Это и был тот самый кролик, за приключениями которого мы теперь следим, - тот самый, чьи подвиги позднее заслужили ему прозвище Боевого Конька и всемирную известность. Это он изобрел совершенно новые способы одурачивать своих врагов.

Когда он был еще совсем маленький, он выдумал хитрость, достойную мудрейшего кролика в Каскаде. За ним гналась ужасная желтая собачонка. Он напрасно пытался отделаться от нее, лавируя между изгородями и фермами. Изгороди и фермы помогают, когда удираешь от шакалов, потому что фермеры и собаки подчас невольно помогают кролику, напав на шакала. Но тут дело не шло на лад, так как собачонка ухитрялась пролезать сквозь изгороди, и Джек - Боевой Конек, еще совсем маленький и слабый, начинал уставать. Уши его уже не торчали прямо кверху, а заламывались углом и временами совсем даже обвисали. Наконец он еще раз юркнул в очень маленькое отверстие в изгороди, но его проворный враг тоже пролез сквозь это отверстие.

Посреди поля паслось небольшое стадо коров с одним теленком.

В диких животных живет странное стремление довериться первому встречному в минуту отчаяния. Они хорошо знают, что несущийся сзади враг означает смерть. Между тем всегда существует слабая надежда, что незнакомец может оказаться другом. И эта-то последняя отчаянная надежда и направила Джека к коровам.

Не подлежит сомнению, что коровы остались бы невозмутимыми свидетельницами борьбы, если бы дело шло только о кролике, но в них живет врожденная ненависть к собакам, и при виде желтой шавки их носы и хвосты поднялись кверху. Они, гневно фыркая, сомкнули ряды и с матерью теленка во главе двинулись на собаку, в то время как Джек спрятался под низким терновым кустом. Шавка метнулась в сторону, старая корова поняла это движение как покушение на теленка и так свирепо погналась за ней, что та едва унесла ноги.

План оказался превосходным - должно быть, он сохранился еще с того времени, когда бизон и шакал играли роли коровы и собаки. Джек не забыл об этом случае и много раз пользовался им впоследствии.

Боевой Конек выделялся среди других кроликов не только умом, но и окраской.

Окраска животных либо делает их незаметными и помогает скрываться - это "защитная окраска", либо, наоборот, делает их заметными и тогда называется "направляющей". Кролики замечательны тем, что их окраска сразу и защитная и направляющая. Когда они сидят в своем логовище, среди серых кустарников и кочек, видна только мягкая серая окраска ушей, головы, спины и боков. Тогда они сливаются с землей, и заметить их можно лишь на самом близком расстоянии. Но едва Джеку становится ясно, что приближающийся враг неминуемо увидит его, он вскакивает и пускается в бегство. Теперь он сбросил личину - серого цвета как не бывало, происходит молниеносная перемена: уши оказываются белыми с черными кончиками, ноги - белые, хвостик чернеет пятном на фоне белой спинки. Теперь это уже не серый кролик, а черный с белым. Его окраска стала направляющей. Как это случилось? Очень просто. Верхушка уха серая, подкладка - белая с черным. Серый плащ натянут книзу и распущен, пока он сидит. Когда же кролик вскакивает, он съеживается, и все черные и белые отметины резко выступают наружу. Раньше его краски шептали: "Я кочка", а теперь они кричат во все горло: "Я кролик!"

Зачем это ему нужно? Почему робкий зверек, все спасенье которого в его быстроте, считает нужным кричать о себе всему миру, вместо того чтобы стараться скрыться? Должна быть на то уважительная причина. Дело вот в чем: если кролика спугнет другой кролик - другими словами, если тревога ложная, - он мгновенно разрушает заблуждение, показав свои естественные цвета. Наоборот, если его вспугнет шакал, лисица или собака, они тотчас видят, что имеют дело с кроликом, стало быть, погоня за ним будет одной потерей времени. И в самом деле, они говорят себе: "Это кролик, а кролика мне не поймать на открытой равнине". Это избавляет Джека от многих лишних хлопот и беготни.

