Время активного существования на орбите, исходя из запасов пленки и рабочего тела для ориентации, составляло восемь дней. Обеспечить работу всех систем в течение такого времени можно было только пополняя запасы электроэнергии за счет Солнца. Потребовалась разработка ориентируемых солнечных батарей.
Полная автоматизация всех процессов на «борту» при постоянном контроле с Земли и вмешательстве с помощью программно-командной радиолинии потребовала разработки на новых принципах системы управления бортовым комплексом. Основные идеологи бортового комплекса Карпов и Шевелев, загруженные «Востоками», поручили конкретную разработку двум «братьям-электрикам» Александру и Николаю Петросянам. Не будучи связаны постоянной мелочной опекой руководства, они очень увлеченно трудились и разработали систему централизованного распределения электроэнергии и программно-логического управления всем бортовым комплексом. «Два Петросяна» могли быстро проследить по многолистовой электрической схеме все замысловатые пути-дороги электрических команд и ответить на вопрос: «Что будет, если здесь обрыв, а там „минус“ на корпус?»
Возвращение «Зенита» на Землю также отличалось от возвращения «Востоков». Мы не могли надеяться только на солнечную ориентацию, которая для посадки на заданный полигон определялась очень ограниченным числом дат и временем суток. Перед выдачей тормозного импульса ориентировали корабль с помощью ИКВ одной осью на Землю и вокруг нее гироорбитантом разворачивали аппарат так, чтобы сопло двигателя исаевской ТДУ было направлено по вектору орбитальной скорости. После выбора наиболее выгодного в данных сутках посадочного витка на «борт» в зонах связи закладывалась программа, которую затем отрабатывал «Гранит», выдавая все необходимые для ориентации и запуска двигателя команды.
Все процессы на «борту» не только строго регламентировались во времени, но еще должны были быть точно привязаны к наземному времени. Для «Зенита-2» разработали специальные электронные часы высокой точности «Лиана». Их делал в Ленинграде главный конструктор одного из электронных НИИ Бегун. По этому поводу, когда «Лиана» на «борту» капризничала, сыпались шутки, что «Лиана» убежала от Бегуна или отстала от Бегуна.
В создании «Зенита-2» участвовало кроме нас более двадцати организаций, имевших своих главных конструкторов. Были и обиженные.
Рязанский обиделся на меня, а потом жаловался Королеву, что на «Зените-2» не устанавливается аппаратура НИИ-885 для контроля орбиты. Действительно, мы коллегиально приняли решение установить для контроля орбиты ответчик «Рубин», а для передачи телеметрической информации «Трал». И то и другое было разработкой богомоловского ОКБ МЭИ. Королев был раздражен отказами аппаратуры Богомолова на носителях, но Рязанскому ответил:
— Если ты можешь предложить что-либо лучше, я немедленно дам команду «выбросить с борта Богомолова».
Но в это время НИИ-885 ничего предложить еще не мог.
Пилюгин, не получив никаких заданий для «Зенита-2», усмотрел в этом потенциальную угрозу своей монополии на разработку инерциальных систем. Это действительно было так. К тому же очень большая доля работ была передана Виктору Кузнецову, с которым мы научились сотрудничать напрямую в создании систем управления движением. Эскизный проект «Зенита-2» оформлялся, обсуждался и утверждался в зазоре между полетами Гагарина и Титова. Рабочие чертежи всей конструкции и приборов были запущены в производство еще до утверждения эскизного проекта.
Вернувшись с полигона в августе после полета Титова, я обнаружил, что Турков, получив мощный разнос от Королева, передает в КИС — контрольно-испытательную станцию — для испытаний весь аппарат, не дожидаясь окончания его комплектации.
Только в КИСе, соединив все приборы сотнями кабелей в единую систему, мы поняли: клятвы самых надежных электриков, что все схемы на бумаге десятки раз просмотрены и независимыми контролерами проверены, не должны успокаивать. Первое же включение в КИСе показало такое количество ошибок и совершенно немыслимых схемных завязок, что возникло желание начать проектирование сначала. Но эту мысль отбросили и стали прорываться через лес собственных ошибок дальше.
