеряла счет времени. Она таяла от прикосновений кончиков его пальцев, ногтей, губ и языка. Затем он поставил ступни ее ног на песок, а колени согнул и стал медленно-медленно, целуя внутреннюю поверхность бедер, продвигаться вниз к животу, пока ее бедра не стали приподниматься сами по себе и она не стала выкрикивать его имя все громче и громче.
– Открой глаза, милая. Посмотри на меня.
Она послушно открыла глаза, но увидела только его силуэт в легкой дымке. Он медленно ввел свой палец туда, куда ей больше всего хотелось, где жар был нестерпимым. Потом остановился и приказал:
– Смотри на меня.
Он снова и снова погружал палец в ее лоно, и она забыла обо всем на свете, кроме этой точки своего тела. Он добавил еще один палец и усилил давление так, что ее бедра поднимались все выше и выше помимо ее воли, а колени задрожали. Тогда он взял ее ноги, положил на свои широкие плечи и приник к ней ртом. Все исчезло и растворилось в вихре острого наслаждения. Теперь уже он не целовал ее так же жадно, как в губы, а нежно и легко искал самую чувствительную точку и только после этого позволил себе утолить свою нестерпимую жажду и войти глубоко.
Когда тело ее успокоилось, она заплакала, а он положил голову ей на живот. Когда дыхание восстановилось, а сердце перестало биться так, что казалось, оно вот-вот выскочит прямо из горла, он поднял голову, посмотрел на нее, и все началось снова. Он целовал каждый дюйм ее тела, но только колени ее начинали дрожать, он принимался гладить их руками, и когда дрожь проходила, он принимался за новый круг. Он говорил с ней, учил тому, как велика власть ее тела и как люди любят друг друга. И вот он прижался к ней всем телом, приподнял ее бедра и стал медленно входить в нее, теперь уже по-настоящему, проникая в нее еще глубже, чем прежде.
– О-о, малышка, вот он, рай земной! Держись, милая, держись крепче.
Он накрыл ее рот своим и вошел в нее. Острая боль распространилась по низу ее живота и ногам. Вздрогнув, она застыла и впилась ногтями в его спину. Послышалось проклятие, потом он уткнулся лицом в ее шею.
– Прости, дорогая. Полежи тихонько. Не двигайся минутку.
Она так и сделала, и жжение скоро прошло. Он дал ей время, потом властно сказал:
– Посмотри на меня, Смитти.
Она открыла глаза.
– Ты в порядке?
Она кивнула, хотя слезы ручьем текли по ее вискам и пропадали потом в волосах.
– Я буду двигаться очень медленно. Правда.
Она крепко зажмурилась и, сжав зубы, сказала:
– Хорошо.
Он лукаво усмехнулся:
– Проклятие, надеюсь, это не будет так уж плохо.
– А ты разве не знал?
– Я же не женщина, Смитти.
Она моргнула, потом нахмурилась:
– А тебе разве не больно?
Он покачал головой.
– Ну разумеется, ведь Бог мужчина.
Хэнк засмеялся. Она видела, как плечи его сотрясались от хохота.
– Не так уж это забавно.
Он поднял голову и усмехнулся.
– Никогда бы не подумал, что можно смеяться и заниматься любовью одновременно.
– Очень романтично.
Он смотрел на нее так же, как смотрел на бутылку джинна.
– Ты ужасно разозлилась, да?
– Да.
– Почему?
– Оказывается, и здесь нет равенства и справедливости.
– Но, дорогая, это зато чертовски приятно.
– Потому что ты – мужчина.
– Дай мне немного времени, и я заставлю тебя взять свои слова обратно.
– А как?
– Тебе понравилось, как я ласкал тебя? Здесь?
Он провел языком по ее груди, не сводя с нее взгляда.
Дыхание у нее перехватило, и она вымолвила чуть слышно:
– Да.
Он спустился ниже: