Я не торопился. Сел на большой, одиноко пристроившийся на берегу валун, долго смотрел на темное море, казавшееся то чернильно-синим, то пронзительно зеленым, то равнодушно серым. Ветер легкими порывами бил в лицо, оставляя на губах соленый привкус. Нащупал в кармане телефон и набрал знакомые цифры. Унылые гудки еще больше нагнетали тоски, но я слушал, пока, наконец, мне не ответили:

— Руслан? — голос Кирилла был напряженным.

— Включай видеосвязь, — произнес вместо приветствия, и сам включил камеру.

На экране появилась обеспокоенная физиономия друга:

— Как дела?

— Все хорошо, — глядел на него и понимал, что мне будет его не хватать.

— Нашел Татьяну?

— Нашел, — кивнул с легкой улыбкой.

— Где? — дотошно допытывался он до деталей.

— Кир, неважно. Главное, что нашел.

— Как она? — нахмурился он.

— Все нормально. Устроилась в маленьком спокойном городке, живет себе тихонько.

— Рада была встрече? — поинтересовался бета с изрядной долей иронии.

— Ты не поверишь — да. Рада. Сам до сих пор в шоке.

— Вы снова вместе?

Вместе ли мы? Да. Вместе, хоть Таня и думает, что все это мимолетно, что это последний виток перед тем, как поставить окончательную точку.

Она не права. С этого дня вместе и до конца. Сказать ничего не мог, просто кивнул. Кирилл одобрительно улыбался, показывая большой палец:

— Когда вернетесь? Меня уже вопросами одолели, где ты, что с тобой, куда уехал…

— Мы не вернемся, — перебил его, и друг удивленно замолк. Смотрел на меня подозрительно, а потом осторожно уточнил:

— В смысле — не вернетесь?

— В прямом. Я остаюсь с ней.

— Да оставайся, ради Бога. Никто не против. Только…

— Нет, Кирилл. Никаких только. Я остаюсь с ней здесь.

Он смолк, пытаясь переварить услышанное, потом хмуро спросил:

— Рус, ты же понимаешь, что так нельзя? Как же твоя стая? Твоя семья?

— Таня — моя семья, — чуть покачал головой, — а стая… стая теперь твоя.

— Руслан! Глупости не говори! Ты — альфа! Ты не можешь оставить стаю!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я — прайм, я могу все, что угодно.

— Стае нужен вожак! — не сдавался он.

— Ты теперь вожак.

— Нет! — категорично выпалил Нечаев.

У меня не было желания пререкаться, выяснять, кто прав, что хорошо, а что плохо. Поэтому впервые в жизни сделал то, чего никогда себе не позволял. Поймал его взгляд. Хоть и через телефон, но Кирилл замер, хотел сдвинуться, но не мог — я держал его, заглядывая в сердце, в душу.

— С этого момента ты — альфа клана Черных Тополей, — мой голос тверд, моя воля нерушима, — покажись!

В тот же миг телефон упал на пол, послышалась возня, грохот и утробное рычание — обернулся. Подошел к телефону, и в поле зрения появился крупный черный волк. Сильный, ловкий, мудрый. Альфа в чистом виде, у которого я всегда стоял на пути.

— Стая твоя! Черные Тополя — твои. Синеборье — твое. Теперь ты за них в ответе.

Он что-то проворчал, по-видимому, соглашаясь. Я знал, что он постарается, что сделает все для процветания стаи, и у него это выйдет лучше, чем у меня. Отпустил его, ничуть не сожалея о содеянном. Волк тут же снова стал человеком:

— Руслан! Ну нахрена ты это сделал? — Кир был вне себя от негодования. — Что за бред? Ты все рано вернешься! Зачем все это?

— Я не вернусь, — уже твердо, без сомнений, — я больше не смогу быть альфой.

Его взгляд помрачнел:

— Что ты задумал?

— Ничего, — пожал плечами.

— Руслан, твою мать, что ты там задумал?

— Ничего, Кир, ничего, — сдержанно улыбнулся, а он понял, что я собираюсь сделать, понял, что ничего уже не изменить.

— Проклятье! Рус, давай без глупостей! Жалеть ведь потом будешь.

— Не буду. Никогда. Все, закрыли тему.

Он молчал, и я молчал. Смотрели друг на друга через экран, прощаясь. Мой друг, почти брат, тот, кто всегда был рядом, всегда готов подставить надежное плечо.

