— Пах-пах. Пах-пах.

— Минус два справа.

— Я - Орёл, Резкому, вас вижу. Через три окна от той комнаты, где был контакт, вижу большую группу, решил пока не работать. Приём.

— Принял, работай после нас, отбой.

Спецоружие исправно глушило выстрелы. В ближайших комнатах слева никого не обнаружили. Окружили комнату, где, по предположению, было скопление людей. Федоркин прошёл до конца коридора и занял оборону у лестничной площадки. Группа изготовилась в две колонны.

— Орёл, я — Резкий, приготовься, мы заходим.

— Готов.

Олег стал приседать. Раз, два, три! Сидорчук открыл дверь, забросил светошумовую гранату.

— Бойся! Глаза!

Через секунду после взрыва группа рванула вовнутрь. Тихие «Пах-пах» звучали часто, но один из террористов успел среагировать и дал очередь из своего автомата. Она прозвучала значительно громче.

— Я - Негр, начинаю без вас.

— Принял.

— Выкидыши! Абортный материал! Недоноски! Вас государство восемь месяцев уже учит-учит. И что? Молчите?!

— Тащ капитан, вроде неплохо сработали.

— Вроде — растёт в огороде. Половину секретных материалов террористы отправили по спутниковому оборудованию врагам. Вы долго возились. На девять несчастных этажей — двадцать шесть минут! Уму непостижимо! Сонные мухи! Убито двадцать пять процентов заложников.

— Так по протоколу положено всё досматривать…

— Лучше молчи. Литвин. Ха! Он мне ещё протокол вспоминает. Я дам вам послушать запись ваших переговоров. Так переговариваются артисты в фильмах про шпионов. Любимым в любви будете так признаваться. Как вы разговариваете!? Чему мы вас учим!? Устрою вам дополнительное занятие по протоколам связи. Ты у меня, Литвин, выпросишь… Лучше — не зли.

— Уже молчу.

— Вот и молчи. На четвёртом этаже вас чудом не положили. Сидорчук в жопе ковырялся, а Федоркин смотрел не туда. Сейчас включу проектор, покажу запись.

Включил и показал. Строгий он у нас — препод по тактике, капитан Погорелин. Останавливал запись и показывал: кто, где, как нахомутал, как можно было сработать лучше. Впрочем, несмотря на его разнос, сработали мы приемлемо, иначе бы он устроил репрессии. Раз отпустил семейных по домам — значит, отработали боле-мене.

«За эти восемь месяцев мы из салаг стали волками со стальными зубами. Тысяча выстрелов на «Рубине» в день, триста — на пневматике, двадцать — из реального оружия. Полоса препятствий — жуть! Куча специальных предметов. Вождение всего, включая самолёты всех марок. Большей частью — на компьютере. Где нам Боинг найдут? Но на автодроме нам преподавали лучшие гонщики и каскадёры СССР. Сегодняшний штурм проводили с использованием страйкбольной экипировки. У всех были макеты оружия, так называемые приводы. В отличие от буржуйских, только-только пошедших в серию вслед за нами, у наших ещё и звук имитировался. Если с глушителем — «Пах-пах» тихое. Если без — громкие звуки выстрелов. Говорят, эти полезные игрушки придумал лично Корибут, по крайней мере, саму идею. Оказалось — жутко полезно для подготовки таких, как мы.» Олег с друзьями подошёл к остановке. Там уже ждали автобуса ребята из второго взвода.

— Ба, какие люди!

— Здорово парни. Как мы вас сегодня, а?

— Не вы — нас, а мы — вас. Нас Горелка похвалил, между прочим. Как для террористов, то нормально сработали. Грамотно расставили людей, растяжки и т. д. Мы успели 80 % документации отсканировать и сбросить, пока вы в жопе ковырялись.

— Га-га-га.

Олегу было неприятно слышать такие слова, ещё и второй раз за день. Но бузить не стал. Погорелин сказал: «плохо», значит — плохо.

— Резкий, сделай лицо попроще. Я ж на тебя не злюсь, что контрольку мне шаров на пять всадил. Кстати, какого хрена? Извините, чёрта?

Олег вспомнил этот момент. В большой комнате один из «террористов» упал как-то неестественно. Он тогда подумал, что Погорелин подляну какую-то придумал, вот и «законтролил» «трупака». Шары в упор — это больно. Хоть и через одежду.

