Но Сандерс не знал моего отца так же хорошо и не умел слышать его молчание. Безумный маг принял спокойную готовность за растерянность и потрясение. Он не понимал! Повелитель Шоканги не может впасть в ступор. Бедняга увидел в этом «свой шанс», глаза Сандерса злорадно сверкнули.
— Умри, проклятый дух! — выдохнул он, сосредотачивая внимание на мне.
И в тот же миг тяжелый кинжал вошел в его череп ажио по самую рукоятку. Труп несчастного отшвырнуло к стенке — папа метнул кинжал с силой достаточной, чтобы завалить быка. Отсюда мораль: никогда не поворачивайся спиной к Лорду Шоканги. Впрочем, этому парню мораль уже без разницы.
Но что со мной? Какое решение он принял?
Отец потер пальцы, словно пытался понять, не испачкал ли их брошенный кинжал.
— Интересно, многим ли он успел наболтать эту чушь? — задумчиво пробормотал он. — Если услышишь от кого-то что-то подобное, немедленно дай мне знать. Наши с тобой подданные — люди темные и необразованные, но притом мнящие о себе не пойми что. Если подобная дурь пустит корни в их головах, придется действовать резко, и годовой доход провинции сильно сократится. Сейчас, когда в Шокангу начнут прибывать Серые, для этого не самое лучшее время.
Изящно сказано. Смысл в том, что отец прибьет любого, в ком хотя бы заподозрит нелояльность нашей семье, но понимает, что массовая резня приведет Серых в ужас. Он готов был принимать во внимание специфические взгляды своих новых подданных, это хорошо! Значит, Братство в Шоканге приживется.
Зароненное Сандерсом сомнение все еще шевелилось в моей голове, словно полураздавленное насекомое.
— Па, а ты точно знаешь, чем зомби отличается от человека?
— Зомби — просто кукла, марионетка на веревочках из Силы, которые безошибочно указывают на ее хозяина. Перепутать самотворящееся заклятие с живым существом может только полный идиот. Помни: мертвое не ест, не растет и не изменяется.
— А как же демоны?
— Они — Немертвые, имя нарицательное, пишется с большой буквы. Едят, но изменяться не могут, только деградировать. По определению. Ибо не обладают свободой воли, а при уничтожении воспроизводят себя с раз и навсегда заданной матрицы. Понял?
— Да.
Вернусь в Академию, потребую от магов полного курса демонологии.
Отец с удовлетворением оглядел дело рук своих.
— Итак, сын, о чем ты хотел со мной поговорить?
Я попытался собраться с мыслями (от трупа несло мочой и калом), но не успел: именно теперь, когда все проблемы были решены и закрыты, на место прибежали маги. Я беззвучно пошлепал губами. Ни одного приличного слова в их адрес у меня не было.
В дверях мастер Ребенген едва не споткнулся о покойника.
— А, вот он где. Уже готов. Досадно.
Отец поднял очи горе.
— А что еще, в твоей версии, я должен был с ним сделать?
Чародей отказался понимать намеки.
— Теперь мы не сможем узнать, зачем он это делал и кто ему помогал, — огорченно пропыхтел мастер Ребенген. — Какая бессмысленная, саморазрушительная злоба. Он ничего не смог бы получить взамен, ничего! Зачем ему нужна была вся эта возня? В чем смысл?
— Это просто. Дело в том, что он не аркониец, — отозвался отец. Он подошел к трупу и наподдал носком сапога выпавший из мертвой руки амулет. — Эту штуку сделали не в Арконате и не в Лосальти. Я видел такие во время войны, их выделывают на юге, основной компонент заклятия — сердце младенца. Живого младенца, сваренного в специальном отваре. Заживо. Хотите взять ее рукой?
Ребенген проворно спрятал руки за спину, а Гверрел немного побледнел.
— Правильно. Некротическая аура непереносима для практикующих из наших школ, особенно если они Целители. Он ведь себя за Целителя выдавал? Кроме того…
Он повернул голову мертвеца за торчащий из черепа кинжал, что-то сделал с лицом, и я вздрогнул — глаза покойника стали разного цвета. Не так, как у меня, второй глаз был вполне человеческим, но — другим.
— И еще вот эти шрамы под челюстью. — Отец указал на едва заметные белые линии. — У него чужое лицо. Он южанин.
