Начиная с 7 марта беспокойство внушала температура перекиси водорода. Она снизилась до минус 1 -2 градусов. Если так пойдет дальше, то при минус 4-5 градусов мы лишимся топлива для ориентации! Между тем три баллистических центра круглосуточно считали и спорили, нужна ли еще одна коррекция для входа в «коридор». Как бы не испортить!
8 марта в 3 часа утра начались один за другим сеансы измерений для уточнения траектории возвращающегося со второй космической скоростью корабля.
За время полета убедились, что остронаправленная антенна работает, но почему-то отношение сигнал-шум значительно меньше расчетного. Наши антенщики с радистами Богуславского — Пиковским и Галиным пытаются разобраться, но спорят и ясно доложить не могут. Главная баллистическая группа делает официальное заявление, что однозначного ответа о необходимости последней коррекции пока дать не может. На пункте, по мере приближения корабля к Земле, устанавливается суматошно-напряженная обстановка, словно возвращаются к Земле космонавты, которым нужно устроить торжественную встречу.
Тюлин как председатель Госкомиссии требует от баллистиков подтвердить официально нежелательность второй и последней коррекции.
Я поговорил с Эльясбергом, который готовил ответ в НИИ-4.
Он терпеливо объяснил:
— Мы решаем краевую задачу, все время уточняя исходные данные, по мере поступления от вас данных по измерениям орбиты. Мы здесь не спим, но машинам нужна и профилактика, и время для остывания.
Да, большие наземные машины тех лет обладали способностью выходить из строя почти каждый час. Баллистики терпеливо ждали, пока дежурные инженеры-электронщики восстанавливали работоспособность, а от нас отделывались ссылками на сложность «краевой задачи».
Шли седьмые сутки полета Л1 № 6. Теперь все внимание было сосредоточено на закладку уставок в ПВУ для запуска программы цикла спуска. В этом цикле все начинается с астроориентации, затем включается бортовой вычислитель, раскручиваются гироскопы трехстепенной платформы для стабилизации при первом погружении в атмосферу. Отделив все части КА, сгорающие в атмосфере: приборно-агрегатный отсек с СКДУ и ОНА, спускаемый аппарат, по форме напоминающий автомобильную фару, должен коснуться атмосферы Земли. Достигнув перегрузки в четыре единицы, корабль начинает изменять свое аэродинамическое качество путем вращения вокруг продольной оси, изменяя тем самым положение центра массы относительно центра давления, и выныривает из атмосферы в космос. Потеряв скорость при первом погружении и пролетев часть своего пути теперь уже по орбите ИСЗ, через 20 минут СА должен окончательно погрузиться в атмосферу и приземлиться в заданном районе.
Уже к середине дня тесный зал КП забивается до отказа. Идут дискуссии, обсуждаются последние данные телеметрии, продолжаются споры по поводу странного поведения далекого Сириуса и отраженного света непокорной Венеры, подписываются перечни замечаний для доработок на № 7 и много всякого другого.
По уточненному расчету первое погружение 9 марта в 21 час 19 минут 18 секунд. За 8 минут до этого должно пройти разделение спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека.
С 18 часов Агаджанов начал опрос готовности всех наземных средств. В Атлантическом океане откликнулся корабль «Ристна», который должен засечь проносящийся над ним метеором Л1 в 21 час 03 минуты — еще до разделения. В 21 час 20 минут, уже после разделения, наблюдение перехватывает теплоход «Бежица» в Гвинейском заливе. Наш НИП-16 входит в связь со спускаемым аппаратом в 21 час 33 минуты.
Времена расчетные и могут двигаться вперед или назад на одну-две минуты за счет разброса в расчетах баллистиков.
Спуск — это прежде всего проверка системы управления Пилюгина. Министр, обращаясь к Хитрику, предупредил:
— Теперь вас будем щекотать!
К 20 часам все успокаиваются. Из Москвы Мозжорин сообщает, что его ЦУП тоже полон народа.
Начинаются доклады службы ГОГУ:
— Объект приближается к зоне видимости «Ристны». Несмотря на наличие начальства из полумрака кто-то добавляет:
— В Нигерии — сезон дождей.
— И шашлыков!
— Требую тишины! По времени должно пройти разделение!
