Не спеша, за день, их колонна достигла Донбасса. Раньше в шахтах платили длинный рубль рабочим. Теперь тут бесплатно работают зэки. Уже табличка с названием зоны проняла: «Исправительно-выбраковочный лагерь N12». Выбраковочный! В СССР есть смертная казнь. Причём, не одна. В зэковской среде ходили разные слухи. Есть шанс проверить на себе. Олег смерти не сильно боялся. Он, вообще, ничего не боялся.
За воротами зоны тоже было несколько необычно. Отличный спортгородок, клумбы, чистые здания. Впрочем, хорошо разглядеть всё не удавалось — уже темнело. Санобработка прошла нормально. Всё простенько: обычный кафель, обычные души… Что отличало от ранее виденного: все краны исправны, распылители воды есть в наличии, а не только труба торчит, выбитых кафелин на полу нет, вода из решёток уходит нормально. Мыло есть и оно обычное, а не куски хозяйственного, даже слегка пахло яблоком. Обычные деревянные лавки и вешалки, но они тоже все исправны и покрыты лаком. Стены такие же: незамысловатые и чистые. Ничего не написано, нигде не ободрано.
Принцип организации — военный. Разбиение идёт на отделение, взвод и так далее. Вроде бы, просто смена названий, но не только. Назначаются командиры всех подразделений, причём, из своих. Нам тоже дали и взводного и отделенного из числа старожилов этой зоны. Наш отделенный и занимался ликбезом. Старательно, так, рассказывал о порядках, отличиях от прежних зон, от российских нынешних, в том числе. В это трудно верилось, и было очень непривычно и страшно. Эту первую неделю мы были на карантине. С нас брали кучу анализов, проверяли зрение, мерили объём всех мышц, мерили их силу, проверяли выносливость, давали психологические и другие тесты. Заставили писать контрольные работы по нескольким предметам, проверяли память. Отделенного нашего звали Серафимов. Причём, он сильно нам не советовал называть его Серафимом. Сказал: «Вам потом будет хуже, это зачтётся». Кем, как, когда? Может, он конкретный авторитет и после карантина отыграется? Официально говорит, что на их зонах кличек нет. Точнее, они крайне непопулярны. Хм? Советовал от фени отвыкать. Непонятно: чем таким можно запугать зэков, чтоб заставить отказаться от фени? Советовал на тестах и контрольных дурака не валять, а стараться по максимуму: «Вам же лучше будет, а следующий тест будет не раньше чем через год». Поёт, что, мол, от этого будет сильно зависеть наша жизнь тут. Свистит, наверное.
В конце недели вывели из строя одного щипача и одного мужика. Кто-то из вертухаев перед строем начал зачитывать приказ по лагерю: «По итогам проверки из вашего взвода эти зэка имеют отрицательный баланс ценности. В соответствии с положением об использовании новых поступлений», — как о товаре каком, менты поганые, — «лица с отрицательным балансом ценности умертвляются немедленно и без мучений». Потом достал пистолет из кобуры и при нас расшмалял обоих. Наглухо! Хипеш поднялся — не описать. Однако старожилы всех успокоили: «Вам это не грозит, всех, кто не подошёл — уже выбраковали, успокойтесь, а то хуже будет!» «Остальные по списку зачислены на испытательный срок: один год. Вольно. Командир роты, ведите роту в постоянные корпуса», — вот такой простой дядька, как три копейки.
Поселение в постоянный корпус заняло не очень много времени. Похоже на студенческую общагу, только двухъярусные нары, вместо кроватей, и решетки везде. Затем пошли занятия. Как в школе, только предметы другие: лагерный режим, основы рейтинговой системы, основы родового строя, физкультура, основы обслуживания и первичного ремонта техники. Оценивание стопроцентное. Все должны получить оценку на каждом уроке. По теории идут самостоятельные работы, по физкультуре — проверки. Пара блатных закосить решили: западло. Взводный, Кирьянов, только хмыкнул: «Ну-ну».
На одной из перемен мы задали тот вопрос, что нас так мучил.
— За что их, а Серафимов?
— Как и сказал начлаг: за отрицательный баланс ценности. Если сказать простыми словами: стоимость их жизни меньше, чем затраты на содержание, лечение, приведение в нужную кондицию. Наверняка, оба были больны туберкулезом и другими трудноизлечимыми болячками. Скорее всего, закосили на тестах и контрольных. Может, просто сильно тупые. По-разному бывает. Единственно, что знаю точно: всё честно, Диктатор с рейтингами не мухлюет.
