Когда «мерседес» въезжает на Большой Каменный мост, водитель трогает клавишу на приборной панели. Включается синяя мигалка. Он разгоняется, виртуозно меняет передачи. Машина молнией пролетает по горбатому мосту и ныряет в улочки Замоскворечья.

Открыв глаза, Кейс видит узкий треугольник дневного света на потолке – как продольное сечение клинка, острие которого вонзается в щель между охряными занавесками.

Она помнит, что, вернувшись в номер, пересмотрела на «Айбуке» варианты монтажа Мориса и Кинщика, и впечатление было абсолютно новым. Даже сейчас его невозможно описать или характеризовать.

Выбравшись из-под тяжелых простыней, она раздвигает занавески. В окно брызжет яростный свет, и с островка на реке столь же яростно прыгает в глаза гнуснейший монументальный уродец.

В ванной, в окружении назойливого обилия коричневых тонов, Кейс экспериментирует с душевыми кранами, автоматически отмечая сходство с дизайном «Колер». Тоже конструкция, только без фирменного знака. Распаковав новое мыло, она забирается в ванну.

Двадцать минут спустя, одевшись и высушив волосы, Кейс стоит в буфете на первом этаже, обескураженно разглядывая накрытые к завтраку столы. Горы копченого мяса, гигантские пирамиды красной и белой рыбы, серебряные тазики с черной икрой, миски со сметаной. Блинчики. Еще какие-то похожие на блинчики штуковины, начиненные сладким сыром. Наконец, уже отчаявшись, она обнаруживает на самом последнем столе кукурузные хлопья и свежие фрукты. Рядом стоят большие кувшины с соками и кофе в огромных старомодных термосах с никелированными крышками.

Кейс находит свободный столик, садится и начинает методично есть, глядя в тарелку. За соседним столиком француз – легкий, как пение птички на темном фоне тяжелой русской основательности.

Произошло что-то очень большое, думает Кейс. И все еще продолжает происходить. Но словами не выразить. Понятно, что это связано со Стеллой, с ее рассказом, с историей ее сестры, однако вместить эту историю в рамки своей жизни Кейс уже не может. Она словно переселилась в эту историю, а ее жизнь осталась позади, как покинутая комната – если оглянуться, можно увидеть открытую дверь.

Поднявшись в номер, она звонит Капюшончику в Чикаго.

– Я буду с вами откровенен, – отвечает он после последнего неполного гудка. – Сейчас в квартире никого нет. Но наличных и наркотиков я дома не держу, а у моего питбуля бешенство...

Она вешает трубку, не оставляя сообщения.

Значит ли это, что он уже вылетел?

Можно позвонить Сильвии Джеппсон и спросить у нее, но Кейс не хочется лишний раз общаться с «Синим муравьем».

Стелла ей доверяет. В какой бы страшный, дикий и глубоко трагичный русский сценарий ни были впаяны судьбы этих близнецов, Кейс отчаянно не хочет предать неуловимо-трепетное чудо, блеснувшее вчера на поверхности неподвижного бледного лица.

Капюшончик это понял бы. А кто еще? Уж точно не Бун, сейчас она не сомневается. Может быть, Бигенд – по-своему, как он обычно понимает эмоции, которых сам никогда не испытывал.

Кейс открывает бутылку русской минеральной воды.

Доротея работает на русского, который живет на Кипре и является владельцем домена armaz.ru, связанного, если верить Буну, с российской нефтяной промышленностью.

Интересно, люди, которые забрались в офис Кэтрин Мак-Нелли, – они тоже были русскими? Вовсе не обязательно, думает Кейс. Те двое в Токио, например, были итальянцами. Это политкорректный заговор, без расовой дискриминации.

С другой стороны – Баранов, если разобраться, тоже русский. Точнее, англо-русский. Правда, он как-то выпадает из цепочки, которую она пытается выстроить. Так же как и Дэмиен, снимающий в российской глуши свой археологический панк-проект. Хотя отец его подружки тоже считается крупным мафиози.

