Свадьбу есть смысл описать особо. Были старшие дети, мои сослуживцы, со школы несколько учительниц, со столовой. Щедрин толкнул речуху. Водка на свадьбах — табу. На этот случай квоты не работают. Но это ничего не испортило. Отмечали под открытым небом, на Хортице. Там есть выделенное место для таких случаев. Молодёжь прыгала через костёр, целовалась, смеялась, танцевала. Дарили подарки. Тут считается честью получить подарок, сделанный своими руками, с любовью. Это нас никак не обидело: материально мы ни в чём не нуждались. Больше всего я боялся за Свету. Странно, что она не ревновала меня в те пять дней нашего романа с Алёной. Думал, затаилась, потом взорвётся — ан нет, всё спокойно.

С трепетом жду прибытия домой. Предстоит первая брачная ночь. Как будет на это реагировать Света? Где и с кем спать? С двумя сразу? Или с одной? Идти ли потом к Свете? А кто из них на что обидится? Во, блин, встрял! Свету отозвал в сторону и поинтересовался деликатно. Всё уже решили без меня. Сегодня ночь Алёны. В дальнейшем: нечётные ночи — Алёны, чётные — Светы. Одной проблемой меньше — уже хорошо.

Назвать меня недовольным никак нельзя. Вспомнил молодость. Всё же, темперамент двадцатилетней отличается от тридцатидвухлетней. А, может быть, другие факторы сказались. Светка даже в бок двинула на кухне: «Лыбу спрячь, а то обижусь, кобель!» Лыбу-то я спрячу…

Этот отпуск прошёл нескучно. Бабы меня частенько привлекали выгуливать малышей. Может, к Саше приучают, а может, им не понравилось, что Славик меня дядей назвал — кто их, баб, разберёт? Маша отреагировала нормально. Никаких истерик и сцен не было. Всех проблем: лишь бы моего потенциала хватало. Жёны друг перед другом выделываются, темперамент показывают, а мне отдуваться. Реально, ждал конца отпуска, а то ещё опозорюсь в постели.

Выяснил у Андрея Кривоноса по поводу его рассказок Алёне. Всё верно; есть и ещё один момент: этот засранец не имел права разглашать. Пришлось звонить Щедрину, договариваться. Алёне увеличили допуск, перевели поваром-кондитером в офицерскую столовую. Андрюху наказали. Очень страшно: он аж посерел, когда ему огласили приговор — на один год он лишается права выступать на соревнованиях и на тот же год не имеет права играть «за наших», то есть, играть он может, но должен играть вместо ботов за врагов. Какие-такие боты? Что-то компьютерное? Вот такой Щедрин. Вроде и рук не рубит, но наказание реальное. Андрей — только, что не плакал, сказал, что теперь над ним будут смеяться ребята в школе. Мне Щедрин тоже сделал замечание. Сказал, что я несколько превысил уровень подробностей в своих рассказах жёнам о боевых действиях.

— Юрий Григорьевич, ёлки-палки, все рекомендации есть в компьютере! Чаще заходите в свой профиль.

Шёл 1989 год. Олег только что вернулся из армии. Служил он в мотострелках. В десантники не взяли по медицинским показателям. Глупость. Сухой, худой, тонкокостный — видимо эти признаки и заставили медкомиссию поставить «галочку» в одной из граф личного дела призывника Литвина. Глупость и несовершенство системы. Никто не учёл других его качеств: скорость горностая или куницы, невероятную выносливость. При его собственном весе в 65 килограммов на 181 сантиметр роста он мог подтянуться на одной руке три раза, на двух — 32; легко бежал десятку за 45 минут.

Его могли бы послать в Афганистан, как мотострелка. Но… У него были приводы в милицию ещё в школе. Хулиганил, курил, выпивал в компании старших. Отслужи он в Афганистане, и, как знать, может быть бы стал нормальным патриотом и гражданином. А так… Большая удача и круговая порука офицеров, в-особенности, командира части, которому хотелось без ЧП выйти на пенсию, что наш «герой» не попал в дисбат.

Придя с армии, Олег обнаружил, что жить ему не сильно есть где. Та квартира, которую он считал домом, вполне себе имелась в наличии, даже с пропиской всё было нормально. Их было трое детей. Его сестра, восемнадцати лет от роду, была замужем за старлеем милиции местного РОВД. Уже бегала на восьмом месяце беременности. Жили они с мужем в него, Олеговной, квартире. Папа с мамой и младший брат тринадцати лет обитали во второй комнате. И всё. Квартира — двухкомнатная. Олега не слишком тяготило спать на полу, на матраце. Но нужно было не только спать, но и жить. Двадцать лет, гормоны. Парень он был видный, дерзкий. В село к бабушке переезжать из областного центра, города Запорожье, не хотелось. Выход виделся в покупке своего жилья. Осталось определиться с деньгами: где их брать? Горбачёв вовсю вводил кооперативы. Там можно было заработать значительно больше, чем на заводе.