— «Ристна» кончила прием.
— Доклад «Ристны» получен через Одессу.
— Внимание! Разделение прошло! Все параметры и времена в норме!
— С «Бежицей» пока не ясно… По времени корабль уже ушел из зоны видимости «Бежецы», а она молчит! Самолеты вышли в расчетный район посадки! Пункт в Тбилиси принимает на частоте «Зари»!
— Объект идет по целеуказанию!
— НИП-10 начал прием! Осевая перегрузка 20 единиц!
— Откуда?
— Это от «Ристны».
— Не может быть!
Средства ПВО страны спокойно докладывают, что «объект» в воздушном пространстве страны не зафиксирован.
Полно противоречивых данных. Пытаемся сопоставить. Тбилиси и Симферополь якобы слышали «Зарю». Мы и «Бежица» ее не приняли. Значит, это явная липа. Им просто очень хотелось что-то принять. Видимо, принимали какие-то отраженные от гор сигналы УКВ местных телевизионных станций.
После сопоставления различных данных и отбрасывания невероятных гипотез пришли к выводу, что искать корабль на территории страны не нужно. Если «Ристна» подтвердила перегрузку 20 единиц, значит сработает АПО! Система была взведена на случай посадки на территории Африки или Турции. 20 единиц — это даже для баллистического спуска многовато.
— Выдержим! — сказал Леонов, услышав эту цифру. — Только если вы нас не подорвете.
Чтобы свести концы с концами, я построил схему радиосвязи с учетом непрохождения через плазму при первом погружении. Моя схема совпала с доходчивой картиной, которую построили баллистики на случай баллистического спуска. Мы вместе привязали события ко временам начала и конца радиосвязи «Ристны» и «Бежицы». «Ристна» вела корабль с 21 часа 11 минут 39 секунд до 21 часа 18 минут 58 секунд. Прием прекратился при погружении в атмосферу. Корабль не вынырнул из атмосферы, а продолжал спуск по крутой траектории, и «Бежица» засекла его в 21 час 21 минуты уже по выходе из плазмы. На том связь окончательно оборвалась. У берегов Африки сработала система АПО.
— «Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна», — так пытался я резюмировать причину уничтожения корабля системой АПО, за надежность которой нес персональную ответственность. -А почему не вынырнули после первого погружения, это Хитрик должен объяснить.
Пока спорили, «Ристна» уточнила. В сеансе ориентации перед погружением зафиксирован сильный световой фон, затем прошел запрет на включение ГСП, наличия звезды не было, система автономного управления обесточились. Что же это такое? Может быть, 100К опять «отмочил» какой-то номер, спутал Сириус с Канопусом и дал запрет? Нужны пленки с «Ристны» для тщательного анализа. Она уже полным ходом идет к берегам Африки, чтобы в Сомали Ил-18 забрал пленки и доставил их в Москву. Но это будет только через шесть суток!
А пока министр нас с пристрастием «щекотал». И я, и Хитрик покаялись, что 100К не оправдал надежд, а другого метода ориентации для управляемого спуска пока не придумали.
Около полуночи решили расходиться, чтобы назавтра в 9 часов утра вылетать в Москву.
По дороге с КП к гостиницам нас останавливает Леонов:
— Сегодня день рождения Гагарина! Юрий Алексеевич очень просит зайти в столовую.
В самом деле, как же в этой суматохе мы забыли поздравить Гагарина! Зашли. Все столы накрыты и сервированы в ожидании гостей. Предвиделось нормальное приземление на 22 часа, а мы не только взорвали корабль, но еще и проспорили до конца суток.
Собрались все космонавты, зачисленные в команду облета Луны. Сам Юра был несколько смущен своей затеей, улыбался, просил прощения, что отнимает у нас драгоценные часы сна, и приглашал, пока коньяк «не остыл», отметить возвращение к Земле впервые со второй космической скоростью.
Нас не требовалось сильно уговаривать. Тем более, что сервировка требовала активных действий. Мы выпили за здоровье первого космонавта, за блестящую защиту диплома и окончание «Жуковки», за нашу дружную совместную работу, за общее наше здоровье и, наконец, за очередные победы: предстоят пуски «Союзов» и Л1 № 7 не позднее апреля!