Наскоро доиспытав «Зенит-2» в КИСе, Турков отправил его на техническую позицию (ТП) в Тюратам. Получив от Королева команду быть техническим руководителем испытаний на ТП, я отправил на полигон ведущего конструктора Бориса Рублева, а сам задержался, чтобы проследить за вылетом всех участников работ своих и смежных организаций.
В качестве главного представителя по конструкции корабля Королев направил на полигон Павла Цыбина. Решение о передаче всей дальнейшей работы по «зенитной» тематике в Куйбышев еще не созрело, и по различным признакам нам казалось, что СП намерен назначить Цыбина главным конструктором «Зенитов» на тот случай, если эта тематика останется у нас надолго.
На ТП я прилетел в холодный пасмурный субботний день 11 ноября и поселился в обжитом «третьем» домике. На следующий день, несмотря на воскресенье, в МИКе уже начинался цикл так называемых «проверочных включений» и «частных программ».
Только здесь мы обнаружили, сколько всякого электрического «мусора» в виде всевозможных помех бродит по общим шинам питания. С радиопередатчиков «Трала» помехи проникали на вход приемников командной радиолинии (КРЛ) и забивали прохождение команд. Разработчик командной радиолинии Юрий Козко из НИИ-648 с Михаилом Новиковым из ОКБ МЭИ наладили исследование взаимовлияния систем двухлучевым электронным осциллографом и экспериментировали с разными фильтрами. Башкин убедил, что надо менять усилитель в ионной системе. В программнике «Ритм» Казначеев нашел монтажную ошибку. В передатчике КРЛ -»минус» сидел на «корпусе». «Лиана» кроме меток точного времени выдавала в сеть электропитания какие-то необъяснимые помехи. У приборов инфракрасной вертикали истек гарантийный срок и требовалась полная перепроверка для допуска в полет. «Байкал» влиял на «Куст»… и так далее. Мой блокнот заполнялся за сутки десятками замечаний. 19 ноября началось просветление: «Байкал» введен в норму доработкой «Калины», у «Лианы» помехи исчезли после установки проходных конденсаторов. Перепаяли десятки кабелей для устранения ошибок, собрали воедино всю электрическую схему и тронулись дальше.
21 ноября начали циклы комплексных испытаний. За двое суток еще нахватали десятки замечаний, опять обнаружили приборы, требовавшие доработки или замены. К утру 25 ноября собрали и закрыли приборный отсек, переправили весь объект на деревянную вышку, чтобы посторонний металл не влиял на настройку антенн.
В самый напряженный период подготовки к пуску «Зенита-2» к нам на полигон поступило сообщение о предстоящем смотре ракетно-космических достижений самим министром обороны Маршалом Советского Союза Родионом Яковлевичем Малиновским. В 1956 — 1957 годах он был Главнокомандующим Сухопутными войсками. В военных кругах говорили, что он не честолюбив и отнюдь не стремится стать министром обороны ядерной сверхдержавы. Тем не менее в конце 1957 года по инициативе Хрущева его кандидатура была утверждена на этот высокий пост. Пришло время Малиновскому осваивать ракетно-космическую технику.
Осенью 1961 года по полигону пронесся слух, что Малиновский будет сопровождать Никиту Сергеевича, но вскоре выяснилось, что Хрущев не приедет. В связи с высочайшим визитом почти все офицеры и солдаты были сняты с испытательных работ и брошены на аврал по наведению чистоты и порядка. Я в тот период отвечал за сроки и качество подготовки «Зенита» и пытался протестовать против отвлечения людей, высказав свое возмущение председателю Госкомиссии Керимову и начальнику 1-го управления полигона полковнику Кириллову.
Керимов, улыбаясь, ответил, что командованию полигона «своя рубашка ближе» и его все равно не послушают. Кириллов не упустил случая прочесть мне нравоучение: «Вы, штатские, своих министров уважаете, но не боитесь. Обидит один — пойдете работать к другому на еще более выгодных условиях. У ваших министров власть над людьми в основном моральная. У нас, военных, совсем другое дело. В армии власть министра обороны проявляется в чистом и неприкрытом виде. За грязь на дороге и непорядок в казарме — выгонит без всякого согласования и даже с выселением из военного городка. Мы можем не уважать начальство, презирать его, но бояться просто обязаны».
