Алекс тянется к молнии на спине моего платья и медленно опускает его, а губами скользит по моей шее.

— Это я могу, — говорит он, стягивая рубашку через голову. Я хочу, чтобы Алекс трахал меня до тех пор, пока я даже не вспомню, кто такой Хьюго.

ХЬЮГО

Я просыпаюсь и несколько мгновений не понимаю, где нахожусь. Смотрю на пустое место в кровати рядом со мной. Его не занимает случайное тело. Странно.

Когда мое смутное зрение обретает четкость, начинаю постепенно узнавать комнату. Темно-серые стены, девчачьи люстры и шторы. Это одна из свободных комнат Тео.

Я сажусь и стону. Бл*дь! Мой мозг чувствует, что вот-вот взорвется. У меня во рту привкус грызуна, который заполз, наелся, а потом свернулся клубочком и умер в нем. Такое ощущение, будто кто-то втирал песок мне в глаза. Это была тяжелая ночь.

Мы с Тео пошли в «Очарование», а потом решили заглянуть в стриптиз-клуб. Я сказал ему уйти. Этот бедный ублюдок превратился в киску, что меня тошнит. Кто, черт возьми, ходит в стриптиз-клуб и даже не смотрит на стриптизерш? Это не мило и не преданно, это просто чертовски трагично. Если я когда-нибудь стану таким, хочу, чтобы кто-нибудь просто грохнул меня на хрен.

Но Тео этого не сделал, и, видимо, я был настолько разбит, решив, что мне нужно спать здесь.

Я вылезаю из кровати, иду в ванную, стою под струями воды, потому что моя утренняя слава и недостаток зрения означают, что я выгляжу отвратительно.

Моя одежда пахнет алкоголем и сигаретным дымом, но все равно надеваю ее. Я думаю, что тот факт, что мне удалось раздеться в таком пьяном виде, — это гребаное достижение. Обычно мне помогают с этим дерьмом.

В доме тихо, но я думаю, это уже не место для вечеринок номер один в Лондоне. Иду на кухню и обыскиваю шкафы, пока не нахожу бутылку водки и небольшой стакан. Наливаю половину. Это будет чертовски ужасно, но для общего блага. У меня не было похмелья с пятнадцати лет, но, возможно, с тех пор я тоже не был по-настоящему трезвым. Я выпиваю и вздрагиваю, когда по горлу поднимается желчь. О боже, это мерзко. Сижу на барном стуле, обхватив голову руками, когда входит Лилли.

— Ух ты, сегодня утром ты выглядишь как дерьмо, — говорит она, начиная возиться с кофеваркой.

— Благодарю. Это то, к чему я стремился. — Еще пять минут, и водка подействует. Мне просто нужно дожить до этого момента.

— Ага. — Лилли кивает на стоящую передо мной бутылку водки. — Похмелье?

— Я плохо справляюсь с похмельем.

— Ни хрена. — Приподнимает свою бровь, глядя на меня. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы меньше пить? Понимаешь, это в корне решает проблемы.

Я фыркаю.

— Серьезно. — Лилли готовит кофе и садится за барную стойку напротив меня, опершись локтями о столешницу. Затем дует на дымящуюся кружку и ничего не говорит. Тишина граничит с дискомфортом.

— Итак… хорошая погода сегодня, — неловко начинаю разговор.

Ее брови вздымаются.

— Правда, Хьюго?

— Я не люблю неловкое молчание, — мгновенно защищаюсь. — Становится странно.

Она закатывает глаза.

— Так говори.

— Я только что это сделал.

— О чем-то действительно важном, а не о чуши. И когда я говорю что-то действительно важное, то имею в виду большого розового слона в комнате и, без сомнения, причину, по которой ты сидишь в моем доме в девять часов субботним утром и пахнешь, как пивоварня. — Господи Иисусе, у нее нет гребаных фильтров.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Принюхиваюсь. Водка уже начала действовать, и моя голова стала яснее.

Лилли прищуривается и смотрит на меня.

— Ты точно знаешь, о чем я говорю. Ты чертовски бесхребетный, Хьюго. — А она злая, по-настоящему злая.

Я хмурюсь.

— Что, черт возьми, ты хочешь?

Лилли ставит кофе и смотрит через комнату, ничего не говоря несколько минут.

