— Маша, что скажешь? Будешь сидеть? Или пойдешь к папе и маме?

«Не день, а индийское кино», — думал полковник Гаврилов. Маша сорвалась с места и обняла «родителей». Тюрин вначале от неожиданности оттопырил правую руку в сторону, а когда Маша уткнулась ему в грудь и, захлебываясь, рыдала — не знал, куда её деть. В конце концов, стал гладить девушку по голове, что вышло довольно естественно. Алла Борисовна что-то тихо нашептывала, но разобрать за Машиными всхлипываниями не было возможности. «Какая тонкая игра на человеческих чувствах!», — наблюдал начальник контроля: «Переставь слова местами, используй вместо «папа-мама» более строгие «отец-мать» — и столь яркого эффекта могло бы и не быть!»

— Алла, пусть Маша годик походит в ПТУ, потом решим — какое. В школу её нельзя — будет дурно влиять на детей. Культурно притрётся. Она щуплая — сойдёт за десятиклассницу. Теперь по работе. Тюрин, ты будешь работать в маленьком днепропетровском НИИ. Отдаю под твоё начало всех ваших женщин: Аллу, Тоню, Лизу, а впоследствии, можешь взять себе и Машу. Мужики пойдут воевать. Сами рвутся в бой. А ты, американец, пойдёшь воевать за русских?

— Пойду.

— Быть по сему. Полковник, срочно оформляй документы на освобождение. Всем — поселение четвертого, хотя нет, пусть будет третьего уровня. Я сегодня добрый. Но если через полгода ваша гоп-компанию не выдаст на-гора ещё одно гениальное открытие, слышь, Тюрин, вы поедете в село. Огурцы будете выращивать.

— Осмелюсь заметить: открытия — вещь непредсказуемая. С чего вы решили, что я смогу оправдать ваши ожидания?

— С чего я решил… Мои эксперты как глянули на твоё устройство — выпали в полный осадок. Что-то щебетали о гениальном согласовании полуволн и запуске на противофазе, методе «морского ежа» и ещё чём-то. Я в этом не разбираюсь, но специалисты через слово кричали «гениально». Поэтому у тебя, Тюрин, другого выхода нет. Только оправдать высокое доверие.

— Товарищ Диктатор, разрешите вопрос?

— Да, полковник.

— Вы говорили о значительных поощрениях для остальных членов бригады. По Сысоеву есть другое мнение, простите, я думаю иначе.

— Это тот засранец, что ребёнку пиво продавал?

— Он самый. Он частенько использует призовые очки для выпивки. Не исправился. Не вижу смысла поощрять. Хотя в бригаде работал нормально. Более того, он не сразу за пиво сел. Сначала он получил предупреждение за курение в общественном месте, потом был определён на три месяца на химию за избиение жены, а уж только в финале — посадка за пиво. Классическая постепенная деградация.

— Ладно, Сысоева по общей схеме. Судя по делу, Джамильбаева тоже можно было бы отпустить. Что по нему?

— Плохо. Его взяли в центре Севастополя за то, что разговаривал на татарском. А это запрещено в общественном месте. По-хорошему, так он должен был бы отсидеть пару месяцев, улучшить русский язык и ехать домой. Но с языком у него проблема. Не улучшает. Предлагаю освободить от работы на неделю, объявить ему прямым текстом: «Учи язык — поедешь домой». Потом отпустить. По режиму к нему нареканий нет.

— Ладно. Кто ещё остался?

— Музыка. Асфальт клали в дождь. Бригадира и начальника смены ЭЛУАД-а повесили, рядовым работникам из той бригады дали по тысяче штрафных очков. Меньше трёх лет при нормальной отсидке. Музыка погасил уже четыреста.

— Отпустить, но очки не снимать. Вдруг, завтра он в снег асфальт будет класть.

— Это не всё, товарищ Диктатор. Ещё Безногов. Он сидит за долги брата. Достоверно установлено, что он помогал брату скрыться, но вероятность того, что он участвовал в ограблении и получил за это долю — низкая. Его я бы предложил выпустить на поселение третьего уровня.

— Нет, он был свидетелем секретной технологии. Оформляй четвёртый уровень, так и быть. Но не третий. Всё?

