Повинуясь неясному порыву, я поднял руки, приветствуя это скопище теней, видение минувшего. Именно этот момент преследователи выбрали, чтобы вломиться в храм.

«Ох!»

А ведь меня так хорошо видно…

Я жутко перепугался. Такие сильные эмоции были для меня нехарактерны, а потому я перепугался еще сильнее. Цвет пламени у моих ног изменился, я опустил глаза и обнаружил, что все пространство между светильниками занято причудливой формы пентаграммой. В пентаграммах я разбирался, как свинья в алгебре, но даже мне дано было понять, что она работает. Преследователи с воплями бежали ко мне через храм, размахивая оружием, а потом все мигнуло и изменилось. Вопли как отрезало. Я стоял уже в другом зале, освещенном холодным бело-голубым светом. Под ногами меркла пентаграмма. Я шарахнулся прочь от Знака.

«Ах, опять!»

Вор уже накалывался на волшебные свойства этих штучек, но впрок ему это не пошло. Я в ярости сорвал с себя гривну и зашвырнул к дальней стене.

«Чтоб ты сдох! Втравить меня в такое!..»

«Тсс…»

Я замер. Комната была проходной, из нее вело аж целых четыре дверных проема, я осторожно подкрался к тому, из которого доносились шаги, и только теперь осознал, в какой заднице оказался. По коридору, утомленно шаркая ногами, шествовала мумия. Нормальная такая, добротно истлевшая мумия в полагающемся ей по званию дырявом саване. Тирсинские убийцы вдруг показались мне простыми и милыми ребятами.

«Ну ты олень…»

«Ой, мамочки…»

ГЛАВА 11

Основное отличие реальности от игры в том, что в жизни шах и мат всегда имеют продолжение…

Основы безопасного волшебства

С каждым днем пространство версий, которыми Ребенген мог объяснить исчезновение Гэбриэла, сужалось, и перед чародеем вставал вопрос, сможет ли он сдержать данную повелителю Шоканги клятву. В поисках вдохновения Ребенген трепал нервы пленным еретикам.

Черепа хорошо помнили брата Ароника-Гисфира. Бросаясь в объятия церкви, бывший сектант утянул с собой всех членов ултенской ячейки общества, их жизненный путь оказался гораздо короче пути монаха и вел прямиком на костер. Был ли Ароник провокатором с самого начала или изменил свои идеалы уже позже, этого жрецы не знали. За верным сыном церкви следили и мысль удавить его держали в уме постоянно, но проделать это в Хемлене, под носом у Дракониса, не решались.

Теперь у Ребенгена было более-менее подробное описание обычных маршрутов Ароника. Принужденный к сотрудничеству Череп (ответственный в секте за шпионаж и слежку) смотрел волком, сведения цедил в час по чайной ложке, но переупрямить въедливого чародея не мог. Так Ребенгену стало известно, что покойный аббат и его помощник с завидной регулярностью посещали Дарсанию, а именно — Румикон и Полые Холмы. Маг бывал в этом забавном местечке и знал, что нравы там более подходят арконийской золотой молодежи, чем священнослужителю.

Информация стоила того, чтобы о ней поразмыслить.

Традиции арконийских провинций сильно отличались, в момент основания это было несущественно, но со временем дало странные и непредсказуемые плоды. Например, повелители Шоканги никогда не надеялись на благодарность потомков, а потому не делили свои владения с избранными слугами. Купить землю на щедрое вознаграждение от господина гвардеец Лорда мог, но рассчитывать, что к его сыну будут относиться иначе, чем к прочим фермерам, нет. Повелители Дарсании, напротив, любили раздавать не только земли, но и почести. Предполагалось, что новоявленные дворяне станут служивой прослойкой между простолюдинами и Лордом, возьмут на себя бремя повседневных государственных забот. Идея не сработала: дети преданных слуг слугами становиться не хотели, обязанностями своими тяготились, а вот беспокойства доставляли много. Ребенген отлично знал ситуацию в Дарсании, поскольку некоторое время сотрудничал с королевским политическим сыском. Не пристроенная к делу молодежь была головной болью короля и ордена магов, так как являлась питательной средой для политических заговоров — те, кто по замыслу должен был служить процветанию Арконата, готовы были разнести его в клочья ради призрачной выгоды и сомнительной славы.