— Я сказала Тео, что не буду вмешиваться, но, клянусь богом, ты самый глупый гребаный человек, которого я когда-либо встречала, — недовольно бормочет она. — Молли. — От одного звука ее имени мне прямо сейчас хочется выпить эту долбаную бутылку. — Когда дело доходит до Молли, ты бесхребетен.

Я скрываю лицо за обычной маской и пожимаю плечами.

— Молли знает ситуацию. Она всегда знала.

Ее глаза вспыхивают, встречаясь с моими, и мне хочется отскочить от нее. Я не знаю, откуда у Тео остались яйца. Эта сучка страшная.

— Проснись, Хьюго. Как долго ты собираешься продолжать пить и трахаться?

— Я не спрашивал твоего мнения, насколько помню, — холодно говорю я.

Она хлопает руками по рабочей поверхности.

— Знаешь, что? У меня нет проблем с тобой, как с человеком, но я всегда буду ненавидеть тебя за свою лучшую подругу. — Ну, по крайней мере, она честная. — Потому что она добрая и хорошая. Она ставит всех выше себя. — Лилли склоняет голову набок. — А ты эгоистичен. Ты ничего не можешь с этим поделать, — недовольно скрипит зубами. — Ты ничего не делаешь, кроме как причиняешь ей боль, и ты ее не заслуживаешь.

Я потираю лицо рукой.

— Разве ты не думаешь, что я это знаю? Не надо мне проповедовать о том, насколько хороша Молли. Я знаю.

Лилли внимательно смотрит на меня.

— Ты заботишься о ней.

Закрываю глаза, представляя лицо Молли.

— Конечно, я забочусь о ней. Она одна из моих лучших подруг… была. Она была одним из моих лучших друзей. Может, самой лучшей. И она слишком хороша для меня, как ты и сказала.

Лилли кивает.

— Она слишком хороша для тебя. — Делает глубокий вдох и водит указательным пальцем по чашке с кофе. — И я не могу поверить, что говорю это, но ты не можешь принимать это решение за нее.

Мои глаза расширяются, когда я смотрю на Лилли.

— Чего?

Она закатывает глаза.

— Ты никогда не скрывал от нее, Хьюго, кто ты. Молли знает, насколько ты плохой. Видит каждый твой долбаный дюйм и все же любит тебя. Черт знает, почему, — тихо добавляет. — Ты не должен говорить ей, что она слишком хороша. Именно Молли решает, насколько ты хорош, и она ни разу не думала, что ты плохой. — Сжимаю кулаки и опускаю голову вперед. Бл*дь, бл*дь, бл*дь. Почему она говорит мне это дерьмо?

— Она… она меня не знает. Молли думает, что видит во мне что-то хорошее, но, поверь мне, все, на что я годен, это трахаться. Для меня все ее желания — это просто романтическая чушь.

Легкая улыбка тянется к ее губам, когда Лилли качает головой.

— Она любит тебя, а любовь Молли — нечто драгоценное. Поверь мне.

— Алекс для нее правильный парень, а я нет. Кроме того, я думал, что вы все в «команде Алекса». — Я раздражаюсь, когда мною пытается овладеть ревность.

Я мысленно отпустил Молли, но, черт возьми, мысль о том, что этот чертов доктор прикоснется к ней, меня сильно злит. Я сжимаю кулаки, когда мой характер бунтует. Черт возьми. Когда я стал таким нестабильным?

Лилли широко улыбается.

— Ревнуешь? — Приподнимаю бровь и сжимаю губы. — Я говорю тебе это, потому что хочу, чтобы моя лучшая подруга была счастлива. Ее версия счастья, а не то, что ты или я думаем. Да, она с Алексом, но была бы она с ним, если бы ты облажался несколько недель назад и не попал в группу?

— Я не хочу об этом говорить, — отрезаю я, пытаясь прекратить разговор. Я не могу справиться с этим дерьмом. Это насилует мою голову.

Лилли встает и ставит пустую кофейную кружку в раковину.

— Да, кстати, Алекс попросил ее переехать к нему, и она сказала «да». Я подумала, что тебе может быть интересно узнать. Она переезжает в понедельник. — С этими словами Лилли выходит из комнаты.

Хитрая сучка. Я провожу руками по волосам, беру бутылку водки, выпиваю еще и крепко сжимаю в руке. В моей голове мелькают образы Молли, и в груди возникает боль. Я потираю грудь, пытаясь облегчить это состояние. Молли мне не нужна, и уж точно я не люблю её. Я даже не знаю, что такое любовь.