— Южанин?..
— Шпион. Не из Серых, с другого, дальнего юга. После лосальтийской войны я отловил пару таких у себя, прежде чем они сумели внедриться во властные структуры. Орден что, за этим не следит?
— У нас проблемы, — тихо вздохнул Ребенген. — Снова. Большие.
— А у нас нет проблем, — похвалился Гверрел. — Система опознавания Братства ориентируется не на внешность, а на формулу крови. Такое подделать нельзя! А пробы заносятся в реестр сразу после рождения и сохраняются двадцать лет после смерти.
— Не слишком ли сложно? — поморщился Ребенген.
— У нас демоны, лавины, обвалы всякие. Да мало ли ситуаций, когда человека можно не узнать!
— М-да. У всего есть свои плюсы. Мы займемся этим, Бастиан. Немедленно. Не мог бы ты, — чародей вздохнул, — поделиться с орденом методами отыскания этих… шпионов?
На лице отца появилась самодовольная улыбка.
— Наверное, ради всеобщего блага мне придется это сделать. Из снисхождения к невинным жертвам.
Вы представляете себе льва, жертвующего косточку в пользу овец? Вот это как раз тот случай.
Тут что-то вдруг повернулось во мне, я увидел мнимого Сандерса совсем по-другому, и злость на него внезапно сменилась жалостью и уважением. Да, если бы ему удалось задуманное, Лорды и маги перегрызли бы друг друга насмерть. Да, он был враг и желал гибели Арконата, а вместе с королевством и миллионов ни в чем не повинных людей, но двигало им не безумие. Ради своей далекой и пока неизвестной родины он десятки лет жил чужой жизнью, чудовищно рискуя, в постоянном напряжении, плел невероятно сложные интриги, демонстрируя нечеловеческое терпение и хладнокровие. И двигал им его Долг, просто другой и понятый иначе. И когда его планы начали рассыпаться, как заклятие в руках Разрушителя, он не потерял самообладания, не бросился бежать. С отчаянной и самоубийственной решимостью он пытался выполнить свою миссию до конца. Безымянный ныне шпион вышел на бой с двумя Лордами зараз! И никто не сможет сказать, что он не знал, с кем имеет дело.
Я пообещал себе, что, если смогу что-то сделать для его страны, не вредя своей, я это сделаю. Может, у них проклятой земли много или они зажаты Пустошью со всех сторон, как Серые. Надо обязательно узнать. Люди должны жить в мире! Такие храбрость и ум не должны использоваться ради истребления себе подобных.
Пограничные унесли тело, маги забрали проклятый амулет. Мы вышли в коридор, позволяя слугам убрать из кабинета испорченный ковер и проветрить помещение. Можно было, конечно, извиниться и уйти, но разговор не был окончен, а я не знал, когда смогу увидеть отца в следующий раз.
Папа первым нарушил молчание:
— Подумай, в каком замке ты планируешь остановиться. Я бы хотел, чтобы ты выбрал Озерный, но пойму, если ты предпочтешь более… людное место.
— А до следующего года это не подождет?
— Я предлагаю тебе выбрать место, где ты будешь жить до следующего года. Ты ведь не планируешь всюду следовать за мной?
— Но я же не закончил образование!
— Забудь об этой дури! Тебе пора учиться править своими землями. Я не вечен, однажды ты станешь Лордом Шоканги.
Выходило так, что Академию я больше не увижу. Надо было срочно что-то предпринять. Я перестал гадать, знает он что-то или не знает, и взял быка за рога.
— Папа, я должен сказать тебе важную вещь. Я — Разрушитель.
Он посмотрел на меня с интересом.
— Это не шутка! Мастер Ребенген подтвердит. Я Ракша в обезьяну превратил! Честно.
Он пожевал губами.
— И что это меняет?
— Мне нужно узнать все о Разрушении и о том, почему был уничтожен Темный орден. А для этого мне нужна библиотека Академии.
— А по-моему, ты просто отлыниваешь от своего Долга.
— Я доказать могу!
— Не надо. Ну-ка давай-ка проговорим это еще раз.
Он крепко взял меня за локоть и увлек обратно в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.
Следующие два часа я пересказывал обстоятельства этих месяцев в таких подробностях, какие и сам от себя не ожидал.