Именно такой публикой и был наполнен Румикон, город шикарных вилл, пенящихся источников и знаменитых карнавалов. Несколько худшую репутацию имели Полые Холмы. Там в циклопических провалах древних зданий культивировались нравы, вывезенные из далекой Зефериды: азартные игры, шоу с сомнительными номерами, бои людей и животных, а также демонстрация запретного колдовства. Представить Браммиса развлекающимся игрой в рулетку Ребенген не мог. Вывод напрашивался сам собой: в Дарсании покойный аббат либо искал сообщников, либо тайно встречался с ними.

Ребенген решил ехать на место лично, воспользовавшись полномочиями ордена. У него было больше шансов выйти на след неизвестных, чем у Сандерса и Петрока: он знал обстановку в Румиконе и имел там кое-какие связи. Извещать Бастиана о своих идеях Ребенген не стал (не хватало еще спровоцировать войну между провинциями) и был неприятно удивлен, обнаружив, что приграничный городишко буквально кишит гвардейцами Лорда.

Скромное поселение, не избалованное принадлежностью к доходной хлебной торговле, не было готово вместить такое количество народа. Впрочем, когда и кого это останавливало? Единственную приличную гостиницу заняли под штаб, почтовую станцию превратили в склад амуниции, большие армейские фургоны грохотали по мощеным улочкам центра и пылили по небогатым предместьям. Местные жители, обеспокоенные судьбой своих выгонов и огородов, тревожно следили за прибытием военных. Городишко неудержимо тонул в пространстве полевого лагеря.

Площадь перед ратушей кишела людьми в мундирах. Маг вычленил в толпе знакомое лицо — офицера, примеченного еще в Банкло, — и немедленно потребовал:

— Докладывайте, капитан!

Гвардеец нахмурился, очевидно пытаясь постичь положение Ребенгена в служебной иерархии. Верх взяла привычка к послушанию: чародей вел себя уверенно, можно было предположить, что он лучше капитана знает пределы своих полномочий.

— Монах останавливался у вдовы Винзер! — отчитался офицер. — Комната была снята заранее, на долгий срок и держалась свободной на случай внезапных приездов. Приехал он ночью, на двух лошадях. Когда уехал — непонятно, лошадей нашли расседланными, паслись за околицей.

— Ехал ли он один, вдова сказать может?

— Никак нет.

— Телеги проверили?

— Так точно! В тот день наняли бричку, за хорошие деньги. Возница вернулся два дня назад, куда и кого возил, никому не рассказывал.

— Допросили?

— Никак невозможно! Помер.

— Я хочу видеть тело, а также осмотреть его телегу.

Вышагивая следом за капитаном к сарайчику на окраине города, Ребенген вертел в уме новые сведения. Возчика не было больше недели. Допустим, туда он гнал во весь опор, обратно добирался так-сяк, значит, цель поездки находилась в трех-четырех днях езды по дороге. Эту местность Ребенген знал плохо, поэтому, прежде чем приступить к осмотру трупа, он потребовал:

— Мне нужна карта приграничных территорий!

Капитан щелкнул каблуками и резво затрусил прочь. Ребенген вошел в сарайчик.

Возчика явно отравили. Об этом свидетельствовало то, как быстро (даже с учетом жары) разложилось тело, а также нетипичный характер гниения в области живота. Фактически внутренности несчастного превратились в желе и вытекли, окрасив лед, которым был обложен мертвец, в зеленовато-гнойный цвет. Маг понимал нежелание капитана задерживаться рядом с трупом. Когда и чем травили возчика, теперь было несущественно, но Ребенген с привитой годами добросовестностью снял с тела оттиск волшебных эманаций. Он чувствовал, что дело не обошлось без магии, но по таким остаткам мало что мог установить. Через пару дней улики были бы уничтожены начисто, вероятнее всего, бедняге полагалось умереть в пути и тихо исчезнуть.