Проклятье. Рукой в волосы зарылся, зажмурился изо всех сил, пытаясь избавиться от картинки в голове, от Таниного нежного «Руслан, что ты здесь делаешь?»

Бедная моя…

А потом темный лес перед глазами, моя погоня, огненная лава вместо крови и желание расправиться, причинить столько боли, сколько и она мне. Крики ее, и вкус крови. Такой сладкий, что хотелось выпить до самого конца.

С рычанием на ноги вскочил, отшвырнув от себя ноутбук. Он отлетел в стену и упал на пол грудой обломком.

— А-а-а-а, — из груди крик, и хочется самому себе горло перегрызть.

Схватив чертов пузырек, выскочил из дома, и запрыгнув в машину, в Синеборье погнал. Эта сука мне за все заплатит.

Волчица сидела в подвальной камере на полу, привалившись спиной к кирпичной стене. Она встретила меня насмешливым взглядом победителя, вызывая только одно желание — разорвать в клочья. Но я сдержался. Это была бы слишком легкая смерть, а я хочу, что бы она подыхала долго, пройдя все круги ада.

— О, великий и ужасный рогоносец пожаловал! — просипела она и засмеялась.

Дернулся, еле волка своего сдержав, ибо он слишком скор на расправу. Снова, как удар подлых. Почему тогда в лесу не сдержал его? Какого хрена позволил разорвать ту, которую любил?

— Пришел убивать меня? — в тусклых глазах вызов светился, — ты опоздал. Я уже мертва!

— Я тоже, — схватил ее за горло, рывком с пола поднимая, и в распахнувшийся рот влил все содержимое пузырька. Ладонью зажал, не позволяя выплюнуть.

Глотай, дрянь! Глотай!

Она захрипела, закашляла, начала давиться от горечи, но в итоге проглотила все, до последней капли, после чего оттолкнул ее в сторону, непроизвольно руку о брюки вытирая, словно к дерьму прикоснулся.

Она побелела как полотно, дрожащей рукой губы со смазанной рыжей помадой вытерла и по-мужски расхлябанно на пол сплюнула.

А я наблюдал за ней, с удивлением замечая, как ее запах пропадает. Как для моих инстинктов, для моего обостренного волчьего чутья она превращается из оборотня в обычного человека.

Не мог поверить. Смотрел на нее во все глаза, жадно воздух полной грудью втягивая. Чертовщина какая-то! Пусто! Если кто зайдет в камеру, то обнаружит только одного оборотня — меня.

Невероятно.

У Тани не было шансов их учуять! Они все пили эту бурду, чтобы скрыть свою истинную природу!

Отдышавшись, посмотрела на меня, как на воплощение зла на земле. Чем я эту суку зацепил, чтоб вот такую ненависть заслужить?

— За что мстишь, старая? — сложив руки на груди, смерил ее тяжелым взглядом, накрывая волей прайма.

— Ты не помнишь? — она дернулась, пытаясь освободиться, но шансов не было.

— Нет привычки хранить в памяти всякое дерьмо, — отрезал, подчеркивая ее никчемность. От этого она вспыхнула еще сильнее, на глазах становясь еще больше похожей на старую ведьму.

— Ты! Убил! Моего мужа!

— Конкретнее, — хмыкнул равнодушно, — я на своем веку многих отправил к праотцам.

— Вы пришли за нами на заброшенные склады! Напали! Истребили всю стаю! А моего Мирона, ты сам, лично прикончил, заставляя на полу корчиться в агонии.

Тут перед глазами картинка полыхнула: полупьяный обрюзгший оборотень, толкающий речь перед своими шавками, и размалеванная потаскуха, висевшая на его руке, похабно ржущая, хватающая его за хозяйство.

Только теперь узнал. В этой опустившейся, неопрятной, постаревшей на десяток лет тетке с трудом можно было узнать ту прожженную курву, размалеванную словно попугай! Мы же всех убрали! Всех! Проверили каждую щель, никого живым не выпустили!

— Как ты уцелела?

— Я успела провалиться в тоннель под складом, до того как твои люди все перекрыли. Переждала там пожар!

— Мы бы нашли!

— Отвар Царецветки всегда со мной.

Вот и ответ на все мои вопросы. Как все просто! Все очевидно как на ладони! Опять эта проклятая отрава! Куда не плюнь, везде она.

