— Видишь катер? — спросил Богуславский. — Это я потребовал. Военный катер Черноморского флота патрулирует залив. На нем стоит аппаратура поиска источников помех. Кроме того, на время сеансов связи, по нашему предупреждению, Черноморский флот «затихает» — радиопереговоры, по возможности, прекращаются. А внизу ГАИ не пускает автомашины на горную дорогу. Помехи сведены к минимуму. Честно говоря, мощность передатчиков маловата. Но думаю, что если «банно-прачечный трест» не подведет, все будет в порядке. Как ни как, прием картинки будем вести с дальности не более пятидесяти тысяч!

Говоря все это, он жадно курил «Беломор», отказавшись от моего «Казбека».

Когда мы вернулись после перекура, Королев уже снова «завелся». Он потребовал доложить точное расписание следующих сеансов и действий на случай отказов.

Ориентация на обратную сторону Луны, а затем включение ФТУ должны начаться рано утром 7 октября. Брацлавец неожиданно высказал опасение, что по предыдущему опыту тренировок с ФТУ время фотографирования может оказаться более часа, а здесь на пункте, оказывается, израсходован запас специальной магнитной ленты для последующей записи изображения неведомых лунных ландшафтов. Ну, тут СП пришел в ярость. Я его понимал. Ведь если бы нас предупредили, мы могли бы захватить с собой из Москвы эту дефицитную ленту. Он «из всех стволов главного калибра» выдал Рязанскому, Богуславскому и Брацлавцу.

Но простым криком дела не исправишь. Удовлетворение СП получал только в конкретном действии после разноса. Он тут же позвонил в Москву, нашел Руднева, объяснил ситуацию и попросил помощи. Потом еще звонки в наш ОКБ-1, там все растолковал. Успокоившись после многих переговоров с Москвой, сказал, обращаясь к полковнику Бугаеву:

— В Симферополь рейсом таким-то приходит Ту-104. У командира корабля будет коробка с пленкой. Я сейчас договорюсь, чтобы в аэропорту к моменту посадки был вертолет. Вы должны на этом вертолете доставить сюда эту пленку. Простите, но эти хлопоты по вине моих товарищей.

Инцидент с пленкой был исчерпан. Все сработало по королевскому расписанию.

Уже поздно вечером, глядя на мирно дремавшего у какой-то приборной стойки Келдыша, СП дал последнее ЦУ:

— Осташеву оставаться на ночевку здесь, а мы поедем осваивать «Нижнюю Ореанду». На спокойное утро не надейтесь, мы вернемся рано.

С продуваемой холодными октябрьскими ветрами Кошки мы на горкомовском «ЗИМе» спустились в теплую курортную зону и помчались в «Нижнюю Ореанду». Несмотря на поздний час, в фешенебельном правительственном санатории вымуштрованный персонал развел нас по роскошным «люксам» и объявил, что «ужинать уже подано». За столом с яствами и винами СП строго предупредил:

— Не пить! Завтра выезжаем в 6.00.

Спать оставалось четыре часа.

7 октября в 6 часов 30 минут на борту АС начало работать ФТУ. Станция при этом находилась на прямой между Луной и Солнцем. В сеансе связи на Кошке лихорадочно расшифровывали телеметрию, которая шла со сбоями. Я не стерпел и сказал:

— Это Луна мешает прохождению информации.

Надо было экономить электроэнергию, чтобы не разрядить аккумуляторы при работе ФТУ, поэтому телеметрию выключили. Фотографирование уложилось в положенные сорок минут. На летящей уже к Земле станции начался ответственный процесс проявления и фиксирования в «банно-прачечном» отделении.

Для нас было крайне интересно, с какой высоты велось фотографирование. Обработка траекторных измерений производилась параллельно в баллистическом центре НИИ-4 и ОПМ. Теперь уже Келдыш сидел на телефоне. Королев проявлял нетерпение. Своим спокойным голосом Келдыш сказал:

— Они в третий раз пересчитывают, но это на всякий случай. А пока уверяют, что над поверхностью Луны мы прошли не более чем в семи тысячах километров и все, как будто, идет по расписанию. Теперь надо смотреть, чтобы станция не зарылась в атмосферу. Луна возмутилась, что заглядываем в ее запретную зону, и теперь баллистики выясняют, как это возмущение скажется на траектории движения к Земле.