— Ещё по Медозвонову хотел спросить. Он заключён за убийство с отягчающими. Но, фактически, ситуация существенно сложнее. На институтской дискотеке слегка выпил, повздорил с другим парнем из-за девушки, ругал того матом. Получил вызов на поединок. Утром протрезвел. А человек слабый, боли не переносит. Это и медкомиссия подтверждает. Испугался. За отказ староста курса определил его на ассенизатор. На один месяц. Но после отработки над парнем начали смеяться все, руки не подавали, презирали.

— Поделом.

— Да-то-да. Только через неделю такой жизни он прирезал того, второго, насмерть. Подло: в спину. Это и были отягчающие.

— Полностью согласен с квалификацией. Слабак и сволочь. В чём вопрос?

— Так я вот и сомневаюсь: стоит ли ему подарок делать?

— Олег, что скажешь? Возьмёшь Медозвонова к себе в отделение, на войну?

— Саня, не прикалывайся. Это чмо нас подставит. Гамно-человек. И фамилию он себе переделывал. Буковку менял. А та, первая, точняк ему шла. Одно дело уголь ковырять — я себе посидельцев не выбирал. С кем посадили — с тем и работал. А если ты спрашиваешь, то этого — ни в коем случае. Только твои драконовские законы на зоне ему сохранили жизнь. В любой старой зоне он бы долго не прожил. С таким характером.

— Вывод: такие размножаться не должны. Оставляем без приза. Сегодня же переведёшь без объяснения в другой лагерь. Всё, я поехал.

— А можно ещё…

— Что? Ещё?!

— Н-нет.

— Ладно, выкладывай вопрос.

— Есть у нас такой: Федяев. Он сидит за пропаганду западных ценностей. А если конкретно, то за сбыт пластинок западных исполнителей. Я понимаю, что сегодняшняя политика государства подобную деятельность рассматривает как идеологическую диверсию. Но он по всем показателям обычный обыватель, слегка жлоб, но может быть отпущен. Совершенно не ясно: когда ждать изменения вектора. Он что, политинформации должен начать читать в бригаде?

— Присоединяюсь: таких в ИТК много. Они могут быть социализированы с минимальными негативными последствиями.

— Ну, раз и начальник контроля так думает — отпускайте. Но рекомендую поселение пятого уровня. Всё же я склонен за подобное бить по рукам сильно. Сегодня — музыка, завтра — порнуха. К номенклатуре его. Пускай друг друга агитируют. Стоп! Какой-такой Федяев? Такого личного дела я не помню.

— Он, это, ну, из пятой бригады. Но таких у меня несколько человек сидит!

— Полковник Гаврилов, вы планируете поменяться со мной рабочими местами?

— Н-нет.

— Так почему я должен давать вам решения в пределах вашей компетенции?! Зайдите в Сеть и почитайте методические материалы по исправительной практике. Рекомендательную часть. Всё, у меня больше нет времени на вас всех. Всем — до свиданья.

— Народ тебе выделил самое дорогое: НИИ чёрной металлургии. Цени, лелей, твори.

— Неправда ваша. Что было под рукой, и было не жалко. Моё КБ в Запорожье стояло на порядок выше в плане электроники. Впрочем, дарёному коню…

— Милый, чем ты недоволен? В Запорожье ты был ведущим инженером на побегушках, а тут — всему голова. Мы очень довольны, Алексей Степанович. Постараемся оправдать.

— Правильно говоришь, девочка. Эт самое, тут тебе, Иван Игоревич, полная свобода творчества. Все возможности: около четырёх сотен подчинённых. Оболтусы, конечно, но Аллочка наведёт шороху, правда?

— Непременно.

— Вот. Эт самое. А! Двенадцать лабораторий: рентгеноструктурная, механическая, спектрографии, химическая, и другие. Тебе разрешено привлекать для помощи любой НИИ, лабораторию, КБ в Днепропетровском промрайоне.

— Вы хотите сказать, что, например, «Орбита» будет подчиняться мне? Да Лозино-Лозинский отродясь никому не подчинялся!

— Никто вам не подчиняется, кроме этого здания. Но они обязаны вам помогать, по-возможности. Увидите, что специально динамят — звоните прямо мне. Мне Корибут поручил создать вам, эт самое, все условия.

— А как быть с секретностью? Раньше, при коммунистах, с этим было очень строго.

— Есть причина, по которой требования к секретности несколько снижены. Корибут, эт самое… неважно. Обмен мнениями, информацией между учёными и инженерами Диктатор не просто разрешил, но приветствует. Только по рейтингу допуска и, эт самое, в пределах страны. Врагу — ни-ни.