А как быть с подменой, которую не заметила моя пара? Неужели одних слов достаточно?

— И что теперь Бекетов? — спросила, в этот раз не скрывая ярости.

— Бекетов? Где ты видишь Бекетова, — продолжал ставить над ней эксперименты, пытаясь понять, как действует пойло, — здесь его нет.

Волчица растерянно замерла, вглядываясь в меня, пытаясь понять, кто перед ней.

Она меня не узнавала!!! Реально не узнавала!

Да что это за дерьмо такое адское? Бурая жидкость дурманила волчьи мозги не хуже самой отъявленной наркоты, при этом оставаясь незаметной. Коварный враг. Хотел бы я найти того, кто это зелье придумал. Слишком дорого нам с Таней эта «алхимия» обошлась.

— Когда он вернется? — спросила она настороженно.

— Не сомневайся. Скоро. Очень скоро.

Это будет долгая ночь, и снова мне отведена роль палача. Я из этой суки вырву всю правду, вытрясу имена сообщников, и накажу каждого за то, что они сделали с моей волчицей…за то, что они вынудили сделать меня!

Я накажу всех и каждого! Они пожалеют, что на свет родились.



Только как быть с самим собой? С идиотом, которого развели, как малолетнего сопляка? С чудовищем, который не разобравшись, вынес приговор? С тем, кто не поддержал свою пару, запросто поверив другим. И никакой поганой травой это не оправдаешь.

Утро началось с тревоги, с тоскливого предчувствия, ожидания неминуемой беды, притаившейся на пороге, наблюдающей за мной своими темными, бездонными глазами.

Сев на кровати, не глядя, нащупала тапки, мечтая только об одном — забраться обратно под одеяло, прикрыть глаза и провалиться в пустой, невзрачный сон. С трудом переборола желание позвонить на работу, сказать, что плохо себя чувствую и отпроситься, чтобы провести день наедине с собой, спрятавшись от всего мира.

Нельзя. Надо идти вперед, даже если ничего не хочется, ни в чем нет смысла. Надо. За меня никто этого не сделает.

Тем более сегодня — суббота, и маленькая библиотека, в которой я работала, открыта только до двух. Переживу как-нибудь.

Заставила себя подняться и побрела на маленькую кухню, где вдвоем не развернуться. Какое счастье, что я одна! Совсем. Совершенно. И ничего кроме горького сарказма по этому поводу у меня не осталось.

Одна. Так страшно. Так горько. Так привычно. За этот год я почти свыклась со своей участью, смирилась, опустив руки. Лишь иногда, по ночам, позволяла себе задаваться вопросом «почему?». Ответа как всегда не было, только болезненно пульсировала тягучая пустота внутри.

Маленькая кухонька была под стать маленькому домику, в маленьком переулке, маленького села, где я работала, в маленькой библиотеке.

Мой маленький мир, в котором нашла пристанище, пытаясь продолжать жить дальше.

После всего случившегося, хотелось зарыться поглубже, спрятаться ото всех, чтобы никто никогда не нашел. Можно подумать кто-то будет меня искать…

Небо затянутое серыми облаками неприветливо заглядывало в окна. В воздухе пахло сыростью, дождем, но при этом было невыносимо жарко, душно. Едва выйдя из дома, почувствовала, как ткань блузки начинает прилипать к спине. Боже, как же хочется надеть короткие шорты и майку на тонких лямках! Только это больше не мой вариант, и никогда моим не станет. Все, что я могу себе позволить — юбку до колена, да рукав три четверти… Еще одно неприятное последствие минувших событий.

В библиотеке как всегда пусто. На стареньких, еще советских стеллажах стоят невзрачные книги, большую часть которых, наверное, никто и никогда в руках не держал. Вооружившись тряпкой, прохожу между рядов, смахивая пыль, рассеянно открывая то один томик, то другой. Взглядом пробегаю по нескольким строчкам и, закрыв, ставлю обратно.

Сегодня мне не интересно, я не нахожу успокоения в торжественной тишине, не пытаюсь спрятаться от реальности среди страниц очередного незапоминающегося романа. Взгляд то и дело обращается к окну. Все то же серое, тяжелое небо. Дождь так и не начался.