Уин говорил, что всегда надо допускать возможность совпадений. Иначе соскользнешь в апофению, и каждая мелочь начнет казаться частью распухающего заговора, и ты увязнешь, пытаясь распутать сложную симметрию чудовищной паутины, и наверняка пропустишь настоящую угрозу, которая чуть менее симметрична, чуть несовершенна, но существование которой Уин всегда принимал, как должное.

Россия. Было еще что-то такое...

Кейс вдруг вспоминает – как раз в середине глотка – и начинает судорожно кашлять.

Один из ее старых постов. Тот самый, что выскочил, когда она задала слово «Россия» как параметр поиска по Ф:Ф:Ф.

Она вставляет диск и повторяет поиск.

Датировано январем. Тогда она еще посещала Кэтрин. И понятия не имела, что будет работать на «Синего муравья», полетит в Лондон и свяжется с Бигендом.

Мафия.

Необходимые ресурсы.

Она вытирает губы тыльной стороной руки.

Значит, не склонность к самовыражению. А любовь к осиротевшим племянницам.

Если уж у Баранова в недрах Лэнгли или АНБ нашелся старый друг-должник, сумевший выудить адрес Стеллы и Норы из потока сетевого трафика, то что говорить об очень богатом и влиятельном русском бизнесмене? Страшно подумать, чего он может добиться в своей родной стране. А хоть даже и не в своей.

Нет сегодня такой мерзости, для которой не могло бы служить эвфемизмом выражение «богатый и влиятельный», если речь заходит о России.

Кейс чувствует, как узел напряжения между лопатками запутывается все сильнее.

Когда вебсайт московской телефонной книги отказывается выдать информацию по студиям пилатеса, она надевает тренировочный костюм и поднимается в спортзал, расположенный этажом выше. В зале ни души, если не считать толстого русского старика с выражением религиозной скорби на лице, тяжко топающего по электрической беговой дорожке.

Все тренажеры здесь новые, блестящие и, судя по всему, отечественного производства. Дэмиен наверняка захотел бы их заснять. В дальнем углу Кейс находит что-то похожее на борцовский мат и пытается вспомнить комплекс упражнений на ковре, который им показывали в самом начале.

Отрабатывая полузабытые движения, она постоянно чувствует на себе печальный взгляд толстяка. И к своему удивлению осознает, что даже рада его присутствию.

Такое уж сегодня утро.

Кейс борется с желанием выйти на улицу, спуститься в ближайшее метро и за легендарно низкую плату оказаться в вычурном мире минеральных чудес. Посетить эти станции, эти единственные из дворцов, действительно доставшиеся пролетариату. Хоть чем-то ослабить нестерпимое напряжение ожидания.

Но уходить нельзя. И она не уходит.

Она ждет ответа от Стеллы.

После полудня звонит мобильный телефон.

– Алле?

– Где вы, Кейс? – Это Бигенд.

– В Ливерпуле. – Она лжет рефлекторно, не успев подумать. – А вы где?

– В Париже. Сильвия говорит, вы скоро ко мне присоединитесь.

– Пока не уверена. Я пытаюсь кое-что разузнать. Надеюсь, вы не только из-за меня там сидите? Я могу и вообще не прилететь.

– Вовсе нет, не беспокойтесь. Не хотите подробнее рассказать про «кое-что»?

– Не по мобильному. Лучше при встрече. – Кейс надеется, что причина звучит достаточно по-бунски.

– Вы говорили с Буном. – Это даже не вопрос.

– Да.

– У него сложилось впечатление, что вы без энтузиазма отнеслись к информации, которую он раздобыл в Огайо.

– Он слишком много значения придает интонациям.

– Что, нет искры в отношениях?

– Хьюберт, у нас с ним не роман.

– Вы дадите мне знать, если случится что-то важное?

Кейс принимает как должное, что по звонку нельзя определить местонахождение ее телефона. Она надеется, что это так. Даже если нет – все равно ничего не поделаешь.

– Разумеется. Мне надо идти, Хьюберт. До свидания.

Отбой. Она представляет, как он с недоумением смотрит на телефон.