— Я думал, опять Горелка новую фишку придумал. Помните, как неделю назад одел на диверсов «броники»? А они потом через две минуты встали и нам в спины зашли?

— Люди, а знаете, какие слухи ходят? Мне Марина из штаба рассказала. Кажись, к нам едет ревизор.

— Ты о чём?

— Это Гоголь написал?

— Нет, Достоевский.

— Сам ты — Достоевский, Доставальский.

— Короче, братва, кажись, армяне к нам едут. Те самые. Типа, проверять нашу подготовку.

— Тогда — держись.

— О, братва, автобус едет!

— А зачем так много антенн? Да ещё и все поворотные…

— Как же, как же, четыре в передней полусфере, четыре — в задней. Полный охват небесной сферы, даже с небольшими перекрытиями. Нет мёртвых зон.

— Но на «Глазах»-то у нас стоит по четыре!

— У «Глаз», извините, нет алюминиевого корпуса, дающего тени, переотражения. Там стандартный тетраэдр с линзами.

— О! Хорошо, что напомнили. Я не понял: почему вы эти пластмасски называете линзами?

— Пф-пф-пфф. Извините, товарищ Диктатор. Дело в том, что стеклотекстолитовые линзы обеспечивают фокусировку луча мазера. Без этих линз больше девяноста градусов мы бы не захватили. Вышло бы не четыре, а шесть принимающих головок на модуль, и были бы небольшие мёртвые зоны. Экономия, вес…

— А зачем вы изуродовали ракету этими вставками? Прочность конструкции понизили.

— Пф-пф-пфф! Потому же. Линзы — из стеклотекстолита. Обтекатели — тоже. Он прозрачен в радиодиапазоне. Стая связывается мазерами. Чтоб луч мазера прошёл корпус ракеты, этот корпус должен быть выполнен из радиопрозрачного материала. Если бы можно было всю ракету сделать из такого материала, то и в ракетах нам бы хватало четырёх линзованных головок. Вы не переживайте, товарищ Диктатор. По сравнению со стандартной схемой радиосвязи, наша даёт прирост веса изделия всего на одиннадцать килограммов.

— А как обстоят дела с помехоустойчивостью?

— Стыдно… Извините, товарищ Диктатор. Я хотел сказать: великолепно. Дела с помехозащищённостью обстоят великолепно. Мазер, он, видите ли, имеет узконаправленный луч. Противник, во-первых, наши лучи не может перехватить. Во-вторых, если он будет слать сигналы на нашей волне, то сигнал шифрованный, нужно ещё шифр взламывать. Но даже в этом случае мы предусмотрели подстраховку: систему динамического отслеживания поля боя. Ракеты стаи следят за положением и скоростями друг друга, то есть, сигнал с корабля или самолёта противника будет игнорироваться, даже если он на нашей волне и правильный.

— А ретрансляторы? «Глаза»?

— Их тоже узнают по координатам. Координаты всех «Глаз» знают все «Коровки». «Глаза» ведь общие…

— У меня впечатление, что вы сейчас лопните от гордости. Впрочем, если дела обстоят так, как вы говорите, то ракеты будут замечательные. Ох уж, мне эти ваши, «Коровки». Почему не назвали «Вихрь», «Стилет», «Шершень», в конце концов? Это же — грозное оружие!

— Ну, во-первых, я — конструктор; как хочу, так и называю. Вы сами дали мне творческую свободу. Во-вторых, божьи коровки — тоже хищники. Они тлю едят. Их с самолётов разбрасывают. Я в детстве их в клумбах ловил. В детском садике. Красивые такие… Да, вот. У этих и других жуков есть жёсткие надкрылья, аналог наших полукрыльев. Жуки летают медленнее шершней. Наши ракеты тоже не самые быстрые, отстают от аналогов. От наших «Гранитов», например. Кстати, я до лагеря работал над ними, часть наработок приспособил к «Божьей коровке». Ладно, продолжу. Лобовая полусфера, из которой вылетают УРы, копирует конструкцию жвал божьих коровок. Очень непросто было, между прочим, обеспечить безотказную работу крышек на четырёх махах. И чтоб это всё хозяйство поместилось, чтоб не слишком много весило. И глаза у божьих коровок фасетчатые, а у…

— Хватит! Ладно! Я уже давно смирился. «Коровки», так «Коровки».