Пошли часы мучительного ожидания, во время которых я и Осташев не переставали теребить Брацлавца, чтобы по телеметрическим данным он нас заверил в безотказном функционировании ФТУ.

По приглашению Келдыша на Кошку приехал астроном Андрей Северный — директор Крымской солнечной обсерватории. Он пытался внести панику в атмосферу напряженного ожидания. По его словам, не было никаких оснований волноваться по поводу исправной работы ФТУ. Никакого изображения мы в принципе получить не сможем, по той простой причине, что космическое облучение засветило пленку. Ее могла бы спасти только свинцовая защита толщиной, по крайней мере, в пять-шесть сантиметров.

Будем ждать!

Я пристроился рядом с Богуславским у аппарата открытой записи на электрохимической бумаге.

С приемного пункта докладывали:

— Дальность — пятьдесят тысяч. Сигнал устойчивый. Есть прием!

Дали команду на воспроизведение изображения. Опять ответственность лежит на ФТУ.

На бумаге строчка за строчкой появляется серое изображение. Круг, на котором различить подробности можно при достаточно большом воображении.

Королев не выдержал и ворвался к нам в тесную комнатку.

— Ну что там у вас?

— У нас получилось, что Луна круглая, — сказал я.

Богуславский вытянул из аппарата записанное на бумаге изображение, показал Королеву и спокойно разорвал. СП даже не возмутился.

— Зачем же так сразу, Евгений Яковлевич? Ведь это первый, понимаешь, первый!

— Плохо, много всякой грязи. Сейчас мы уберем помехи и следующие кадры пойдут нормально.

Постепенно на бумаге появлялись один за другим все более четкие кадры.

Мы ликовали, поздравляли друг друга. Богуславский успокаивал, что на фотопленке, которую обработаем в Москве, все будет гораздо лучше.

Уже совсем поздно, распрощавшись с участниками «страды» на Кошке, мы снова уехали в «свой санаторий». На этот раз Королев разрешил Осташеву ехать с нами. Я разделил с ним роскошный «люкс». За ужином уже не было запрета на потребление вин из правительственных подвалов.

Во время раннего завтрака Королев предложил проверить, как идет строительство нового Центра дальней космической связи под Евпаторией.

Из Симеиза в Евпаторию мы выехали вчетвером: Королев, Келдыш, Рязанский и я. Через три часа автомобильного путешествия по Крыму нас встречал заместитель командира в/ч 32103 полковник Павел Агаджанов. Напомню читателям, что в/ч 32103 — это военная организация, которая фактически была хозяином всего командно-измерительного комплекса.

Евпаторийский центр, именовавшийся просто НИП-16, строился силами военных. Гражданские специалисты участвовали в монтаже и отладке аппаратуры систем, которые разрабатывались в НИИ-885, СКБ-567, ЦНИИ-173, МНИИ-1. Грандиозная по тем временам антенная система возводилась в непосредственной близости от великолепных черноморских пляжей. В этом районе крымское побережье было малолюдным. В пиковые периоды курортных сезонов песчаные пляжи, протянувшиеся на десятки километров, казались пустынными.

По предварительным расчетам для надежной связи с космическими аппаратами, находящимися внутри Солнечной системы, на Земле надо построить параболическую антенну диаметром около 100 метров. Цикл создания таких уникальных сооружений оценивался оптимистами в пять-шесть лет. А до первых пусков по Марсу в распоряжении антенщиков было меньше года! К тому времени уже строилась параболическая антенна симферопольского НИП-10. Эта антенна диаметром 32 метра возводилась для будущих лунных программ. Была надежда, что ее эксплуатация начнется в 1962 году.

Главный конструктор СКБ-567 Евгений Губенко принял смелое предложение инженера Ефрема Коренберга: вместо одного большого параболоида соединить в единую конструкцию восемь двенадцатиметровых «чашек» на общем опорно-поворотном устройстве. Производство таких средних параболических антенн уже было хорошо освоено. Предстояло научиться синхронизировать и складьшать в нужных фазах киловатты, излучаемые каждой из восьми антенн при передаче. При приеме предстояло складывать тысячные доли ватта сигналов, доходящих до Земли с расстояний в сотни миллионов километров.