Отец одного из одноклассников, Геннадий Абрамович, организовывал клуб. Планировалось создать ресторан, сауну, девочек, бильярд. Олега хлопали по плечу, рассказывали о перспективах. После этого он шёл углублять подвал старого дома в центре города. Глина не желала сдаваться. Каждый, вынутый из недр земли, кубометр стоил десять рублей и много пота. Больше трёх кубов за день, на нос, вынимать не удавалось. Работал с напарником. Тот был внешней противоположностью Олега: коренастый, невысокий, мускулистый. Работа у них шла примерно одинаково. Одинаково плохо. Напарнику сильно не хватало кислорода в подвале — там не было никакой вентиляции. После десяти минут работы приходилось столько же быть на улице, чтоб отдышаться. А Олегу не хватало веса, чтоб эффективно копать. Тем более, вязкую глину. Одним словом, эта сдельщина не грозила сделать Олега миллионером и обладателем своего жилья.

Олег начал подумывать о смене работы. Эти две недели выматывающего труда развеяли дым великих перспектив. Хозяин предложил заработать сто рублей. Правда, работать предстояло в ночную смену. Делов-то: пяток тонн металлических уголков загрузить на машину. Об этом, впрочем, напарники узнали только на месте. Олега сильно смутило, что уголки перелетали с обратной стороны забора «Запорожстали». «Смутило» — это не то слово. Его чуйка вопила о глупости, опасности, просила «сделать ноги». Инерция мышления подвела. Думалось: «Этот раз уже возьму свою сотню, и уйду от Абрамыча нахрен». Жизнь распорядилась иначе. Когда в «Газон» закидали уже около тонны железа, из-за поворота показались фары другой машины. Мотор «Газона» взревел, и машина стремительно умчалась. Не то чтобы, как Феррари. Даже медлительный милицейский «Бобик» догнал бы. Но, вот, запрыгнуть в грузовик Олег не смог. Везде торчали острые уголки, на ухабах они играли, как живые, грозя раздавить любые пальцы, которые глупо за них ухватятся. С борта тоже не запрыгнешь — колесо-то: крутится! А потом «Газон» набрал скорость, и — все, Олег — не гепард… Милицейский «Бобик» не стал гнаться за грузовиком, может, решили, что догонят чуть позже, когда задержат отставшего от «поезда» воришку.

Милиционеры вели себя как «лопухи»: один остался за рулём, мотор не глушил, второй вальяжно подходил к нашему герою, держа в одной руке наручники, а в другой руке пистолет. Не привыкли ещё к отпору бандитов. Горячие девяностые — впереди. Олег был в части по рукопашке первый. Только-только «духов» под кроватями гонял. «Духами» у них называли не афганцев, а своих солдат первого призыва. Раз-два — пистолет у Олега, мент надёжно вырублен. Что делать дальше? Бежать-то особо некуда. Выход предложила жизнь. Второй «лопушок» выскочил из машины судорожно «мучая» кобуру. Домучил на свою беду. Если бы он не успел достать оружие — жизнь нашего героя была бы другой. Олег понял, что не успевает — «лопушок» достал пистолет, передернул затвор, а расстояние ещё метров пять. Пришлось стрелять. «Пришлось» — это фигура речи. Сработали рефлексы после армии. Бах-бах!! Две дырки. Минус один.

Что делать дальше? Второй мент — совершенно ненужный свидетель. Без изысков: пуля в голову. Минутный ступор. Вывела из ступора рация: что-то бухтела в «Бобике». Снял ремни с кобурой с ментов. Если до этого Олег любил оружие, как атрибут силы, скорее на уровне чувств, то теперь перед ним было вполне материальное воплощение этой силы стали. «Включились мозги»: он собрал оружие осознанно. Он не был профессиональным киллером, не стёр отпечатки пальцев и растворился. Нет, наоборот, пошарил по карманам жертв, набрал рублей тридцать. Трупы отволок метров на десять в сторону от дороги, сел в «Бобик» и поехал. У них в семье был «Москвич», отец его учил до армии. Хотя прав у Олега и не было, но водить он умел. На другой машине он мог бы и никуда не доехать. Но неторопливость «Бобика» и ночные пустынные улицы компенсировали адреналин в крови.