— Что я могу для вас сделать? — осипшим от волнение голосом, спросил новоиспеченный альфа Черных Тополей

— Сделай так, чтобы нас никогда не нашли. Чтобы не вздумали искать. Пусть мы для всех умрем, исчезнем с лица земли.

Он выругался грубо, некрасиво, но потом кивнул, соглашаясь. А что ему еще оставалось делать? Ничего… Моя воля закон.

— Спасибо тебе за все, — я прощался с ним, — и прости, если что не так.

Он шумно втянул воздух, явно сдерживая рвущуюся наружу тираду, потом медленно выдохнул и блекло произнес:

— Мне будет тебя не хватать. Вас обоих.

— Не переживай, у нас все будет хорошо. Прощай.

— Прощай.

Он еще смотрел на меня, а я подмигнул ему, показав большой палец и отключился.

Ну вот и все. Точка. Конец эпизода.

После разговора на душе тревожно. Последние сомнения не желают отступать, цепляются острыми когтями, оставляя пульсирующие раны. Что, если не смогу? Если не получится? Снова вспомнил Таню, ее утреннюю сонную улыбку: теплую, ласковую, светлую. Ее запах, пробравшийся под кожу, проросший в самых потаенных местах сердца. Наше утро: спокойное, светлое, нежное. Я хочу этого. Хочу ее в своей жизни. Всегда. Каждую минуту. Я люблю ее, и как никогда ясно понимаю, что она права. Наши чувства — они только наши. Они принадлежат мне и Тане. Не волку, затравленно поджавшему хвост, не грифельной волчице, растворившейся во мраке. К нашей любви не имеет никакого отношения волчья парность. Это другое, совсем. Древнее, правильное. Мужчина и женщина, и никаких лишних действующих лиц. Только мы. А больше никого не надо.

— Пора, — произнес, обращаясь к самому себе, и, хлопнув по колену, бодро поднялся на ноги.

Скинув кожаную куртку, небрежно бросил ее на камень. Студеный ветер тотчас впился в тело, обтянутое тонким джемпером. Мне понравилось это ощущение, гасившее мой внутренний пожар, успокаивающее мысли. Все правильно, другого пути нет. Прикрыв глаза, обратился к самому себе, к зверю, что сидел в глубине, подозрительно присмирев, наблюдая за мной напряженно.

Да, дружище. Попали мы с тобой. Имея все, что нужно для счастья, разрушили это до основания, изрядно потоптавшись на осколках. Это моя ошибка, твоя — наша. И, кроме самих себя, винить некого. Все сами, все своими руками. Разбили, разорвали. И сейчас я собирался разорвать последнее звено, удерживающее с прошлой жизнью. Я больше не хотел быть оборотнем. Я хотел быть просто человеком, спокойным, счастливым, с той женщиной, которую люблю больше всех. Больше стаи, больше самого себя, больше жизни. Я выбираю ее. Нас с ней. Прости…

Волк зарычал, прижимая уши, грозно обнажая клыки. Поймал его взгляд, удерживая мысленным взором. Заглянул вглубь него, вглубь себя, нащупывая пульсирующую нить, связывающую нас воедино. Он дернулся, рванул, пытаясь перетянуть силы на себя, перекинуться. Сердце сделало кульбит, зашлось в безумном припадке, раскатисто, больно пульсируя в груди. Снова нащупал нить, прикасаясь к ней, примеряясь. Волк опять рванул, да так сильно, что я, покачнувшись, упал на колени, пальцами в песок зарылся, пытаясь унять дрожь, что поднималась от ладоней и выше. В каждой клеточке, каждой мышце шла напряженная борьба. Он пытался увернуться, но разве сбежишь от самого себя? Я поймал его взгляд: растерянный, обиженный и злой одновременно. Он не верил, не понимал, как так можно, но чувствовал, что я пойду до конца, что не остановлюсь, не передумаю.

Я — прайм. Моя воля — закон для любого волка, даже того, который живет во мне самом. Он вырывался, что есть мочи, упирался, хрипя и задыхаясь. И я вместе с ним ловил ртом воздух, легкие горели от нехватки кислорода. Прижав, не дал ему увернуться, беря в плен волчий взгляд:

— Уходи, — простой приказ отдавался болью в каждой клеточке. Волк сопротивлялся, но его воля слабее. — Я хочу, чтобы ты ушел!