— Это как же стоимость нашей жизни определили? Шо за фигня?
— Легко. Все тесты проанализировала специальная программа на компьютере и всё подсчитала. Не буду морочить вам голову; просто старательно учите основы рейтинговой системы. Это очень важный урок, причём, больше, для вас самих. Тут без этого никуда.
— Во бля, а я чуть было не залетел на диктанте, хотел приколоться, написать матюгами то, что нам диктовали…
— Так, это выходит: зубы нам смотрели, как у лошадей раньше? Высчитывали: сколько мы стоим?
— Точно. Вы поменьше выделывайтесь. Уже в обед увидите.
— Шо увидим, Серафим?
— Да ничё, дождитесь, будет сюрприз. Не умрёте.
В обед в столовой мы увидели. Каждый совал в щель пластиковую карточку. Свою. Работник на раздаче глядел на экран и давал порции еды каждому. Они иногда различались. Верзиле насыпали реально больше, чем остальным. А вот блатнякам, что физру закосили — не дали огурца, вместо чая с хлебом налили воды. Кашу дали нормально. Те пытались возбухать, но Кирьянов объяснил, что это — за плохую учёбу. Огурцы, кстати, различались по размеру. Точнее, раздатчик их взвешивал! Сечёте? Он взвешивал при нас!
— Серафимов, а почему огурцы разные? — Разве вы не поняли? Это по итогам оценок за сегодня. За ужином будет похожая картина. Кашу насыпят по-любому, чтоб не сдох и не похудел, а всё вкусное нужно заработать.
— Ой, бля!..
— Шкет, ну-ка дай мне свой огурец.
— А вот этого я, как отделенный, не позволю. Не положено.
Коряга рыпнулся на Серафимова, но получил по морде лица.
— Да я тя, сука, на пику посажу, ночью не спи! Понял?!
— Ха-ха-ха! Ну-ну, пробуй. На будущее: учти, если вдруг у тебя это получится — тебя будет ждать месяц пыток перед смертью.
— Э, Серафим, шо за дела?! Какие пытки?
— Нормальные пытки. Тут лёгкой смерти почти не бывает. Даже самоубийство совершить могут не дать. А за некоторые дела положена долгая смерть. За убийство отделенного — месяц пыток, за взводного — сорок дней, за ротного — пятьдесят и так далее. Будут приводить в сознание, подлечивать, мучить столько, сколько выдержишь, за сердечком следят особо, чтоб не помер раньше срока. Палач за этим всем очень строго следит. Ведь если казненный умрёт раньше срока — понизят рейтинг палачу, а он — тоже человек.
Вроде, все всё поняли, однако это только показалось. Не все проявили осторожность. Коряга так и не понял, что он в другом мире с другими порядками. В старой зоне у него были «петухи», которых он привык использовать. Не собирался себе отказывать в удовольствии и тут. Вопрос: где взять «петуха»? Ха! Плёвое дело! Серафим ушёл куда-то. В их отделении был молодой пацан. Его перевели недавно с детской колонии в нашу зону. Коряга ещё в автобусе, когда везли в СССР, развёл его в карты «на просто так». А у зэков это серьёзно. Никто за дурака заступаться не будет. Проиграл — плати, сказал слово — отвечай. Проиграл свою задницу пацан — его проблемы. Минут за пять Коряга пацана «поставил на понятия» и уже собирался трахать. Пацан обречённо снял штаны, Коряга снял свои, куражился, «разогревался». Вдруг, в нашу комнату влетели, иначе не скажешь, Серафим, Кирьянов, ещё пара отделенных.
— Вы чё, придурки?! Какого х-х… вы стоите, хлебала раскрыли?! Теперь всех вжарят!
Серафим пару раз ударил Корягу, ловко взял на захват и повёл из комнаты. Почему я говорю «комната»? Дверь не запирается, значит не камера, да и вообще… Тут всё по-другому. Через пять минут Серафим вернулся. Злой, как чёрт.
— Серафим, а шо это было?
— Спать всем, завтра день будет не легче. Умаялся я с вами.
— А шо с Корягой, братан, скажи?