Белые с черным пятна заменяют кроликам национальный мундир и флаг. У слабых кроликов белые и черные пятна мало заметны, но у сильных и породистых они сразу бросаются в глаза. И Боевой Конек, серый, когда сидел в засаде, сверкал, как уголь и снег, когда, бросив вызов лисице или шакалу, без труда уносился от них - сперва пестрым кроликом, затем белым пятном и, наконец, белой пушинкой, окончательно терявшейся в пространстве.

Многие из фермерских собак поняли, что серого кролика еще можно поймать, но пестрого поймать невозможно. Конечно, они иной раз увлекались погоней, но больше потехи ради. Сознание своей силы нередко побуждало Боевого Конька затевать с ними рискованную игру.

Джек, как и все дикие животные, считал своей собственностью определенную область и редко выходил за ее границы. По всей этой области были рассеяны его многочисленные логовища, или "постели", как их здесь называют. Это были простые углубления под кустом или пучком травы, выложенные листьями. Однако удобства не были тут забыты. Одни логовища предназначались для жаркой погоды - были обращены лицом к северу и служили главным образом защитой от солнца; зимние логовища, напротив, представляли собой глубокие ямы, с выходом на юг, а логовища, предназначенные для сырой погоды, были снабжены травяным заслоном и обращены на запад. День он проводил в одном из этих логовищ, а ночью выходил пастись вместе со своими собратьями. Кролики кувыркались и резвились при лунном свете, как стая щенков, но всегда возвращались на рассвете в приспособленную к данной погоде постельку.

Наиболее надежным пастбищем для кроликов были пространства между фермами. Ни один враг не мог поймать их тут, среди заборов и колючей проволоки. Но отборнейший корм находился вблизи жилья, между сеновалами, - отборнейший корм и самая грозная опасность. Кроликов здесь подстерегали не волки и лисицы, а люди, ружья, собаки и непроходимые заборы. Тем не менее кто знал Боевого Конька, нисколько не удивился бы, увидев, что он приготовил себе убежище как раз возле грядки с дынями, посреди огорода.

Здесь его окружали десятки опасностей, но здесь же ему открывались десятки наслаждений. Он знал множество лазеек в заборе и постоянно рассчитывал на их помощь.

Ньючузен был типичный западно-американский поселок. Все в нем было безобразно. Вместо улиц - прямые дороги, без заворотов, глазу не на чем отдохнуть. Дома - дешевые и ничтожные сооружения из плохих досок и толя, у которых не хватало даже смелости честно признаться в своем уродстве. Каждый дом старался казаться лучше, чем был на самом деле. У одного был приделан фальшивый фасад, внушавший иллюзию, что в нем не один, а два этажа, другой был сделан из досок, крашенных под кирпич, третий притворялся мраморным храмом.

Это были самые безобразные дома в мире, и на каждом из них можно было прочесть затаенное намерение владельца потерпеть год-другой, а затем отправиться в какое-нибудь другое место.

Город украшали, и то непреднамеренно, лишь ряды насаженных для тени деревьев, изуродованных тем, что стволы их были выбелены, а ветки подстрижены.

Единственным сколько-нибудь живописным зданием в городе был хлебный элеватор. Он не выдавал себя ни за греческий храм, ни за швейцарское шале, а просто-напросто - за большой, грубый, честный хлебный элеватор. В конце каждой улицы открывался вид на прерию, с ее фермами, ветряными водокачками и длинными рядами изгородей из терновника. Здесь было чем полюбоваться. Серо-зеленые изгороди, крепкие, толстые и высокие, пестрели золотистыми плодами, негодными для еды, но более желанными здесь, чем дождь в пустыне, так как эти плоды были красивы и, свешиваясь с длинных жестких веток, радовали утомленные безобразием глаза.

Попав в такой город, только и думаешь, как бы поскорей из него выбраться. Так думал, по крайней мере, один путешественник, застрявший в нем на два дня поздней зимой. Он осведомился о местных достопримечательностях. Чучело белого выхухоля под стеклом, старый Бэкки Буллин, скальпированный краснокожими сорок лет назад, и трубка, из которой однажды курил Кит Карсон, показались ему недостаточно достопримечательными, и он решительно повернул к покрытой снегом прерии.